Алексей Ефимов - C-dur
Они общались, сидя друг напротив друга за прямоугольным столом из темного дерева, на шестерых человек. Это был стол для топ-менеджмента. Все ушли в бильярдную и возвращались оттуда группками, чтобы выпить и закусить. Беспалов вышел на улицу, позвонил Свете, а когда вернулся, то застал Костырева в одиночестве. Тот пил кофе и курил «Marlboro». Две нависших над столом лампы, под круглыми темными абажурами, бросали желтые пятна на стол. Потолка не было видно, он был там, высоко, во тьме, за всполохами цветомузыки.
– Что думаете о новом проекте? – спросил он у Костырева.
– О заморозке?
– Да.
Костырев едва уловимо изменился в лице, несмотря на способности к самоконтролю. От него требовалось высказать мнение по сложной теме, тет-а-тет генеральному – задача нетривиальная. Впрочем, не было сомнений в том, что он как-то выкрутится: гибкости и осторожности ему было не занимать. Он не раз выплывал, когда другие тонули. Если обсуждался важный вопрос, по которому не было единого мнения, он в начале дискуссии никогда не высказывался ясно и недвусмысленно, предпочитая, чтобы слушатели вязли в его рассуждениях и каждый слышал что-то близкое своему сердцу. Он избегал слов «да» и «нет». Он растекался мыслью по древу. Он был сама деликатность. Так продолжалось до тех пор, пока внутреннее чувство не подсказывало ему, кто победит. С этой минуты он был с победителем. Он много раз проделывал этот фокус, так чисто и мягко, что мало кто видел в нем конформиста. Он знал, что и когда сказать, его внутренний флюгер редко давал сбои. Он выжил при новой власти. Его спасло то, что он пробыл с прежней командой только три месяца и под занавес крупно с ними поссорился, не согласившись ставить подпись на липовых документах. Он знал, что власть скоро сменится. Его хотели слить перед сделкой, но не успели. Не доверяя ему сначала, новые собственники долго думали, что с ним делать, а пока думали, он мягко втерся в доверие. Он был профи и знал толк в том, как повысить рентабельность, что было кстати. Он работал по двенадцать часов в сутки и выглядел соответствующим образом: бледная кожа, взгляд внимательный и усталый, щеки впалые, на них румянец как у чахоточного. У него были жена и дочь, но работа всегда была первой в списке. Он был трудоголиком. Однажды он признался по пьяни, что ему нравится так впахивать, в противном случае он не чувствует удовольствия и совесть ему докучает.
Никто из коллег не знал его и не стремился узнать. Он был не из тех, с кем рвутся дружить.
В эту минуту, обдумывая ответ, он глубоко затянулся, выдохнул и, поставив локти на стол, стал говорить громко, щурясь от дыма:
– Это может быть интересно, если цифры не врут. Я бы еще раз взглянул на опекс, для подстраховки. – Он вновь затянулся и выпустил вниз струю дыма. – Плохо, что у нас нет экспертов.
«Скользкий он тип, голыми руками не схватишь», – подумал Беспалов.
– Так вы «за» или «против»? – Он не сводил глаз с Костырева.
Истинный смысл вопроса был глубже, много глубже, под верхним слоем слов. Костырев понял, о чем его спрашивают.
«Ты со мной или с Витей?»
До недавних пор он был ни с кем, не было смысла в том, чтобы быть с кем-то, но теперь смысл был. Отношения между партнерами портились на глазах, об этом все знали. Кроме того, Виктор стягивал вокруг себя силы, что-то вроде ближнего круга – как бы промежду прочим и ненавязчиво. У него всегда были холопы и прихлебатели, но он не тратил на них время, на винтики созданной им машины, он жил на Олимпе, выше них, смертных. Сейчас он спустился к ним. Он общался с народом, прощупывал почву и, по словам Шлеина, даже спрашивал очень тактично о том, кто что думает о генеральном. Не хочет ли Витя выйти из тени и сесть в это кресло?
Костырев думал. Просчитывая сложную многоходовку, он не спешил с ответом.
– В целом я не в восторге. – Выдал он после паузы. – Мало вводных и много предположений.
Он флегматично выпустил новую порцию дыма. Он был прекрасным актером.
– Ясно.
Беспалов глянул на него поверх бокала с вином: искренне говоришь?
Тот выдержал взгляд: да.
На стекле – отпечатки пальцев: линии и завитки, столь любимые криминалистами. По ним изобличают преступника – и совершенно иное дело с мыслями человека, не оставляющими следов.
К столу подошел Белявский: загорелый, в белой рубахе, с желтой цепью на бычьей шее. Он прилетел утром из Мармариса, был весел и полон сил. Он не выглядел как человек, над которым сгустились тучи и который об этом знал. Он балагурил, пил водку, с азартом играл в бильярд. Да и сгустились ли тучи? Витя стал его прикрывать. «Может, не будем спешить? Может, дать ему шанс? Он старается», – так сказал вчера Витя. Витя, жаждавший посадить Диму на кол. Это политика. Почувствовав в нем единственную защиту, Дима будет ноги ему лизать, как пес, продастся ему с потрохами.
