Юлия Монакова - Вьетнамская жар-птица

Горло Веры сжало мучительным спазмом. Нельзя плакать, нельзя!.. Только не перед бабушкой!

– Да, бабуль, – выговорила она ровно.

Римма Витальевна попыталась улыбнуться.

– Заниматься… Не забывай заниматься каждый день. Не зарывай свой талант в землю. Развивай его!

– Обещаю, – заверила Вера. – Всё будет хорошо, ба. Ты не волнуйся за меня. Я не подведу…

Ольга и Дина тоже выглядели взволнованными, но их волнение было иного рода. Мысленно они уже приземлились в благословенной стране, и на лицах их не было страха, только предвкушение.

…Тишину разорвал звонок телефона. Римма Витальевна вздрогнула, как от звука пожарной сирены. Господи, кто там ещё названивает… Может, хватит ума её сейчас не тревожить. Не до этого…

Однако телефон продолжал надрываться. Он звонил и звонил. Старая женщина с трудом доковыляла до прихожей и сняла трубку.

– Алло.

– Здравствуйте… Скажите, а Вера Менделеева здесь живёт? – выпалил взволнованный голос на том конце провода.

Это опять был он. Тот несносный мальчишка. Как же он надоел ей за все эти годы… Бог знает, каких трудов ей стоило скрывать его звонки от Верочки почти девять лет. Этот парень то пропадал на долгие месяцы, то вдруг снова возникал как из ниоткуда и требовал к телефону Веру. Римма Витальевна устала повторять, что в квартире такие не проживают. Он, кажется, не верил – не хотел верить… Бабушка не желала тревожить девочку, понапрасну бередить её старые раны, и специально упорно обманывала Ромку – а это, конечно же, названивал именно он. Римма Витальевна хотела, чтобы внучка забыла своё прошлое как страшный сон. Но этот бессовестный мальчишка продолжал настойчиво звонить и спрашивать Веру.

В этот раз у неё не было ни сил, ни причины больше врать.

– С сегодняшнего дня Вера здесь больше не живёт, – выговорила она бесцветным тоном. – Она навсегда уехала в США. Прекратите звонить сюда, молодой человек. Вы мне смертельно надоели…

Ромка до синевы в пальцах стиснул трубку, захлебнувшись воздухом от обрушившейся на него новости. Так значит он все эти годы набирал правильный номер, а чёртова старуха его бессовестно обманывала! Старая ведьма, гнусная тварь, будь она проклята…

– Послушайте, – вскричал он умоляющим тоном, – но, может быть, я могу с ней как-то связаться… написать письмо или…

– Её нового адреса я вам не дам, – отрубила бабушка, – даже не заикайтесь. Ни к чему это. У девочки начинается совсем другая жизнь.

– Пожалуйста… пожалуйста… ну пожалуйста! – задыхаясь, воскликнул он.

Но в трубке уже пиликали безжалостные короткие гудки.

Часть 2

«Хэллоу, Америка!С другого берегаТы раем кажешьсяИ выглядишь о’кей!»

Портленд, штат Орегон, США

1997 год

До переезда Вере казалось, что Америка – это отдельная планета, с совершенно другими, принципиально отличными от русских людьми и образом жизни. Однако всё оказалось не так страшно. Да, жить стало не в пример комфортнее и приятнее, чем в постсоветской России, ну и в первые месяцы пришлось поднапрячься, чтобы преодолеть языковой барьер. Но, в целом, привыкание у всех членов семьи произошло довольно быстро.

Сразу же бросалось в глаза то, что многочисленные мифы русских об американцах не имеют ничего общего с действительностью.

Раньше, к примеру, Вера была уверена, что у всех людей в США, без исключения, должны быть белые зубы. Оказалось же, что ослепительные улыбки доступны лишь тем, кто принадлежит к социальному классу «выше среднего». А средний класс растил детей, выплачивал ипотечные кредиты и не заморачивался на искусственной белизне зубов, предпочитая естественный оттенок. Правда, регулярный поход к дантисту и профилактический осмотр здесь считался обязательной и привычной вещью, в отличие от России, где к стоматологам до сих пор обращались лишь в случаях острой нестерпимой боли.

Мифом оказалось и то, что даже безработные могут вести в США безбедную жизнь на одно лишь пособие. С голоду, конечно, никто не умирал, но и о поездках в Диснейленд или об отпуске в Майами можно было смело забыть.

Чернокожие оказались вовсе не несчастными и забитыми. Наоборот, практически все встреченные здесь Верой за два года афроамериканцы вели себя вызывающе, как хозяева жизни, явно специально нарываясь на скандал. Один неосторожный взгляд случайного прохожего – и чернокожий принимался бушевать, подпрыгивая на месте, как заведённый, и визжать:

– Что ты пялишься? Нет, чего ты на меня уставился, я тебя спрашиваю? Эй, чувак, у тебя какие-то проблемы? Тебя парит то, что я чёрный? Нет, скажи мне откровенно, у тебя какие-то неудобства из-за цвета моей кожи? Слушай, парень, чего ты зыришь?

