Владимир Янсюкевич - Шёпот стрекоз (сборник)
Дедушку часто приглашали на раскопки во все уголки мира, в качестве эксперта, поскольку он был незаменимым специалистом по древним захоронениям. И когда он уезжал в экспедицию, что происходило довольно часто, я всё своё свободное время проводил в его кабинете, полном аромата таинственной старины.
И вот однажды, когда дедушка отправился в очередную научную командировку, я, копаясь, как обычно, в его шкафу, на одной из полок обнаружил небольшую чёрную шкатулку. Она лежала за стопкой газет, замаскированная обрывком старых обоев, жёлтым и ломким, как восковая обливка на сырной головке. Я попытался открыть шкатулку, но она оказалась запертой. Я пробовал нажимать на неё и так и сяк, крышка не поддавалась. Пошарив на той же полке, я нащупал за газетами маленький холщовый мешочек. Дрожащими от нетерпения руками, высыпал содержимое мешочка на пол и увидел среди десятка ключей разного калибра маленький ключик, сверкающий как бриллиант. Не переводя дыхания, я схватил его и вставил в едва заметную замочную скважину на шкатулке. Ключик повернулся без усилия, и крышка внезапно откинулась, порядочно напугав меня. На дне шкатулки лежала пожелтевшая от времени бумага. Она была сложена вчетверо и источала неведомый мне дурманящий запах.
Осторожно, стараясь не давать воли своему нетерпению, я положил бумагу на пол и развернул её. Это была некая «Охранная грамота», выданная дедушке в восемнадцатом году. Не удовлетворенный своим открытием, я снова заглянул в шкатулку. Больше в ней ничего не было. Однако боковым зрением я заметил нечто белёсо мелькнувшее внутри. А, присмотревшись, обнаружил небольшую шёлковую тесемку. Достаточно было слегка потянуть за неё, как чёрная бархатная пластинка, которую я поначалу принял за дно шкатулки, приподнялась, и моему взгляду открылось потайное пространство. Шкатулка оказалась с двойным дном.
И уже на настоящем её дне лежали забавные очки в металлической оправе. Правая половина очков была из синего стекла, левая – из красного. И каждое стёклышко закрывалось чёрной шторкой с малюсенькими блестящими петельками на верхней кромке очков. Всё ещё дрожащими руками я поднёс очки к лицу, зажмурился и надел их на переносицу, заправив гибкие дужки за уши. Коснувшись моего лица, очки странно щёлкнули, будто по лбу пробежал электрический разряд. Я открыл глаза. Ничего не изменилось. Было так же темно. С минуту я сидел, растерянно водя пальцами по полу. Потом сообразил, что надо приоткрыть шторки. Я открыл левую. Мгновенно весь дедушкин кабинет окрасился в красный цвет. И все находящиеся в нём предметы заметно задрожали, как дрожит горячий воздух над костром. Даже висящий над диваном портрет ожил: вождь в сером френче слегка высунулся из рамы и все с той же неподражаемой полуулыбкой погрозил мне пальцем. Я зажмурился, а когда снова открыл глаза, то увидел дедушку – он показался в неизвестно откуда взявшемся проёме. Вид его был довольно растрепанный: галстук съехал набок, распахнутый пиджак едва держался на плечах, волосы вздыбились, а глаза выражали ужас.
Не могу сказать, что со мной стряслось в тот момент. Помню только, что я сорвал с себя очки и бросился вон. И в течение двух дней старательно обходил дедушкин кабинет. Мне казалось, что отсутствовавший дедушка выйдет и надерёт мне уши, за то, что я позволил себе воспользоваться его тайным инструментом. Но на третий день меня неудержимо повлекло туда, откуда накануне я позорно бежал. Однако задерживаться там не стал – разложил всё по местам и, как ни в чём не бывало, вернулся в большую комнату и сел за уроки.
2
Дедушка вернулся ранее намеченного срока, как раз в то время, когда вождя в сером френче признали злым божеством и заменили его прежним, добрым, в галстуке в белый горошек. Ни с кем не поздоровавшись, он молча, прошёл в свой кабинет, заперся и не выходил целые сутки.
Мама пыталась достучаться до него, чтобы накормить, но папа сказал: «Не надо его беспокоить, захочет, сам выйдет». И мама, осуждающе поведя бровями, махнула рукой, мол, с сумасшедшим жить – сам скоро свихнёшься.
На исходе следующего дня дедушка позвал меня к себе и, усадив на диван, пытливо заглянул в мои испуганные глаза.
– Ну что, внук, хочешь ли ты мне что-нибудь сказать?
