Виктор Дьяков - Взорванная тишина (сборник)
Но вот, наконец, поток неисправных модулей заметно уменьшился. Маша, сделав последний, подала его Овсянникову, посмотрела как он, вставив его в установку, проверил исправность…
– Ну что Коль, всё пока?
– Да Машунь… можно передохнуть.
На заводе все рабочие общались друг с другом на ты и по именам, независимо от возраста. И в том, что молодая девушка так запросто обращается к сорокадвухлетнему семейному мужику, не было ничего необычного. Так же все общались и с низшим «командным составом» мастерами и бригадирами. Другое дело средний и высший «комсостав». Начальникам цехов и их замам никто из рабочих, даже убелённых сединами не смел тыкать. Начальница цеха Завьялова Наталья Петровна в молодости работала чертёжницей в КБ у отца Маши и потому отчески её опекала. На это и рассчитывал сейчас Овсянников, надеясь «из первых рук» узнать, что же всё-таки ожидает цех и завод в ближайшем будущем.
– Слышь, Машунь! Сходи к Завьяловой, расспроси поточнее, что там с этим сокращением, а то болтают каждый раз по-разному, нервируют только, – обратился он к напарнице.
– Не хочется что-то. Ей сейчас не до меня, наверное, – не пошла навстречу Маша.
– Сходи, сходи… пока брака нет. Кому же, как не тебе, ты же вхожа к ней. Курить всё равно пойдёшь? Ну, так и зайди… мимо кабинета пойдёшь ведь.
На заводе курили абсолютное большинство женщин и девушек в возрасте до сорока лет. Среди мужчин, как ни странно было куда больше некурящих. Потому из цеховых курилок почти всегда слышался женский гомон. Те разговоры по стилистике мало отличались от мужских. Маша являлась, пожалуй, одной из немногих курильщиц, кто обходился в своей речи без мата.
Брака больше не несли, и Овсянников решил этим воспользоваться, для «проворачивания» своих «дел». Сложив отремонтированные модули в ящик, откуда их должны были забирать регулировщики, он, убедившись, что мастера нигде поблизости нет, пошёл в соседний цех… У соседей работа тоже шла ни шатко, ни валко. Овсянников прошёл в каптёрку к комплектовщику.
– Привет… Как тут у вас? – обратился он к толстому коротышку лет тридцати пяти.
– Так же как и у вас, – без энтузиазма ответил комплектовщик. – Микросхемы «Теслы» на модуль цветности будешь брать? – коротышка сразу же и сделал предложение.
– Сколько?
– Сотню по тысяче.
– Давай… Блоки СКД, СКМ есть?
– Не… Завтра подойди, должен получить… Эээ… ты деньги-то давай…
– Извини… память девичья, – со смехом рассчитался Овсянников.
Начало положено. Теперь надо трясти других «поставщиков». Когда Овсянников вернулся на своё рабочее место, его уже дожидались пара бракованных модулей и Маша.
– Ну что Машунь, с Завьяловой поговорила? – спросил Овсянников, в тоже время, незаметно перекладывая из-под полы халата коробки с микросхемами в ящик своего стола.
– Поговорила, – ответила чем-то явно расстроенная Маша.
– Ну и что она?
– Она… Она тоже как пыльным мешком из-за угла трахнутая сидит… ничего толком… Говорит, наш завод вроде какоё-то белорус со всеми потрохами покупает… контрольный пакет акций у него будет. То ли смеётся, то ли плачет, не поймёшь. Говорит, нас всех взашей, а сюда своих с «Горизонта» наберёт. Расстроенная такая сидит, в кабинете валерьянкой пахнет.
– Час от часу не легче, – покачал головой Овсянников, берясь за неисправный модуль. – Паникует Петровна. Чтобы нас на улицу, а сюда с «Горизонта». С Минска, что ли их привезут? Бред. Это им, начальникам боязно, на их места новые хозяева, скорее всего, действительно свою команду поставят, – вслух рассуждал Овсянников. – Вот этот диод замени, – он передал Маше модуль.
То, что Завьялова держится на своём месте с трудом, не являлось ни для кого секретом. Во-первых, ей уже перевалило за пятьдесят, во-вторых, неплохо разбираясь в общей организации производства телевизоров, она как следствие «заушной» учёбы имела весьма смутные познания в радиотехнике, но главное, совсем не хотела «держать нос по ветру». Она демонстративно не снимала в своём кабинете портрет Ленина, в то время как все прочие заводские начальники проявляли вполне понятную «гибкость»: кто срочно вывесил Ельцина, кто Зворыкина. Но Наталья Петровна Ельцина откровенно ненавидела, а изобретатель советской власти значил для неё куда больше, чем изобретатель телевизора, к тому же колчаковский офицер, белоэмигрант.
– Какой бред? Начнут с начальников и до нас доберутся. Вон, говорят, на АЗЛК директор армянин целыми цехами увольнял, а на их место из Еревана привозил, – возразила Маша.