Несколько раз понаблюдав за подобными стычками, Вера перестала даже смотреть в сторону афроамериканцев: втянув голову в плечи, она тихонько прошмыгивала мимо.

Она уже знала, что в восьмидесятых в Портленде был пик движения скинхедов. Их группировки плодились, как грибы после осеннего дождя. В 1988 году скинхедами был убит эфиопский студент, и в ответ на это убийство поднялась волна народных протестов. Градус расовой нетерпимости благодаря всем этим мероприятиям удалось ощутимо снизить, и город стал считаться вполне толерантным. Именно этим и пользовались чернокожие: никто больше не хотел с ними всерьёз связываться, чтобы не нарваться на неприятности.

Ещё одна из вещей, которая удивила Веру в Америке, – это повальное неумение здешних хозяек готовить. То есть готовить-то они умели, но для русских женщин, наверное, такая готовка показалась бы надругательством над священным кухонным алтарём. Самое смешное, что кухни американок буквально ломились от всевозможной полезной утвари; баночки с приправами и специями выстраивались в несколько рядов; от обилия ярких этикеток на коробках разбегались глаза… И что в итоге? Вершиной кулинарного мастерства считалось мясо с картошкой или запечённая индейка. Домашние «гамбургеры» представляли из себя просто фарш на булочке, без соли и приправ: если не положить на него помидор, салат и ломтик бекона – то есть это в чистом виде было практически невозможно. Огромной популярностью здесь пользовалось блюдо под названием meat loaf – мясной рулет, напоминающий Вере просто огромную котлету. Знаменитые американские пироги – паи – не шли ни в какое сравнение с пирогами русских бабушек. Готовились они с минимумом сахара: мука, вода и крахмал, а также фрукты для начинки (яблочные были особенно популярны, а в День Благодарения вся страна лакомилась пирогом с тыквой). У Веры от этих паев непременно начиналась изжога. Мачеха их тоже терпеть не могла, презрительно называя пищей бедных переселенцев, с коими себя, конечно же, даже в мыслях не ассоциировала.

Вся Америка сидела на сухих завтраках – хлопьях, мюсли и снеках, реже по утрам готовили яичницу и ели бутерброды с жирнющим арахисовым маслом. Помешанность американцев на мексиканских, итальянских, китайских и индийских блюдах объяснялась просто: в их родной кухне не было ровным счётом ничего выдающегося.

Впрочем, умение женщины готовить в Штатах вовсе не являлось основным критерием при выборе спутницы жизни. Благо что ресторанов имелось предостаточно, и можно было найти местечко на любой вкус и кошелёк. Это в России каждый поход в ресторан был для женщин событием – они готовились загодя и наряжались так же трепетно, как Наташа Ростова на свой первый бал. А здесь всё было просто: ты проголодался, зашёл в ресторан, спокойно поел и ушёл.

В первые же летние каникулы Вера устроилась приходящим бэби-ситтером в одну из местных семей. Несмотря на то что папе в университете назначили хорошую зарплату, денег на первых порах катастрофически не хватало, начинали обустраиваться практически с нуля. Было стыдно клянчить у отца на карманные расходы, поэтому Вера твёрдо решила зарабатывать на свои немудрёные развлечения сама.

Те месяцы, проведённые в типичной американской семье, стали для неё настоящей школой жизни. Она сразу же свободнее заговорила на американском английском – в русской школе им преподавали классический British English, и потому поначалу Вера не понимала и половины того, что говорят вокруг, несмотря на круглые пятёрки по английскому в прошлом. Сперва она страшно путалась, тушевалась, не знала, как лучше сказать. Квартира – flat или apartment? Багаж – luggage или baggage? Диван – sofa или couch, осень – autumn или fall, каникулы – holidays или vacations?

Веру поразило количество детей в американских семьях. Три ребёнка в России девяностых были скорее исключением, чем правилом; считалось, что это слишком много («Куда нарожала?!»). В Америке же наличие троих детей воспринималось делом привычным и естественным.

Удивило также то, что большинство детишек в возрасте трёх-четырёх лет всё ещё носит памперсы. Советские мамы и бабушки начинали приучать своих чад к горшку чуть ли не с девяти месяцев и страшно ругались на них, если после года случались «проколы». А здесь, похоже, никто не заморачивался с этим. Хотя, конечно, младенцы в памперсах были Вере куда симпатичнее, чем младенцы без оных, которых добрые мамочки на прогулках заставляли писать прямо под деревом или кустом.