У меня загорелось в пятках.
– Как ты думаешь, где сейчас находится твоя душа? – спросил дедушка с едва заметной улыбкой.
– В пятках, – пролепетал я, не задумываясь.
Дедушка вопросительно вскинул голову, смешно вытаращил глаза, окрашенные в тот момент пронзительной кошачьей зеленью, и, растопырив короткие жилистые пальцы, удивлённо развел руками. При этом его клочковатая борода оттопырилась в разные стороны, будто весь подбородок был утыкан множеством металлических иголок.
– Почему ты так думаешь?
– У меня пятки загорелись, – также уныло пробубнил я.
– О! – воскликнул дедушка и крепко стиснул меня за плечи. – Ты сделал великое открытие!
– Я?!
– Именно! – расхохотался дедушка.
Отсмеявшись, он таинственно добавил:
– Если не считать, что до тебя его сделал я.
И снова захохотал, сладко, по-кошачьи жмуря глаза.
– Видишь ли, внук, – уже серьёзно проговорил дедушка, – на основании многочисленных опытов и наблюдений я пришел к выводу, что душа человека – это, попросту говоря, самое «тёпленькое местечко» в его несовершенном организме. Оставалось изобрести прибор, который мог бы с достаточной степенью точности выявлять это «местечко». Соображаешь?
Я ничего не соображал, потому что жгучий стыд, поселившийся во мне после той злополучной находки в шкафу, выворачивал меня наизнанку. И он выворачивал меня тем сильней, чем больше дедушка отвлекался от темы и не отчитывал меня впрямую за моё ненасытное любопытство, а пытался вывести на чистую воду окольными путями, чтобы я сам признался в своём непростительном поступке.
Но дедушка и не думал меня уличать. Его глаза заметно посинели, и он продолжал упоённо рассказывать о своих научных умозаключениях.
– И я изобрёл его! – провозгласил он торжественно.
– Кого? – спросил я растерянно.
– Не кого, а что! Пока это строжайшая тайна. Но тебе, как своему любимому внуку… Я ведь могу на тебя положиться? А? – дедушка заговорщицки зыркнул по сторонам.
Я утвердительно закивал. А дедушка приподнял газету, пирамидкой стоявшую на столе, и мне открылся причудливый механизм, очень похожий на миниатюрный фотоаппарат. По бокам механизма торчали усики-антенны, а сам он весь был увит крохотными разноцветными проводками.
— Термоглаз! Я назвал его «ОКО», что значит – Очки Корпускулярного Обзора. Это название рабочее и ни к чему пока не обязывает. Понимаешь ли, чудо моё, теперь я могу определить у каждого встречного поперечного, где находится его душа. Заметь, при этом специально не исследуя свойств его натуры с помощью наблюдений и даже не разговаривая с ним!
– Зачем? – задал я глупый вопрос.
– А затем, чтобы знать – кто перед тобой, что за человек, чего он стоит, что от него можно ожидать.
– Как же это можно узнать? – задал я второй глупый вопрос.
– Элементарно. Видишь ли, по моей теории сущность человека, определяется тем – в какой части тела регулярно пребывает его душа. Конечно, в разных ситуациях она может менять своё местоположение. А в исключительных случаях даже выходить за пределы тела. И это значит, что данный субъект весьма непредсказуем, и относиться к нему надо… соответственно.
– То есть – не доверять?
Дедушка уставился на меня с нескрываемым любопытством.
— Ты чрезвычайно догадлив. Допустим, у тебя душа постоянно находится в пятках…
– Не всегда, – перебил я его неуверенно.
— Я сказал – «допустим». Стало быть, ты всё время живешь в страхе. А страх делает человека уязвимым, а значит, податливым. То есть им можно вертеть, как угодно.
– Зачем вертеть? – задал я третий глупый вопрос.
Дедушка смущенно откашлялся.
– Ну… Видишь ли, люди бывают всякие: и хорошие, и плохие. А с помощью моего прибора я смогу сразу выяснить, кто передо мной – друг или враг. И если – враг, я буду знать об этом заранее, и он не успеет причинить мне никакого вреда. Уразумел? Мои наблюдения привели меня к мысли, что ежели душа человека стабильно… Надеюсь, ты знаешь, что означает это слово?
— Что?
— Стабильно, значит – устойчиво, постоянно. Запомни. Так вот, ежели чья-то душа постоянно находится, например, в области печени, то такой человек неминуемо должен стремиться к власти. Если же чья-то душа всегда пребывает в области живота – перед тобой человек, склонный к насилию и, как правило, кровавому насилию. Короче, это насильник, убийца, душегуб.
