Маша Трауб - Плюс один стул
– Я не запомнил, – признавался Петя.
Сашка хохотал и проверял контакты, паял, тянул, прятал под плинтусами, рассказывая при этом другу об очередной бабе, которую завалил прямо в машине.
* * *Петя лежал рядом с Ксюшей и пытался угадать, можно ли Сашку звать свидетелем на свадьбу? Но других друзей у него не было. Стоит ли рассказать Ксюше, что у приятеля были феноменальные способности к математике, или не стоит? Или рассказать ей, как шестнадцатилетнего Сашку поймали на краже в магазине электроники и еле-еле отмазали? Или о том, что тот выносил утку за старой бабкой, ставил ей уколы и дежурил у кровати, подменяя мать? Или рассказать Ксюше о том, как Сашка закрутил любовь с медсестрой, которая доставала ему рецепты на препараты. «Наркоту», как он говорил. Медсестра была лет на двадцать старше Сашки, но ему было все равно. Бабка мучилась от боли, и он был готов трахать кого угодно, лишь бы не видеть, как она страдает.
Сашку Петя обязательно позовет в свидетели. А как иначе? И если Ксюше это не понравится, то пусть терпит. Даже баба Роза терпела, признавая за Сашкой «некоторые душевные качества».
– Баб Роз, почему ты Сашку не любишь? – спросил однажды Петя.
– А что мне его любить? Я тебя люблю, – ответила Роза Герасимовна.
– Ну, я не в этом смысле…
– Потому что у твоего Сашки два пути – или он станет богатым и знаменитым, или угодит в тюрьму. Скорее всего, случится второе. И я не хочу, чтобы он потащил тебя следом. Он всегда будет ходить по краю – натура такая. А я хочу, чтобы ты жил спокойно. Пусть не так ярко, зато надежно. А такие как Сашка всегда будут метаться из огня да в полымя… Ему по плечу такая жизнь, тебе – нет.
Петя это и без бабы Розы знал. Он никогда не сможет быть таким, как Сашка. Духу не хватит. Кишка тонка. Хребет переломится. Живот надорвется. Так в шутку говорил ему Сашка.
«Да, Сашка должен быть обязательно. Хоть один, хоть с бабой! Плюс два стула!» – решил Петя. Он вышел на кухню, но оказалось, что не спалось не только ему. Тетя Люба стояла у плиты и жарила сырники.
– Давай горяченьких, – обрадовалась она. – Первая порция. Варенье и сметану возьми в холодильнике. Тебе есть надо, а то родственникам стыдно показать. Скажут, не кормит Ксюха жениха, хозяйка плохая. Так когда с родителями знакомиться будем?
– М-м-м-м, – ответил Петя, поскольку жевал сырник.
– А я бы с твоей бабушкой познакомилась. – Тетя Люба подложила на тарелку еще пару сырников.
– М-м-м-м…
– Вот и ладненько, – обрадовалась тетка. – А жилплощадь-то у тебя имеется?
– М-м-м-м, – снова промычал Петя.
– Это хорошо. А то негоже мужику у баб-то жить. Надо свою жизнь строить. И чтобы Ксюха у тебя по струнке ходила. А то ведь даже суп сварить не может. Вот рубахи тебе кто гладит? Правильно, теща твоя будущая. А должна Ксюха. Так что ты ее не распускай.
– М-м-м-м…
– Вот и договорились.
Петя кивнул в знак благодарности и убежал на работу. Решил пойти пешком. Ему нужно было продышаться. Плохо прожеванные сырники упали в желудок и давили. Неужели он должен жениться? И обязательны все эти знакомства, традиции? Ну познакомится, допустим, отец с тетей Любой – и что? Разве они будут общаться, станут «родственниками»? Нет, конечно. Посторонние, чужие люди. Или Елена Ивановна будет общаться с Мариной – папиной женой? Вот уж точно ни за что. А баба Дуся? Ну передадут ей через Петю поздравления с Новым годом. Ну Ксюша еще пару раз съездит с ним для приличия в деревню. И все. Вот и пообщались по-родственному. Зачем устраивать то, что не имеет никакого смысла?
Петя решил, что сегодня же поговорит с Ксюшей – он готов жениться, но тихо, без этих встреч, отмечаний. Если она его любит, а она его, конечно, любит, то поймет. Должна понять. А если нет, то он действительно спешит, как считает баба Дуся. И нет бабы Розы, которая всегда знала, как поступить по совести.
Петя позвонил на работу и отпросился «по семейным обстоятельствам». Начальница ему симпатизировала и отпустила без лишних вопросов. Она относилась к Пете с материнской снисходительностью – ее сын был его ровесник. Правда, иногда совершенно по-матерински начинала орать, требовать отчетов, вспоминать косяки, опоздания и лишать премии, то есть воспитывать. Но когда узнала про свадьбу, приняла событие со свойственным только матери волнением и трепетом. Советовала не спешить и подумать. Иногда придиралась по пустякам. Иногда вдруг срывалась и начинала кричать. Потом так же неожиданно отходила и выписывала премию.
