Иван Алексеев - Повести Ильи Ильича. Часть первая
Надя пришла поздно вечером, когда Иван Антонович уже перестал ее ждать.
С ней пришла страсть, которая захватила его с новой силой. Он забыл свои переживания, обрадовано обнял ее и попытался поцеловать. Надя засмеялась и отстранилась:
– Ты же больной!
Потом она серьезно сморщила лицо и стала его успокаивать, говоря, что он не смог ее взять из-за болезни и что в следующий раз у него все получится.
– Надя, давай поженимся, – неожиданно для себя сказал Иван Антонович.
– Ты хорошо подумал? – спросила она, совсем не удивившись предложению. – А что скажет твоя мама? Я ей, наверное, не понравлюсь.
– Мама ничего не скажет. Хочешь, поедем к ней со мной после смены? – предложил Иван Антонович и вдруг испугался, что она согласится.
Надя не ответила и приласкалась к нему. Они обнялись. Руки Ивана Антоновича потихоньку залезли к ней под футболку, поднялись по животу и начали щупать груди. Она покраснела и стала говорить, чтобы он остановился, что к ним могут зайти, и что у них еще будет время. Иван Антонович остановился, хотя знал, что врач не придет до отбоя. Надя оправилась и, поцеловав его на прощание, ушла.
Оставшись один, Иван Антонович задумчиво походил взад и вперед по комнате, потом сел на кровать. Он понял, что не хочет, чтобы она согласилась на его глупое предложение, и боялся, что она согласится.
На следующий день он уговорил врача выпустить его из изолятора. Жадно вдыхая привычно жаркий воздух с пряными влажными запахами, окунувшись в многоголосый гам вокруг, Иван Антонович почувствовал, как одичал от одиночества, точно прошло не два дня, а полжизни. Душа после болезни успокоилась, будто обновилась. Хотелось жить и радоваться жизни.
До окончания смены оставалось три дня. Юра рассказал, что в последнюю ночь будет прощальный костер и самодеятельность. Праздник устроят на холме над лагерем. От их домика напрямую до места можно было добраться за пятнадцать минут, поднявшись на сто метров по довольно отвесному склону. Активисты уже лазили туда собирать дрова и любоваться с высоты панорамой моря. Увлеченность многих парней и девчат предстоящим мероприятием казалось Ивану Антоновичу ребячеством. Он решил туда не ходить, – судя по размаху приготовлений, событие займет полночи, если не больше, а перед дорогой лучше выспаться. Надя тоже сказала, что не пойдет.
Ему опять было интересно вдвоем с Надей, он проводил с ней все свободное время: Они дружно наслаждались оставшимися днями отдыха, – вместе ходили на пляж и в столовую, гуляли по лагерю, разговаривали, обнимались и до боли в губах целовались в укромных местах, вызывая и поддерживая друг в друге постоянное, но умеренное сладострастие. Уровень вожделения не зашкаливал, потому что следующую попытку обладать девушкой Иван Антонович отложил до осени. Он выспросил у Нади про порядки общежития на проспекте Вернадского, где она жила, про ее соседку, и понял, что там у них будет много возможностей уединиться.
Улетали они разными рейсами, и чтобы не ждать в аэропорту, записались на разные по времени автобусы. Ивану Антоновичу предстояла проводить Надю, которая улетала первой.
Последний вечер в лагере они провели особенно трогательно, на опустевшем к ночи пляже, в тени грозно нависающих прибрежных скал, в романтической обстановке ленивого моря с лунной дорожкой и ярких южных звезд над головой. Они прощались до осени, договорившись встретиться сразу после начала учебного года. Иван Антонович молча попросил Надю не пользоваться услугами своего московского приятеля и не звонить другу детства, и так же без слов она ему это пообещала.
Лагерь перед отбоем встретил их непривычной тишиной и темными окнами домиков, – почти все его обитатели были на прощальном костре.
Проводив девушку, Иван Антонович лежал, не раздеваясь, в пустой комнате, привыкая к расставанию с райским местом у моря. Задумавшись, он не сразу заметил Надю, проскользнувшую к нему в комнату через открытую дверь на веранду, и вскочил на ноги, когда она была уже около его кровати.
– Не спишь? – спросила Надя, знакомо посмеиваясь.
Она подкрасила брови и ресницы, как на танцах, когда они познакомились, и одела белое длинное платье с короткими рукавами и расширяющимися ниже пояса воланами. Иван Антонович, видевший ее до этого только в джинсах и шортах, чуть замешкался с ответом:
– Не сплю. А куда ты нарядилась?
– Просто так.
– Пойдем смотреть костер?
– Как хочешь.
