Никки Каллен - Рассказы о Розе. Side A
– Ну, не хватит одежды, закажешь по каталогам. И библиотека у нас хорошая. Диски и пластинки там тоже есть, если чего будет не хватать – напоешь – мы тебе с Йориком что хочешь сыграем.
С Грином сразу стало так легко, захотелось пережить вместе приключение, странствие; они сели в машину – роскошный черный тяжелый джип, передвижную крепость; внутри было тепло, играло негромко радио, пахло шоколадом и бананами; и вправду – на пассажирском сиденье валялась банановая кожура и куча оберток от шоколадок «Твикс»; «извини» покраснел Грин, краснел он стремительно, как все светловолосые – будто сухие листья вспыхивали; все сгреб вниз, под ноги; сумку Тео закинул на заднее сиденье, к книге «История зеркала»; «кто-то забыл» «Дилан Томас, наверное, он обожает такие книжки; исторические, монографии, научпоп всякий» «это твоя машина?» «нет, общая; мы на ней в Шинейд ездим; тут в дождь такие дороги, что только на танке пробираться; что тебе из музыки включить?» «не знаю, что-нибудь спокойное, но не усыпляющее» «Саймон и Гарфанкел, Донован, Keane?» – они ехали сквозь дождь и вечер; Тео пытался смотреть на дорогу, но из-за дождя все расплывалось – лес, небо, горы – будто краска текла по холсту; и в итоге кто-то распсиховался и просто все стал замазывать одним цветом.
– Волнуешься?
– Очень.
– Не стоит. У нас все хорошие. Кроме Ричи – он задница. Да нет, он тоже хороший, когда спит зубами к стенке. Куришь?
– Да.
– Хорошо, я тоже, – Грин опустил стекло, и они закурили, «Голуаз» и «Лаки страйк», дым уходил в темноту, на лицо иногда попадали капли; шум дождя был такой, что казалось, там ураган уносит домик Элли; или водопад или плотина рядом.
– Ричи – это кто?
– Ричи Визано; ему восемнадцать, как и мне, он медик, он закончил мед экстерном, до этого – тоже экстерном – специальную школу с медицинским уклоном; его родители врачи, ученые, профессора, хирурги оба; так что он знает все, что нужно делать с человеческим телом. Очень надменный. Очень богатый. Очень красивый. Светлые волосы, голубые глаза, в которых прямо лед похрустывает. Он собирается возродить Инквизицию. Ты его сразу испугаешься, он вполне светский себе парень, но ты ему не понравишься, он обязательно начнет проверять, допрашивать, клеить ярлыки, говорить, что тебе здесь не место, что ты недостаточно веришь в Бога, в Церковь, будет ловить на всем, на всех фрейдистских оговорках, будет казаться, что ты в фильме «Знакомство с родителями». Но ты не расстраивайся, держись, мы все тебя защитим. Потом Ричи привыкнет к тебе и первый полезет защищать и укрывать, если ты убьешь кого-нибудь. Шучу. На самом деле, у него отличное чувство юмора, и еще он обожает рэп и оперу; это нечто.
– Жуть.
– Да ладно. Еще есть два брата – они близнецы – Роб и Дилан Томасы; они как солнце и луна. Роб яркий, как рынок летом, такой же шумный, красивый, все время лазит по горам, купается в море, скачет на лошадях, дерется на мечах со своим другом детства – Женей Даркиным. А Дилан – будто кентервильское привидение, прозрачный, хрупкий, все время сидит с книжками; он дружит с Ричи и Дэмьеном – о, кстати, ты будешь не самым маленьким у нас, Дэмьен Оуэн младше тебя на год; он классный – вундеркинд, он в десять лет закончил школу, пришел к нам со второго курса университета; Ричи его наставник; но им совершенно не о чем говорить – Ричи медик и сумасшедший богослов, а Дэмьен – философ, филолог, историк, искусствовед; он очень хороший, он тебе понравится, он всем нравится, не специально, а потому что он ангел, по-моему. Очень хорошенький, такой сладкий, как клубничное варенье, но из-за мозгов его уважаешь невероятно.
– А я его знаю… то есть не его лично, а я его книгу – у него шикарная книга по искусству есть – про образ Христа в кино и в современной литературе… она одна из лучших книг про кино, что я читал. Роскошная, постмодернистская, витиеватая. Он и вправду гений.
– Ого, а я вот не знал… Так, про Дилана не дорассказал. Дилан – изгоняющий дьявола и следователь; он никогда не читает художественной литературы, ему скучно; он изобретатель, все время взрывает что-то; слушает старые джаз, свинг, диксиленд, все довоенное; ничего, что было создано после Второй Мировой. Он довольно замкнутый; его надо завоевывать, как принцессу.