Петя поехал домой. В дом, который всегда был родным, где он знал каждую выбоинку в штукатурке. Странно, но в детстве квартира казалась ему очень большой. И только после смерти бабушки он увидел две комнаты плюс балкон другими глазами – чисто вымытая, выдраенная крошечная квартирка, где и развернуться негде.
Жилплощадь Роза Герасимовна отписала внуку. Заранее, находясь в здравом уме, пригласила нотариуса, составила завещание. Документы хранила на видном месте. Баба Дуся тогда чуть не зашлась.
– Еврейская натура. Заранее все просчитала. – Евдокия Степановна ахала и охала. – Вот как она знала, что умрет? Как все подготовила? Это ж грех какой – смерть собственную так планировать. Поэтому Бог ее и забрал. А я вот живу. Вот умру, тогда и делите все, как хотите. Как по закону полагается. А где это видано, чтобы все отписать, распланировать? И почему Пете? Ребенку? Надо было отцу или матери квартиру отписать – им виднее, как распорядиться. Или мне, в конце концов. Мы же не чужие. Неужели бы я внука обидела? Да все равно ему все достанется! – Баба Дуся горько заплакала. Не из-за квартиры – из-за того, что сватья, как всегда, оказалась умнее, дальновиднее, прозорливее. Евдокия Степановна давно признала и теперь еще раз убедилась в том, что Роза Герасимовна неизменно поступала так, как нужно. Конечно, Петечке, и правильно, что Петечке. Не Светке же! Да и не Сергею. И уж точно не ей, дуре деревенской. Переругались бы, нервы друг другу вымотали последние. А так – все правильно.
Роза Герасимовна действительно составила подробное завещание. Квартира была завещана Пете. Семейная библиотека и архив переходили сыну, Сергею. Мебель и остальное имущество – на его же усмотрение. Ни невестка Светочка, ни Евдокия Степановна в завещании упомянуты не были. То, что диван, кухонный гарнитур из карельской березы, столовый гарнитур и прочие вещи отошли Евдокии Степановне, можно было отнести к благородству Сергея (да нет, чего уж говорить о том, чего не было – к наплевательству это можно было отнести и равнодушию). Баба Дуся не хотела принимать «подачки», но Сергей бы все на помойку вынес или соседям раздал – уж она его знала. И считала себя достойной хотя бы этой малости – старой мебели. И так придумала себе, что сватья ей это завещала. Но обида была сильной и стойкой – несколько лет не отпускала. Баба Дуся все понять не могла, почему их со Светочкой Роза Герасимовна ни словом не упомянула.
– А говорила, что семья… – возмущалась баба Дуся. – А как до дела-то дошло, то вот она – семья. Шиш с маслом!
Но, поругавшись для приличия, чтобы слышали соседи, признала – все Роза правильно сделала. И тут просчитала. Ведь знала же, что сватья давно о диване мечтает да о гарнитуре. Так что все равно бы забрала. А Сергей и ремонт косметический сделал, и мебель новую прикупил. Конечно, не в старье же ребенку жить.
После смерти Розы Герасимовны баба Дуся переехала в квартиру – «временно», чтобы заботиться о Петечке. Ей было плохо – дышать не могла. Воздуху не хватало. И когда Петя окончил школу и поступил в институт, баба Дуся с облегчением вернулась в деревню, наезжая время от времени «с инспекцией» – варила огромную кастрюлю борща и жарила несметное количество пирожков с капустой и яйцом, которые елись, как семечки – без счета.
Переехав к Ксюше, Петя решил квартиру сдавать – Сашка посоветовал. Не только ради денег, хотя куда ж без них, но еще и для того, чтобы квартира не пустовала, чтобы не засохли цветы, которые так любила баба Роза, чтобы за дверью были слышны голоса, а не мертвая тишина.
Пете вдруг стало больно и противно. Наверное, он все сделал не так – баба Роза бы его не одобрила. Не нужно было переезжать, нельзя было. Баба Роза всегда говорила, что поступать нужно так, как положено, а не так, как приспичит. А Пете и Ксюше именно приспичило – и переезжать, и жениться.
Петя зашел в подъезд. В закутке сидела консьержка, которая знала Розу Герасимовну и помнила Петю маленьким.
– Царствие небесное Розе Герасимовне, – сказала пожилая консьержка. – Такая женщина хорошая была. Всегда мне то конфеты передаст на Новый год, то твои вещички детские, для внуков. Добрая была, аккуратная. А твои жильцы опять за месяц денег не сдали. Уже над лифтом повесили объявление, а они и в ус не дуют. Ты им скажи.
– Хорошо. – Петя так и стоял на лестнице, не зная, зачем приехал и куда идти дальше – деньги квартиранты отдали ему две недели назад, так что повода заходить в квартиру вроде как не было.
