Алексей Лукшин - Семён Светлов
– Диковинно! Потрясающий мастер с вами здесь упражняется. Как фамилия врача?
Все молчали.
Андрей оглядел каждого. Он глазами попросил Семёна промолчать, когда увидел, что тот хочет что-то сказать.
– Да, друзья. Это серьёзно! Ладно. Бог с вами!
Он вмиг забыл о них и повернулся к другу. Припомнив прежний опыт вылёживания в больнице, сопоставил, что интересно больному, какие события у них считаются заглавными. В эту минуту вспомнил, как было у него. Многие после операции, в реанимационной палате, отходя от наркоза, ведут себя неадекватно. Он, по рассказу медсестёр, открыл глаза и, словно боясь опоздать («скорей, скорей!»), начал звать хирурга: «Татьяна Матвевна! Татьяна Матвевна!» Её позвали. Она спешила к нему. «Что, Андрей? Что, говори!» «Ручку мне и листок. Скорей. Скорей». В тот же миг у в него руке оказалась ручка. Он еле сжал её. Татьяна Матвеевна удерживала на ладони листок. Он с трудом что-то писал, всё медленней и медленней. И наконец силы оставили его. Тогда ему думалось: важное, откровенное, гениальное, в конце концов. Потом он забыл об этом, а когда выписывался, она сделала ему сюрприз: дала на память этот листок. Он взглянул. Ничего не понимая, взял. Прочёл. Каракули, не детский почерк, а такие удлинённые и пьяно-изогнутые буквы, когда человек знает, как писать, или видел, но не делал этого давно, или же только пробует. Такого свойства почерк часто бывает у малограмотных людей или у бабушек с тремя классами образования. Они, бывает, плачут, когда не могут вспомнить, как пишется та или иная буква. На оборванной половинке листа было написано: «Любовь».
«Ничего особенного» – скажут иные люди. Автор согласен с ними, так как знает, что обычно люди, очнувшись от наркоза, кричат матерные слова, ругают весь свет, оскорбляют и поносят людей. Их поведение сильно схоже с манерой Шарикова в «Собачьем сердце», накидывающегося на своего благодетеля-доктора.
– Рассказывай. Курить не бросил?
– Нет. Из реанимации, когда очнулся, вывозили в коридор, два раза курнул. Обомлел. Состояние, как будто целую жизнь не курил.
– Было-было, – согласился с ним Андрей. – Я после операции целых пять дней не курил. Очень хотел бросить. Не срослось. Как сам? – он сделал вдох, поводил плечами. – Живёшь?
Семён прикрыл глаза, согласившись, и улыбнулся тонкими губами.
– Гуд. Пару недель, и всё в норме. Подгони Эдичку, на моей машине педаль газа переделать под левую ногу надо. Я нашёл, кто делает. Чтобы к приезду готово было.
– Хорошо. Если знают, как делать, за один день сляпают. Дядь Семён, сегодня футбол, наши со сборной Нидерландов шалить будут. Я столик в спортбаре за две цены выкупил. Пива напьюсь. Это ли не причина? Наорусь вдоволь. Соседу какому-нибудь волосы вырву от досады или радости, без разницы, – он засмеялся. – Готовлюсь, потираю кулаки. Ладно, до завтра. Подремать до матча хочу.
Они попрощались. Маша, наблюдавшая за разговором, сделала из него интересные выводы. Андрей, разговаривая с ней в курилке, рассуждал полновесно о жизни; здесь же – ни намёком, ни словом или полусловом не выказывал этого. Был прост и смешлив, раскован и сдержан одновременно, сохранял чувство собственного достоинства. В курилке и в палате она видела два разных человека. По немногословным рассказам мужа, в нём, как минимум, уживалось ещё два человека.
Глава X
В офисе стояла тишина. Из окна уже заметили приближение машины Семёна Светлова. Все молча ожидали свершившегося чуда. Послышались шаги. Прихрамывая, в дверях кабинета показался ожидаемый виновник торжества с клюшкой. Переступив порог, он встал, с лёгкостью вложил в подмышку стильную клюшку и поднял руку вверх. Сделал движение сперва одной ногой, разворачивая стопу вправо-влево, потом вверх-вниз, согнул в колене. Затем те же самые движения повторил ногой, которую оперировали. Показав, что нет никакой разницы, снискал хлопки в ладоши и похвалы. Он победоносно прошёл к своему столу и креслу.
Все зашумели, как неусидчивые дети после мультфильмов. Семён торжественно объявил:
– Обмываем обновку!
Не вставая, повернулся в кресле, из-под стола сбоку вытянул ногу.
– А! Каково? Аккуратно похожу пару лет. И в защите в футболе постоять сгожусь. До финала могу дойти в соревнованиях дворовых команд.
