Татьяна Трубникова - Знаки перемен (сборник)
– Я возьму стул.
– Убери руки! – рявкнул Вова. – Руки убери! Не видишь, что ли, что он занят?!
Маша еще раз окинула взглядом класс. Большинство делало вид, что ничего не видят. Мария вернулась к своей парте. Взяла портфель (чтобы за время ее отсутствия с ним что-нибудь не сделали), и хотела выйти из класса. Спросить стул где-нибудь еще. Ей преградил дорогу Олег. Игорь крикнул ему:
– Не дай ей смыться! Щас жаловаться побежит!
«Ну, что же ты так испугалась?… Убил бы тебя…»
Маша подумала, что сейчас Олег ее ударит. Такое зверское было у него лицо. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Потом Маша отвернулась от него. Пройти было невозможно. Олег быстрым движением скинул дипломат Вовы и, схватив стул, поставил его за машину парту. Но из рук его не выпустил, как бы приглашая ее сесть. Противная улыбочка кривила его рот. Все уже заранее начали пересмеиваться. Маша поняла: это новый его трюк. Стоит ей попробовать сесть, как он стул уберет. Они так и стояли, смотря друг на друга. В конце концов, Олег пожал плечами и отошел. Мария опустилась на злополучный стул.
Спину ей жгли взгляды. Теперь так было всегда. Она сидела за первой партой. Она никогда не оборачивалась. Все, что могла себе позволить – это слышать ненависть звуков за своей спиной. Иногда с горькой усмешкой вспоминала «Белый клык» Джека Лондона: вожака упряжки ненавидят все бегущие сзади собаки. Ведь им кажется, что он убегает от них! Догнать его они не могут: мешают постромки… Зато отыгрываются на стоянках (переменах в школе)…
Мария стала как сосуд. Сосуд со слезами. Она всегда носила их в себе. И с каждым днем требовалось все меньшее и меньшее потрясение, чтобы всколыхнуть их.
Мария устала. Будто несла в себе невообразимую тяжесть. Она постоянно думала о своем отчаянном положении. Каждый день. Каждый час. Каждую минуту этого часа. Выхода не было. Так бывает только в юности. Выхода не было. Ее мысль билась, как бабочка в пыльное стекло. Выхода не было. Мать – никогда не была ей близка. Сама идея о ее вмешательстве приводила Марию в ужас. Теперь недостаточно надеть шикарную дубленку и выступить нахрапом на Олега – вожака стаи. Это раньше можно было. Маша представила, как мать будет на него орать. Он – ржать ей в лицо… Отец был когда-то близок Марии, но теперь отошел, затушевался, она выросла… Да и не пошел бы он разбираться… Марионетками родители приходили в дом, где Мария, не в силах учить уроки, часами думала, думала, думала… ждала их… Зачем? Чем могли они помочь? Они – тени… Мария очень изменилась. Вздрагивала от шума. Ей было так пусто. ПУСТО. Иногда она думала: на что она, собственно, может пожаловаться? Что ей сделали? Ничего плохого. Запугали. Больше ничего. Физически ей не причинили зла. Никто. На что жаловаться? Но!!! Как описать зло, что разлито в воздухе, в густом воздухе ненависти, который невозможно вдохнуть?! Порвали портфель? Высмеяли? Глупость. И как измерить ее боль? В вольтах? В джоулях? В косых взглядах? В молчании? Голова раскалывалась. Ее мысль, ее страх был как крючок, на который было подвешено ее сознание. В нормальном состоянии ни одна мысль не задерживается в голове очень долго. А тут она была цепкой, как щупальца осьминога и липкой, как плевок. Она уже не верила, что ее жизнь когда-нибудь будет чем-то кроме душевной боли, унижения и постоянного, неотвязного страха. Что такое страх, способен понять только тот, кто испытывает его сейчас, в данную секунду. Поэтому его трудно описать. Он делает существование невыносимым. Это знают душевно-больные. «А может, глупо так трусить?», – в порыве редкого просветления говорила она самой себе. В самом деле, ну что они могут ей сделать, кроме оскорблений и издевательств? Мария не знала, чего конкретно она боится. Несомненно было одно: сила не на ее стороне. Именно страх заставлял ее видеть эту школу столь мрачной. Он делал ее уязвимой. Маша знала, что бояться нельзя. Она иногда думала, что Олег, как собака, чувствует ее страх. А пока это так, он бесконечно опасен для нее. Но ничего поделать с собой не могла. Кроме одного. Она заставляла себя ходить в школу снова и снова, чтобы страх снова и снова вспарывал ее душу, понимая, что, возможно, настанет момент, когда она не сможет делать и этого.
