Юлия Зеленина - Татьянин день
– И я тоже, – выдохнула Дунаева.
– Тоже хотела директором завода стать? – сдерживая смех, произнесла Борковская, представляя скромницу-Дуню в роли доблестного руководителя большого предприятия.
– Нет… Я тоже зря прожила жизнь, девочки!
– Зря? Почему? – удивилась Баля.
Дуня улыбнулась как-то безысходно и тихо произнесла:
– Ну, вот певица – она живет не зря. Она поет, радует кого-то.
– Ты что, Дуня, певицей хотела стать? – продолжала подтрунивать Борковская.
– Нет. Это я так, к примеру.
Дуня сникла. Как мне показалось, ее обижали насмешливые реплики подруги. Я тоже подумала, что Дунаева могла стать хорошим инженером, что-нибудь проектировать – детсады, школы, больницы. Да и не водился за ней такой «грешок», как пристрастие к пению. По крайней мере, в годы юности она не проявляла себя, как творческая личность. Стенгазеты пачкать – это было дело ее тогда еще здоровых рук, а микрофоны на праздник держали другие дети.
– Представляешь, если бы все были певцами и певицами? Дурдом бы был, – пыталась реабилитироваться Борковская, заметив, что та совсем сникла.
– Дуня, ты зря это. Кто поет, кто танцует, кто-то еду вкусную готовит, – в диалог подруг вступила Карасева.
– Да, а кто-то стирает…
– И кто-то стирает, абсолютно верно, Дуня! Ты стираешь, а певица для тебя поет!
– Вы взаимодействуете! – подбодрила несостоявшуюся певицу Борковская, она сияла, искренне радуясь своему умозаключению.
Я усмехнулась, наблюдая за Борковской. Без своих украшений она выглядела совсем по-другому: какая-то настоящая что ли! Это как разница между елками: покупной пластмассовой, но украшенной дорогими блестящими игрушками и растущей в лесу среди белых снежных сугробов, радующей глаз просто так. Фальшивое против натурального.
– Я ведь даже моря ни разу не видела, – продолжала себя жалеть Дунаева.
– А… та же вода, только соленая, – отмахнулась Борковская, подмигнув подруге.
– Я тебя понимаю, Дуня. Мне тоже обидно, что ничего не удалось сделать, – настал момент истины и для Бали.
– Например? – спросила Карасева.
– Ну… создать что-нибудь… изобрести… Или книгу, например, написать.
– Про что? – заинтересовалась Борковская, подперев свое личико рукой, она демонстративно ждала разъяснения, образ писательницы Баль воспринимался ею, как карикатура.
– Так про что ты бы написала книгу, Балечка? – спросил кто-то из Тань еле слышно.
– Про четырех дур, которые собрались вместе, чтобы умереть. А что? Хороший сюжетик.
Татьяны рассмеялись. Мне стало нехорошо от этого веселья, что-то было в этом зловещее. Может от ощущения собственной никчемности? Или от бессмысленной жизнедеятельности человека? Ведь каждая из них признавалась в том, что жизнь пуста и несовершенна. И изменить ничего уже нельзя! Даже, если бы они остались живы и ушли из этого злосчастного кафе…
Глава 18
Сны
Я снова взглянула на столик, за которым восседала СОТА. Женщины, не произнося ни слова, смотрели на меня. Их лица были спокойны, не выражали никаких эмоций. Безжизненное молчание снова нарушила Борковская:
– Мне всегда было интересно, что люди испытывают в последние секунды жизни… Мне казалось, что если человека должно не стать, то его день должен пройти как-то по-особенному…
– И что? У тебя как-то по-особенному день прошел? – усмехнулась Баля, глядя на ребячество подруги.
– Нет. Обыкновенно. Разве что с вами встретилась.
– Разве это обыкновенно? – возмутилась Дунаева. – Мы столько лет не виделись.
– Да, ты права, Дуня. Необычно. И массажист со мной как-то странно сегодня разговаривал, – спохватилась Борковская, прокручивая в памяти прошедший день. – Я когда уходила, он меня крепко за руки держал и так смотрел в глаза…
– А ты с ним спала уже? – Баля старалась завуалировать сарказм по поводу сексуальной раскрепощённой подруги.
– Нет.
– Так вот, он и ждет своего счастливого часа!
– Нет, Баля, это что-то другое… будто отпускать не хотел. Хотя… наверное я уже додумываю. А вчера сон видела… такой странный: будто я стою посреди церкви в шикарном свадебном платье, вокруг ни души, только иконы смотрят на меня молчаливо… и слышно потрескивание свечей…
– Сон о том, что не сбылось, Танька! Надо было тебе вовремя замуж выскочить.
– Говорят это плохо, когда себя видишь во сне в свадебном платье, – со знанием дела добавила Дуня. – Это к болезни. Страшно было?