Она отбежала в центр комнаты и повернулась. Воланы на ее платье заволновались, надувшийся подол приподнялся, оголив ноги. Подскочивший Иван Антонович поцеловал подставленные ему жесткие губы, пытаясь поймать маленький шаловливый язычок, сворачивающийся трубочкой. Он прижал ее к себе, поддерживая за спину. Она поддалась, запрокидывая голову и обмякая в его руках.
Он поднял девушку на руки и положил на кровать. Пальцы, расстегнувшие пуговки на платье, нащупали груди и, поглаживая, высвободили их из платья. В попадавшем в комнату рассеянном свете от уличных фонарей он видел переход на ее груди от области загара к белой коже около сосков. Ближе к соскам кожа была особенно нежной, солоноватой на вкус и пахла морем.
Надя закинула руки за голову и прикрыла глаза. Иван Антонович, путаясь в воланах и комкая платье, спустил с нее тонкие белые трусы. Растерзанное платье, налившиеся груди, вид голого живота, волосы на вожделенном междуножье, – все это вызвало в нем радостное предвкушение скорой победы. Боясь опоздать, как случилось с ним перед болезнью, он начал толкаться между ее ног, в спешке не чувствуя и не сознавая, куда ему надо. Попасть в нее никак не получалось, несмотря на обманчиво податливый мягкий живот и, насколько это ей позволяли не полностью снятые трусы, раздвинутые ноги. Не умея помочь себе руками, он делал попытку за попыткой, все короче, нетерпеливей и требовательней. С каждой новой неудачей внутри него нарастала паника. Предчувствуя скорый конец, он замер, услышав тревожно бьющееся в унисон Надино сердце, и через мгновение в отчаянье вскочил с нее, натягивая трусы и растирая выплеснувшуюся жидкость. Зачем-то он кинулся к веранде, потом вернулся к Наде, которая стала его укорять.
– Что ты наделал, – повторяла она, как автомат. – Что ты наделал!
– Я тебе никак не мешала. Я бы тебе помогла, если умела. В чем я виновата?
Сидевшая на кровати в расстёгнутом и помятом платье, она казалась опозоренной девочкой, которой надо было обязательно помочь. Иван Антонович подсел к ней, попытавшись обнять и успокоить, но натолкнулся на невидимый барьер.
– Ты не понимаешь, что со мной сделал. Я тебя ненавижу. Я пойду теперь и отдамся первому встречному мужчине.
Надя говорила холодно. Иван Антонович не верил, что она может так с ним поступить. Он попросил ее успокоиться, остаться у него и обещал все поправить. Говоря, он сам не верил своим словам, находясь в странном состоянии отрешенности, – как будто неудача произошли не с ним, а с другим человеком, за которым он наблюдал.
Впрочем, ему показалось, что Надя к нему прислушалась. Она перестала повторять свои заклинания и начала одеваться.
Потом она ушла. Иван Антонович трусливо подумал, что так для них будет лучше, и что утро вечера мудреней.
Не дождавшись соседей, загулявших на празднике, он заснул и всю ночь проплавал среди скользких ленивых медуз.
Утром он встал одним из первых и, быстро умывшись, принялся дежурить у дверей Надиной комнаты, тревожась от предстоящих ему объяснений.
Нади все не было, хотя раньше она всегда выходила первой. Устав ждать, он подошел к заспанной Ларисе, выходившей всегда последней.
– Разве она не с тобой? – вопросом на вопрос ответила ему удивившаяся девушка.
Ничего не понимая, Иван Антонович пошел кружить знакомыми дорожками и около столовой встретил Надю.
– А, это ты, – она никак не отреагировала на его радость.
– Где ты была? – спросил Иван Антонович. – Я всюду тебя искал. Скоро твой автобус.
– Я иду собираться. Только знаешь что, – она остановилась и посмотрела на него, как чужая. – Ты не ходи за мной, пожалуйста. Меня проводят. Ты в этом сам виноват.
Иван Антонович не понял и пошел за ней.
– Наверное, ты не отстанешь, если не рассказать, – сказала Надя. – В общем, вчера ты меня завел, и в результате я спала с другим мужчиной.
– Если бы Гоша не искал Ларису и не зашел к нам, может, ничего бы и не было, – продолжала она. – Но он зашел, и я пошла с ним. Для таких случаев они с другом используют веранду. Она закрыта с улицы диким виноградником. И на ней – надувной матрас с одеялом. Все продумано и удобно.
Они подошли к своему домику, и Надя еще раз попросила ее не провожать:
– Сейчас Гоша подойдет помогать нести чемодан. Пусть отрабатывает.
Огорошенный Иван Антонович отошел от домика и стал ждать. Появился Гоша, Надя вручила ему чемодан, и пошла рядом с ним. Иван Антонович провожал их в отдалении, прячась в тени деревьев и наблюдая, как Гоша что-то ей рассказывает, размахивая свободной рукой, а она смеется.
