Тинатин Мжаванадзе - Самолет улетит без меня (сборник)
Однако, если все эти негативные факторы окажутся свалены в одну кучу, но на фоне богатого папаши, то грош им цена в базарный день: родители жениха закроют глаза даже на общеизвестную лесбийскую ориентацию невестки, не говоря уже о том, что она гоняет машину со скоростью двести кэмэ по центральной улице города.
Если же папаша бедный, или его вообще нету – мир его праху, придираться будут ко всему, вплоть до того, что девица слишком субтильная, а нам нужна здоровая кобыла для ведения хозяйства и продолжения рода.
Вторая категория – те, кто выходит замуж нелегко, – это проклятие рода человеческого и посланы Провидением для наказания несчастных родителей.
Вот представьте: встречаются два солидных господина, посидели за бутылочкой, поговорили за детей, за семьи, выяснили, что у одного есть дочь, а у другого – сын. Все, все у них так удачно складывается: и выпить оба любят, и с ружьишком побродить, и мебель новую можно купить вместе, и по бабам прошвырнуться и тряхнуть стариной; и что вы думаете?! Эта неблагодарная сволочь, то бишь дочь, рушит всю картину будущего на корню: смеет заявлять отцу, что лучше удавится, чем пойдет за этого дебила!
– И какого же рожна тебе надо?! – вопрошает рассвирепевший отец, которому еще предстоит краснеть перед несостоявшимся сватом. – Вон твоя кузина уже второго скоро родит, а у тебя все тряпки на уме!
– Да! – не отступает дочь. – Я собираюсь стать фотомоделью (врачом, певицей, журналисткой, правозащитником, мультипликатором – кем угодно)!
Тут вступает мама и говорит, что у девочки большое будущее, папа ворчит, что достаточно разорился на ее учебу, и на том конфликт исчерпан. Однако клеймо уже поставлено: эта особа не выйдет замуж легко. Она отказалась от хорошей партии.
Справедливости ради надо сказать, что далеко не всегда такие девицы движимы благородными карьерными устремлениями: частенько они просто не хотят замуж и сидят на шее у папы недопустимо долго. Что ж – сами виноваты: что вырастили, то и сидит.
Да, и не стоит упускать из виду еще один вариант – когда происходит счастливое стечение обстоятельств, и девица, по всему видно, что из категории нелегко-выходящих-замуж, встречает как раз такого парнишу, о котором мечтала, и переходит в первую категорию.
Но вы же понимаете: это маскировка, от нее толку все равно не будет, потому что если женщина с претензиями, то она будет такой ВСЕГДА.
Поцелуй
– Собирайся, пошли на кофе, – в приоткрытой двери кабинета показалась голова Феллини.
Лика вздрогнула и покраснела. Он подмигнул и исчез.
– Ты поосторожнее, – вполголоса сказала машинистка Ламара. – Он знаешь какой бедовый. Не успеешь оглянуться, уже репутация тю-тю.
– Да ладно, – поразилась Лика. – А как еще с человеком поближе познакомиться? Письменно или телепатически?
Ламара вздохнула, от чего ее пышный бюст, затянутый в люрекс, пришел в движение, и продолжила оглушительно лупить по клавишам.
– Мое дело предупредить, – примирительно ответила она. – Тут полно девиц по нему сохнет. Как бы тебе волосья не повыдирали!
Лика покачала головой и вышла, хлопнув дверью.
Феллини курил, прислонившись к машине и картинно скрестив ноги.
– Пошли быстро, у меня для тебя сюрприз, – он помахал рукой Лике и открыл переднюю дверь.
Лениво курившие возле крыльца операторы внимательно следили, как она села в машину, как он захлопнул дверцу, как машина отъехала и свернула за угол.
– Ну все, покатились разговоры, – пробормотала Лика.
– Тебе не все равно? – отозвался Феллини, глядя на дорогу.
– Да, в общем, конечно, – согласилась Лика и искоса поглядела на него.
Его руки лежали на руле как-то особенно красиво, и, если ему захочется, он может протянуть одну и обнять Лику.
Ей вдруг почудилось, что она нарушает какой-то древний грозный обет, и жрецы храма ее сильно осуждают и готовят возмездие, а ей уже не страшно.
– Вот жизнь настала – девушку могу только на кофе пригласить, – пошутил Феллини, выруливая к ресторану. – Зато в лучшем месте!
Огромный полукруглый зал был пуст, готовился к вечерней встрече гостей, столики белели свежими скатертями.
Лика с любопытством оглядывала деревянные панели, витражи и ковры. На сцене разыгрывался оркестр.
– Выбирай любой столик, – Феллини сделал широкий взмах рукой, и оркестр заиграл.
Лика засмеялась и посмотрела ему в глаза:
– «Однажды в Америке»?