Раскрасневшийся, с пылу с жару, Белявский сел и осушил стакан минералки. На лбу выступил пот.
– Ух! – выдохнул он. – Классная партия!
– Кто выиграл? – Костырев затушил сигарету. Кажется, он усмехнулся, губы чуть шевельнулись.
– Шлеин выиграл! – Белявский включил бас на полную громкость. – Главное, классно сыграли! О, Светочка!
Его взгляд залоснился, толстые губы засахарились.
Пришла Света Томилина, главный бухгалтер.
– Здравствуйте, мальчики!
– Здравствуйте, наша любимая и уважаемая Светлана Григорьевна! – Белявский вперил взгляд в вырез ее платья. Ее место было напротив, и ему это нравилось. Взмахнув тонким шлейфом духов, она села.
Она не была красавицей, нос с горбинкой портил ей профиль, но в то же время было внешнее сходство с принцессой Дианой. У нее был гражданский муж, а с первым, официальным, она рассталась три года назад. Он бросил ее с двухлетним ребенком, и пришлось все начинать заново. Сейчас, в тридцать пять, она наконец-то почувствовала вкус жизни, была удовлетворена собой и смотрела в будущее с оптимизмом. Она даже помолодела. Она начала с того, что покрасила волосы в светлый цвет, первый раз в жизни, и сразу услышала от знакомых, что похожа на принцессу Диану. Что ж, для начала неплохо. Можно двигаться дальше.
– Мне чуточку водки! – сказала она с улыбкой.
Бросившись выполнять ее просьбу, Белявский в порыве энтузиазма налил ей полную рюмку.
– Дима, ты шутишь? – Она подняла брови.
– Светочка, – пробасил он. – Разве может быть много водки?
Так пошутив (кое-кто усмехнулся), он налил себе с горкой.
– Жаль, нет Олега, – сказал он.
Олег Шлеин, главный службист, играл в бильярд с директором по производству Аркадием Ярославцевым. Белявский выразил искреннее сожаление по поводу отсутствия Шлеина, но нужно было знать его и нынешнее его положение, чтобы понять, в чем корень его чувств. Им двигал страх. Сам он, судя по всему, не догадывался об этом. Он искал общества Шлеина, тянулся к нему как бы по-дружески и, не встречая взаимности (треп о футболе – не в счет), боялся. Чем больше боялся, тем больше тянулся. Он смотрел в глаза Шлеину и не мог оторваться – как под гипнозом.
Приглашая Костырева и Беспалова, он поднял рюмку:
– Есть предложение выпить!
Одновременно он бросил взгляд в сторону: там шла Оксана, помощница генерального. Джинсы в обтяжку, полоска кожи между топом и джинсами, длинные темные волосы, – немудрено потерять дар речи, что и случилось с Белявским. После паузы он выдал банальность:
– За нас и нашу компанию!
Дзинь, дзинь!
Дзинь, дзинь, дзинь!
Все выпили по чуть-чуть, и лишь Белявский вылил в рот рюмку с горкой.
– Светлана, как настроение? – спросил Александр.
– Отлично!
– Как ваши девушки? Не скучают?
– Пьют и танцуют.
– И женихов ищут? – прибавил Дмитрий со сладкой улыбкой.
– Может быть. В основном у нас девушки незамужние.
– Одно другому не мешает. – Снова та же улыбка.
– Дмитрий Олегович, вы, с вашим опытом, лучше знаете. Может, кому-то и нет. Пойдите спросите.
Подобные пикировки на грани фола были делом обычным. Белявский, в силу бычьей прямолинейности, делал Свете намеки, не пряча чувств и намерений, а та отшивала его в той же манере, с тем же юмором ниже пояса.
– Я еще мало выпил, – нашелся Белявский. – Да и как вместе работать? Вдруг женишься? Утром вместе, днем вместе, ночью вместе. Где личная жизнь?
Слушая эту чушь, Беспалов думал о том, что с удовольствием ушел бы отсюда – если бы мог. Его ждала Света. Но он не мог, он был генеральным директором, это связывало его по рукам и ногам. Noblesse oblige.
Вяло поковырявшись в тарелке, встал Костырев:
– Я в бильярдную.
– Виталий Игоревич, я скоро буду! – Белявский ткнул вилкой в семгу. – С вас матч-реванш!
– Жду с нетерпением. – Костырев усмехнулся.
Белявский снова взялся за водку. Было верное правило: чем больше он пил, тем доступней казалась Света. Он пытался ее споить – и всякий раз тщетно. Он был мягко послан на новогоднем вечере. Обнадежив его медленным танцем и, как ему показалось, флиртом, Света уехала с мужем. Дима остался ни с чем. Сейчас он пробует снова.