Овсянникову, однако, было некогда переживать о будущем – его буквально держали за горло проблемы сегодняшнего дня. Самым крупный «поставщик», комплектовщица Зинка, его возраста, белокурая, квадратная без изгибов, продала большую коробку умножителей напряжения – самого ходового товара на радиорынках и в телеателье. У неё же Овсянников разжился позарез нужными ему блоками СКД, СКМ.
К Маше тем временем всё чаще подходили женщины. Они о чём-то с ней заговаривали, советовались, делились новостями. Даже старые работницы уважали Машу, прислушивались к ней. Но Овсянников не сомневался – Маша послала бы… променяла всех этих баб, на одного единственного, которого у неё никогда не было, и которого, возможно, и не будет. Её еврейский ум это понимал, её русская душа страдала, но не могла ожесточиться. Овсянников так часто работал с ней в паре, что прекрасно осознавал, что её гнетёт.
Но предаваться сочувствию было некогда. Комплектовщик с их участка Ваня Кравцов был не лучшим «поставщиком». Как всегда его пришлось уламывать – он боялся мастера. Лишь хруст денег в руках Овсянникова добавил ему храбрости. От Кравцова Овсянников унёс под халатом два блока питания и три модуля радиоканала. Маша, до того молча наблюдавшая за «параллельной» работой напарника, укоризненно заметила:
– Попадёшься ты когда-нибудь Коль.
– Когда Машенька… Попадаться уже некогда, завод вот-вот совсем встанет. Тут наоборот спешить надо. Ведь всё равно всё растащат, – резонно обосновал свои поступки Овсянников.
На обед Овсянников пошёл чуть раньше установленного распорядком времени – надо скорее поесть и успеть до окончания перерыва сделать «дело» на центральном заводском складе. К четырёхэтажному кирпичному зданию склада подходила железнодорожная ветка. По ней доставляли комплектующие с заводов-смежников, тут же грузили и отправляли готовые телевизоры. Когда-то завод изготовлял их почти полмиллиона штук в год… сейчас едва тридцать тысяч.
Визиты к пугливым «поставщикам» Овсянников всегда оставлял на последок. Так и в этот день, предпоследним был Ваня, последней… Кладовщица буквально сжалась, увидев Овсянникова. Это было её обычное состояние в первые минуты его визитов. Она ужасно нервничала… но всегда продавала самые дефицитные детали, которые каким-то замысловатым образом списывала по своей документации. И сейчас, помандражировав как обычно, она предложила импортные микропроцессоры на приёмные блоки дистанционного управления. Немного поторговавшись, Овсянников взял их, а потом ещё и упаковку «чайников», больших силовых транзисторов, применяемых в блоках питания и строчной развёртки.
После обеда работа почти встала. Рабочие шастали из цеха в цех, обсуждали быстро распространившуюся новость – завод покупает какой-то шустрый белорус. Мастера куда-то пропал, он делал свои «дела», и на участке царила анархия. Лишь Овсянников не слонялся и не занимался пустой болтовнёй. Он разбирал свою «добычу». Её оказалось так много, что вынести за раз было невозможно и часть приходилось отложить на завтра. Тут его «спугнул» регулировщик Евсеев.
– Коль, продай «чайников». А то я телеремонтом в своём подъезде занялся.
– Откуда они у меня? – недовольно отреагировал, опасливо озираясь, Овсянников.
– Да брось… я же знаю, что у тебя всё есть… продай.
– Сейчас нет… в другой раз, завтра… я тебе отложу, – отбрил просителя Овсянников. Ему не хотелось лезть за транзисторами, засветить для посторонних глаз свой товар. Хоть о его деятельности и так многие знали, но о масштабах торговли вряд ли догадывались. А, тут наверняка, увидев такую прорву деталей, раззвонит…
Мастер появился где-то часа через полтора после обеда.
– Всё на сегодня кончаем… по домам. Завтра приходим на час позже… – он обречённо махнул рукой.
Все стали уныло собираться, продолжая свой нескончаемый разговор-причитания о проклятых дерьмократах разваливших страну, о заводских начальниках, разворовавших и пустивших под откос завод…
Овсянников дождался пока все уйдут, и тоже стал одеваться. Для него это была крайне ответственная процедура – расположить под одеждой выносимый «товар» так, чтобы ничего не выпирало, не лезло, не мешало движению, походке, чтобы не вызвав подозрений контроллёров проследовать проходную. Впрочем, на проходной тоже давно уже не «рвали службу». Бабульки-вахтёрши так же озлоблены на начальство, и потому, если видели, что следующий через турникет работяга сам показывает пустую сумку, не обращали особого внимания на некоторые «диспропорции» в его фигуре. В общем, пронести незначительное количество деталей можно было спокойно… Но сегодня Овсянникову надо вынести много, очень много.