– Узнала, – протянул Феллини довольным голосом, и они вместе пошли к столику у окна. – В интересное время живем, правда? – спросил он, отпивая кофе. – Жили-жили себе, строили планы, и вдруг…
– Да, вдруг, – подтвердила Лика. – Все исчезло, и мы в яме.
– Давай возьмем «Сникерс»? – предложил Феллини. – Шиковать – так до конца!
Оба засмеялись и очень тщательно распилили тупым ножом конфету, деля ее на четыре равные доли. Пили кофе долго, смакуя конфету. Оркестранты улыбались им и махали смычками.
– Ты никогда не хотел отсюда уехать? – спросила вдруг Лика.
Феллини пожал плечами:
– Я уже уезжал. И приехал обратно. Это же мое место.
– Пойдем погуляем? – предложила Лика. – Я всегда мечтала погулять в нашем парке вместе с мальчиком.
Старый парк не обращал внимания на непривычную малолюдность.
Знавал он и лучшие дни, когда его длинные аллеи вдоль моря жужжали от вечернего променада, загорелые люди в светлых одеждах заполняли каждый его уголок, ни одна скамейка не пустовала, горели фонари, а плотные заросли скрывали парочки от любопытных глаз, причудливые летние кафе предлагали сливочное мороженое в металлических прохладных вазочках, и рестораны гремели на всю округу музыкой беззаботной жизни.
Когда-то в старом парке стояли мраморные статуи, потом их увезли на кораблях в другие страны, но их тени продолжали будоражить прячущихся по закоулкам влюбленных.
Невидимые олимпийские боги, совершенные и всемогущие, простирали над ними защитные длани, и какая-нибудь деревенская девочка, сходя с ума от первого неумелого поцелуя, не сомневалась, что ее охраняет богиня любви Венера, – даже если знать ее не знала.
Такое это место – истоптанное влюбленными вдоль, поперек и по диагонали, их страшно не одобряли горожане и требовали вырубить коварные кусты и выкорчевать беседки, кружевной рассадник разврата.
Сейчас в парке было темно и тихо, как в оставленном театре.
– Я в первый раз гуляю тут с молодым человеком, – призналась Лика, усевшись на скамейку под магнолией.
– Здесь были черные лебеди, помнишь?
– Конечно, помню. А в бассейне напротив – белые. И еще утки и павлины. Как ужасно они кричали, помнишь?
– Куда они все делись?
– Съели.
Феллини засмеялся и сел так, чтобы смотреть ей в лицо.
– Ты такая смешная, – сказал он и поднес зажигалку.
– А еще я умею плакать, – возразила она. – Умею злиться, кричать и топать ногами. Могу даже ударить, если доведут. Просто раньше я не могла всего этого делать. А с тобой – могу.
– Это как понимать? – поднял брови Феллини.
– Я думала, что если я буду всегда изображать счастье, то буду всем нравиться.
– Всегда в хорошем настроении только сумасшедшие. Не замечала?
Огоньки сигарет чертили зигзаги во тьме, пахло влажным мхом, душной магнолией, скорым дождем, где-то далеко были слышны голоса и смех, а вокруг них был шар напряженной тишины, и Феллини лег на скамейку и положил голову на колени Лике.
Это было уместно, как и то, что она наклонилась и сама поцеловала его.
Он обхватил снизу ее шею и не отпускал. Поцелуй пах смуглым человеком в свежей хлопковой рубашке, и утюгом, и чуть слышно – кофе, шоколадом и табаком. Он был длинный, как па-де-де виртуозной балерины, и за ним должен был следовать сюжет.
– Ты же Георги? – спросила Лика, оторвавшись от Феллини.
– Ага, – не удивился он, глядя на нее снизу.
– Теперь буду звать тебя по имени.
Все происходило так, как и должно было. Он сел рядом, обнял ее одной рукой за плечо и знаком попросил дать ему покурить. Лика поднесла к его губам свою сигарету, и теперь они курили одну на двоих.
– Ты мне поверишь, если я скажу, что все это со мной происходит впервые?
Георги-Феллини повернул ее лицо к себе и снова поцеловал.
– Какая разница, вообще, – сказал он. – Я не очень люблю разговоры. Это не моя сильная сторона.
– А что твоя сильная сторона? – иронически спросила Лика, сходя с ума от восторга, что у нее есть парень, который ее целует, и над ним можно подшучивать.
– Режиссура – искусство действия, – серьезно ответил Георги. – Дождь начинается, пойдем?
– А говорят, у тебя кучи и толпы девиц, – затушив сигарету о бордюр, вспомнила Лика. – Это правда? Может, они мне волосы вырвут из ревности?
– Ну что ты, – снисходительно хмыкнул Георги. – Я никогда никого не обижал. Не бойся, тебя никто не тронет.
– А я хорошо целуюсь? – внезапно спросила Лика.