– О, в принцессах я знаю толк…
– Что, была знакомая? – Грин улыбнулся, подмигнул Тео. – Так. Женя Даркин. Маленький, кареглазый мальчик, волосы цвета меда и орехов, все время поет, но к группе присоединяться не желает. Говорит, что его голос годится только для фильмов ужасов – маньяк приближается к нему в душе с ножом, и тут Женя поет, маньяк в ужасе убегает из душевой, зритель в ужасе убегает из кинозала… Он чудесный, золотко такое. Из южан, его отец – специалист по антикварному оружию и доспехам, так что у него дома всегда было полно мечей; и Женя умеет ими махать просто виртуозно. Так что если захочешь движения – то это к Робу и Жене – они отвечают за конюшню, пинг-понговый и бильярдные столы и огнестрельное оружие в огромных количествах. Они наши рыцари Розы – сейчас же военные ордена возрождают, если ты в курсе. Так, кто еще… Изерли Флери. Редкого интеллекта, простоты и серьезности человек. Красивый и ужасно несчастный.
– Почему? У него кто-то умер?
– Он сам умер. Почти. У него кошмарные мама и папа – они ортодоксальные католики, из какой-то чуть ли не секты, но сделали его почему-то задолго до свадьбы, и когда венчались, Изерли пихнул маму ногой, впервые, она потеряла сознание от неожиданности, и так раскрылось, что она беременна под венцом. Ужасный позор, решили они, и искупить его подумали, отдав ребенка в монастырь. Средневековье такое бытовое. Он рос лет до одиннадцати в атмосфере вины, хотя ни в чем не виноват, его все время заставляли читать Розарий, школа и дом, а дома держали в строгости. Он сбегал из дома несколько раз, его здорово наказывали – у него на спине одни шрамы. Не понимаю, как ребенок мог это выдержать. Он пытался даже пару раз покончить с собой; последний раз его из больницы забрал Габриэль ван Хельсинг, – Грин помрачнел, сдвинул брови, рассказывая об Изерли; сердце Тео наполнилось жалостью, как бокал вином – до краев – к еще незнакомому мальчику. – Изерли отвечает у нас за все хозяйство, он повар и кастелян в одном лице. Он здорово готовит, я так даже в хороших ресторанах не ел. Мы наверняка будем вспоминать Братство Розы как лучшее время жизни еще из-за стряпни Изерли. И вообще, он классный. Я бы убил его родителей, не задумываясь. Изерли до сих пор вздрагивает, если кто-то входит в комнату, и спит со светом. С Ричи они, конечно, не в ладах, Ричи не понимает, зачем он у нас в Братстве, я даже слышал, как они спорили об этом с ван Хельсингом, и ван Хельсинг влепил пощечину Ричи, как в кино, – Грин засмеялся.
– А ван Хельсинг? Кто он?
– Подожди, ты еще про нас с Йориком не послушал. Мы что, тебе неинтересны? – Грин взял еще сигарету, улыбнулся лукаво, как девочка, которая хочет что-то получить шантажом – платье, мороженое. – Мы отвечаем за сад, но мы садовники никудышные, загубили даже крапиву, так что я рад, что ты приехал.
– Я только в розах что-то понимаю, – Тео подивился, откуда Грин знает – Седрик писал письма, которые читались вслух?
– Сойдет… Йорик откуда-то с севера, с Норвегии; его мама умерла от родов, и у него был отец, но он ему не родной; он был какой-то странный, отверженный, националист, он тоже бил Йорика; и его тоже нашел и забрал ван Хельсинг, это все, что я знаю; он тебе понравится; он сумасшедший, веселый, смелый; он пишет классные стихи, очень образован – математик и астроном; здорово танцует; он как огонь; у него невероятный дар слова – люди за ним идут на край света; влюбляются с первого взгляда; ну, и я… Я из самой обычной семьи – моя мама – учительница, папа – механик. У меня есть старшая сестра, она уже замужем, знает кучу языков, все какие-то редкие – сербский, чешский, хорватский; работает в посольстве. А я гитарист. Вполне себе приличный. Мы все психи, когда дело доходит до Бога. Но я… Я точно знаю, что Он есть.
– Тоже дар, – Тео улыбнулся, но понял, что Грин не так прост, как кажется; он как нарисованная дверь, за которой еще дверь. И задал самый простой вопрос. – Почему именно ты встретил меня?
– Я могу найти любого человека, в толпе, в незнакомом месте. Я никогда никого не теряю, – Грин помедлил, и Тео понял, что сейчас узнает большой секрет; зимний, из-подо льда. – Я знаю, кто и где. Я просто вижу всех людей. Понимаешь? Я могу выйти сейчас из машины и найти заблудившегося в этом лесу, сквозь ночь и дождь, тропинки будут светиться для меня. И могу сказать этому человеку, чтобы он не боялся, я скоро приду. Могу сказать – спрячься вон туда, там дупло, ты поместишься, потому что рядом идет маньяк, а там он тебя не найдет… Раньше я просыпался и видел весь свой день, и мне становилось скучно, и я даже перестал из постели вылезать, мне не хотелось так жить; и тогда меня нашел ван Хельсинг и научил меня пользоваться своим даром предвидения только тогда, когда нужно; но в казино и на фондовой бирже даже он не разрешает мне играть.