– В смысле?
– Ну, во сне, когда ты в церкви стояла, страшно было?
– Нет. Спокойно было. И красиво.
Я снова улыбалась, глядя на Борковскую. Распутнице снится сон о том, что она невеста в церкви! «Невеста Господа, судя по всему, раз уж жениха рядом не оказалось», – отшутилась я мысленно. Татьяны повернули ко мне головы, и я отвела глаза, покраснев, как помидор, и почувствовав себя виноватой. Наверное, подобный юмор не уместен в сложившейся ситуации, но ведь я должна как-то реагировать на все, что произносится в моем присутствии.
– А я вчера во сне видела ангела… старый такой с бородой, – произнесла Карасева, продолжая тему сновидений.
– С бородой? Так может, это Дед Мороз был? – весело прозвенела Борковская, не сдерживая громкого смеха.
– Нет. У него были крылья. И одежда белая.
– Ну вот, крылатый Дед Мороз в ночной рубашке.
– Прилетел к тебе специально из Лапландии, – внесла свою лепту юмора Баля.
Карасик с обидой смотрела на хохочущих подруг, которые жадно смаковали подробности ее сна и в своих фантазиях рисовали портрет крылатого Дедушки Мороза, по совместительству подрабатывающего ангелом.
– С вами нельзя говорить о серьезном!
– Можно, Карасик, если только без бороды! – давясь смешками, сказала Баля.
– Чего?
– Если бы ангел прилетел без бороды – можно было бы и серьезно поговорить.
Я пыталась вспомнить, что снилось мне накануне. Какой-то бред без четкого сюжета, как обычно. Набор дурацких картинок – калейдоскоп бессвязных сюжетиков… Что-то про детство… И вращающаяся каруселька… та самая – скрипучая! Но вот только в своем сне я кружилась на ней одна. Совершенно одна. Под ярким солнцем… радостная… растопырив руки в стороны. А потом я долго стучалась в огромную деревянную дверь. Настойчиво. Было тихо. И рука болела, потому что я устала барабанить. А потом… что-то еще… леденцы… ярмарка… ерунда!
– Я шучу, Карасик, не обижайся, – Баля выдернула меня из воспоминаний о моем предыдущем сне. – Просто я завидую, потому что мне сны не снятся! – подавленным голосом добавила она.
Борковская вяло покачала головой, после чего тихо произнесла:
– Так не бывает. Всем снятся сны. Ты, наверное, просто их не помнишь.
– Может, и не помню. Выходит, ни одного сна в своей жизни я не помню.
Я попыталась представить: как это не видеть сновидений? Каждую ночь проваливаться в черную бездну, а утром возвращаться, как ни в чем не бывало. Если ни разу не видеть сон, тогда переживать особо не о чем – ведь потери нет! Я вспоминала студенческие годы, в которых снам было посвящено много лекций. Наша преподавательница утверждала, что абсолютно все видят сны, даже слепые от рождения люди, незрячие воспринимают звуковые и осязательные ощущения. Человек лишается возможности встречи со сновидениями временно – после стресса, когда нервные клетки получают встряску. А вот лентяи и любители поспать купаются в веренице ярких и красочных картинок – вспомнила я, глядя на Борковскую, будучи уверенной, что этой даме удается проститься с явью абсолютно спокойно и беспрепятственно.
Если быть честной, я бы рада не видеть снов. Мои ночи длинны и беспокойны, видения отрывисты, коротки и бессвязны. Мои сны – жестокое и загадочное отображение действительности, в них я часто блуждаю то по пустынному городу, то по густому зловещему лесу, стараясь найти выход. Повторяющиеся ночные скитания в лабиринте сознания, в которых я страдаю, мучаюсь, отчаиваюсь… В свое время я прочитала огромное количество литературы о том, как регулировать сны, управлять ими, но на практике я проваливалась раз за разом и, устав бороться, оставила бредовую идею заключить перемирие с сонным царством.
Дуня была так тронута проблемой обделенной сновидениями одноклассницы, что смахнув слезу, покатившуюся по щеке, схватила Балю за руку и окрепшим голосом диктора новостей деловито заметила:
– Ну, и, слава богу, что не видишь сны! А то наснится всякой дребени, и не знаешь, потом куда бежать! Я вот когда-то в юности где-то прочитала: если тебе снится, что полощешь белье, то это к слухам о смерти. Не знаю почему, но так боялась увидеть во сне полоскание белья! Всю жизнь боялась. И ведь о смерти слышала! Каждый день ведь убивают!.. А все равно боялась.
– Это фобия, – Борковская в очередной раз удивила присутствием в своем лексиконе замысловатых словечек. – Кто-то боится замкнутых пространств, а кто-то полощущегося белья… У каждого свои страхи.