Он начал обзванивать по телефону бани, чтобы заказать номер. Не вдаваясь в подробности, заказал не как обычно, будничный, а праздничный, в котором бассейн больше, а сам номер гораздо вместительней.
Закончив разговаривать, скрестил пальцы и положил руки на стол. Молча улыбаясь, наблюдая за всеми. Дождавшись, когда все утихнут, вмешался:
– Общее внимание, общее внимание!
Все переглянулись, сбитые с толку загадочным тоном. Его радость породила идею:
– Проставляюсь. За мой счёт. Все на такси едем. Сегодня пьют и закусывают все. Даже те, кто Философы.
Семён весело подмигнул и раньше непьющему, а теперь и вовсе часто уклоняющемуся от алкоголя Андрею Философу.
– Ты в коллективе? – спросил его быстро Семён.
– Когда я отрывался от коллектива? Философ без коллектива – бездельник. Или блаженный.
– Фашистам факи! – воскликнул Лёша Рязанцев, стуча ребром ладони по другой руке, как будто обрубая её. – Только и умеют, что «Мерседесы» собирать.
Он вскочил со стула и начал танцевать, сменяя рок-н-ролл лезгинкой.
Тарас залился румянцем так, что лицо его слилось с огненными своими волосами.
– Вот он, русский народный танец! Гуляем – значит пьём, а пьём – теряем разум. Прощай, разум! Встретимся завтра!
Моментально дела были отложены, планы переиграны. Из окна праздничное солнце било необыкновенно жёлтыми лучами.
Глава XI
Вторая половина дня проходила скучно. Несколько часов до сбора приятелей тянулись медленно.
В сауну приехали гурьбой. На длинный стол сплошной пёстрой картиной поставили закуску. Места на столе не осталось. Это заметили, только выйдя из парной. Распаренные тела покрылись испариной, словно утренней росой. Достали их морозильника и откупорили вспотевшую поллитровку. Раздалось причмокивание, потекли слюнки. Вот тут и обратили внимание, что на столе некуда втиснуть рюмки. Дело мигом исправили. Когда закусили после первой и второй, на столе уже освободилось довольно много места для горячего. Процесс поглощения продуктов в застольях обнаруживает склонности едоков к резким вкусам и запахам. Разносолы, так не просто ядрёные, а с кислинкой, чтобы челюсть сводило. Да неплохо, чтобы малость зацвело и забродило, да при раскусывании хрустом и брызгами обдало, да грудью от руки с налитой помидорой отпрянуть. Такое действие глаз любит, от него сытостью повеивает, разудалостью. С запахами у нас народ ещё более дружен. В старые времена ещё описывал Мельников-Печерский рыбу с душком. Так до сих пор его не просто не боятся, а большей частью душок в угоду гурманам идёт.
Семён Светлов не пил, но сожаления не показывал. Время от времени делал глоток безалкогольного пива. На фоне голосов и музыки он, взяв за руку Андрея Философа поделился:
– Два года, как тебе, придётся косить, – он показал на бутылку с безалкогольным пивом.
– Лишь бы впрок, – ответил Андрей и плеснул немного водки в свою рюмку. Поднял её.
– Я рад, когда вот так. Сегодня, на мой взгляд, самый настоящий праздник. За веру. За веру в лучшее! – Семён протянул рюмку Андрюхой.
– За тебя. Тот кивнул в ответ.
Кто-то в дружеской попойке заметил поднятие стаканов на двоих. И тут же немедленно громогласно объявил следующий тост. Кто не хотел – поневоле выпьешь. Все приятели дружно потянулись со своими рюмками.
Семён закончил говорить, когда все замолчали.
– Париться нельзя, на открытом солнце нельзя быть.
– Бледная кожа слоновьего цвета – признак аристократизма. А ты загорелым и не был никогда, – смягчил пессимизм друга Андрей.
– Пройдёт время, я догоню.
Семён протянул стакан и сильно шлёпнул по рюмке, нависшей над столом, не рассчитав силы. Рюмка в трёх пальцах Андрея чудом выдержала удар. По рюмкам приятелей стакан Семёна напротив, зеницу ока не добирал, не доходил, не доприслонял по ним.
– Будем здоровы!
Несмотря на то, что компания набралась достаточно, гулянки и продолжения банкета не последовало. С важными лицами и громкими выражениями вышли и так же на такси разъехались. Умением не пить в компании, чтобы это оставалось незамеченным, Семён Светлов не владел.
Глава XII
На следующий день в офисе темы обсуждались самые обычные. Само собой вылетело из голов, что была операция, что она имеет какое-то отношение к кому бы то ни было.
Ежедневно сотням людей лечат зубы, удаляют гланды, режут и сшивают части и куски их тел. Это наши будни, повседневность.
Многих друзей, соседей, просто знакомых лиц мы видим в одно и то же время. В какой-то день мы просто не обратим внимания, что человек не прошёл мимо, не поздоровался, не позвонил.