Но неожиданно наступил день, когда Маша вновь ощутила себя счастливой. О, этот день она не забудет никогда! Когда она вошла в класс, все было спокойно и тихо. Ее стул был на месте. У нее отлегло от сердца. Она слегка проверила его. Он не качался и стоял вполне устойчиво. На нее никто не обращал внимания. Все как обычно. Она села. И вдруг к ней подошел один из одноклассников. Он был самый тихий и робкий из всех. Тщедушный, с узкими плечами и незначительным, ничего не выражающим лицом. Лицом, которое никогда не запоминается. Он ей улыбнулся. Улыбнулся! Мария опешила. И что-то попросил. От радостной неожиданности Маша никак не могла понять, что ему было нужно. Тогда он сам раскрыл ее тетрадку и что-то сверил со своей. А потом сказал «Спасибо», быстро наклонился и поцеловал ее в щеку. Все дико загоготали. Но Марии было все равно. Она сидела обалдевшая и счастливая.
След его губ распустившимся цветком горел на ее коже весь оставшийся день.
Она тоже улыбнулась ему в ответ. Кто-то засвистел, кто-то заорал «У-у-у!», кто-то громко причмокнул губами, остальные ржали. Олег сидел, безучастно глядя на этот содом. Парень спокойно сел на свое место. Мария не могла оторвать от него взгляд. Как она раньше его не замечала!? Как, почему? Неужели она ему нравится? Она, которая не симпатична никому. Невзрачная скромница. Но этот поцелуй разбудил ее. В ней с каждой минутой росла волна протеста против всех, всех, всех, кто ее окружал. Кроме этого парня. Если она непривлекательна и издергана, значит, ей не хочется быть любимой?! Так что ли?! Они все, все так думают. Но это неправда! Иногда, нечасто, но все же она мечтала, как какой-нибудь мальчик предложит ей свою дружбу, возьмет ее руку в свои пальцы и пригласит в кино. А теперь у нее есть поцелуй. И он останется с ней, что бы ни случилось. Поцелуй! Легкий, как ветерок, и надежный, как печать. Наконец-то она обрела друга. До сих пор никто не осмеливался приблизиться к ней, как будто она была больна проказой. А он смог! Значит, он такой же, как она! Теперь она не одна. Словно оковы упали с ее плеч. Мария почувствовала себя восхитительно свободной. Радостно, покойно стало на душе. Ей казалось, что даже дышит она теперь свободней. Из школы она не шла. Она летела. Парила где-то совсем невысоко, но очень плавно. Теперь перед ней новая жизнь. В которой ее ждут только победы. И счастье. Ночью она долго не могла уснуть, потому что непослушные, сумасшедшие мечты бередили ее воображение, мечты, непременным участником которых был парень, столь храбро оставивший свой поцелуй на незаживающей от него щеке.
Мария думала, что теперь у нее есть защитник. Правда, после того поцелуя он вовсе не обращал на нее внимания. Но она гнала предательские, грустные мысли, которые могли бы вспугнуть ее маленькую влюбленность. Напрасно искала она его взгляда. Если она ему не нравилась, зачем же он ее поцеловал? Наверное, он слишком робок. Маша дышала теперь легче, смотрела на жизнь проще и даже почти примирилась в душе с жестокими сверстниками. Но почему же страх не отпускал ее? Почему он все равно оставался с нею последним? Даже теперь, когда она была почти счастлива? Мария не могла ответить себе на этот вопрос. А потому по-прежнему самым тяжелым днем недели для нее был понедельник. Практика в строительном техникуме. Мальчики – каменщики, девочки – штукатуры-моляры. Теорию читали всем вместе, в одном классе.
Техникум всегда был пуст. Видимо, не пользовались спросом рабочие профессии. Длинные гулкие коридоры и темные классы. Так что школьники чувствовали себя здесь особенно свободно. Все, кроме Маши. Здание стояло далеко от жилых домов. Рядом была старинная усадьба, выходившая вместе с техникумом окнами на реку Пахра. Редкий пешеход ходил этими тропинками.
Она сидела одна за партой: с ней давно уже никто не садился. До прихода лектора техникума оставалось еще как минимум минут пятнадцать. Класс уже весь был в сборе. Горел яркий электрический свет, потому что мгла пасмурного осеннего дня не могла добраться до всех столов. Олег взглянул на Машу. Она сидела тихо и смотрела прямо перед собой. Ему было скучно. Здесь просто нечего было делать. Карты надоели. Его окружала все та же свита. Девочки улыбались. Он им тоже. Толстушку Наташку он посадил к себе на колени.
«Хорошо как» – думал он. «Скучно только. Надо бы всех развлечь».
Олег согнал Наташку с коленок. Через весь класс подошел к столу Марии. Она видела боковым зрением, как он идет, но старалась сделать вид, что не замечает этого.
«Что он выкинет?» – пронеслось в голове. Олег подсел на свободное с ней место и взял ее за руку. Маша ее выдернула.
– «Послушай, хочешь, пойдем куда-нибудь?» – спросил он серьезно.
