Павел Улитин - Макаров чешет затылок

И это было неслучайно. Что он имел в виду? Странная реплика. Узнаю чужой ход. Но в передаче, как в пересказе, звучит по-эпигонски. Автор этой мысли имел в виду все за и против и все-таки учитывал собеседника, а тут просто в лоб. Может, и вам лучше не держаться ваших правил? Ого. Узнаю влияние эфиопа. И тут не обошлось без красавца-эфиопа.

А почему вам об этом нельзя сказать? И тут не обошлось без. Какой был там дебют? А им нужен твой почтовый ящик, а вовсе не встреча с тобой. Она их встречает дай бог. Как она со мной говорила по телефону! Она меня матом. Я от нее не ожидала. Все-таки культурная женщина и поэтесса. Это вы должны мне сказать, где он и что с ним! Вместе с волосами с него сняли и самоуверенность. Он какой-то теперь пришибленный. Теперь уж никому про легенду из уст в уста. Впрочем, уже оживился. Спросите у него про его одно…ника. Однокашника я имел в виду.

7

Спаситель России в новых кругах пускает те же бульбушки. Он ждет, когда я ему позвоню. А я жду, когда он мне напишет. Только через Г-34. Только через 30 лет. Читаю с тайною тоскою и начитаться не могу. Непочтительно отзывался о Человеке, Который Смеется. Запах полыни долго сохранялся на ладони. Так и не показал он свою челдонку. У нее был вид замухрышки из 7-го класса. В осколке зеркала при ее близорукости легко было увидеть огненную красоту, страшную силу. Она всех помнит. Видимо, не было разговора. Комиссар Мегрэ тут был на высоте. Но про нож и он ни слова. Рудек опять получил вторую группу. Теперь уж по традиции. Это тот самый Квашонкин, который при Сталине нарисовал схему построения коммунистического государства после смерти Сталина. В центре схемы: я – Квашонкин. С этой схемой его и видали в ЦПП. Вот у кого, а то у тебя. Зачем тебе это нужно? У этой темы были бесчисленные вариации. Он проснулся, как будто ее мысли прозвенели, как будильник. Это ей показалось. Самых ядовитых страниц она все-таки не читала. Вот когда Тарсис вспомнил, что Синявский обозвал его сукиным сыном. Опять интонации близнецов из «Земляничной поляны».

8

И каждый день уносит. И каждый шаг приносит. Он читал Джойса. Она вас хотела обрадовать. И вовсе не 365 дней рождения, а только 58. И не на все он ходит. Но теперь уж ее не беспокоит мнение ваших интеллектуалов. А что он делал у цыганского театра? Траноо. Странно это очень и удивительно. Зачем ему понадобился список старинных романсов? Камуфляж! Что-то сразу слишком много: и визави и антр-ну и тет-а-тет. Какие палочки? Да он что, с ума сошел? И вы ему обещали? Где мой «Пол и характер»? Не у тебя? Но там есть упоминание: несчастный Вайнингер. Вино в чем?[84] Спросите у Мих. Бахтина: тут он собаку съел. Через 5 лет получишь 1000 франков. Через 1000 лет я получу 5 франков и увижу сказочный Марсель. Ну, в ход пошла самая тяжелая артиллерия. Имена как из пушки. Они ему покажут, как это так: и залпа никакого не было.

1

Буду я себе портить. Две великих книги. А я привык, что меня принимают за. Хватит. Нет и нет. Есть же, есть же. Тут сдохнешь от скуки. Тот прежний дух. Та древняя радость. И опять как всегда.

Когда я лежал умирая; то было начало нового мира. А внешне ничего нового. Только стремление сократить себя. Все это укладывается в один абзац.

14 абзацев, 14 дайджестов по 14 разговорам с теми, кто в тот момент был друг или казался другом.

6-дюймовое орудие – теперь музейный экспонат.

Я возвращаюсь к тем дням, когда стоял гром и грохот, а из канала ствола шел дым. Танки у хутора Вертячий. Лондонские газеты упоминали Донскую Излучину. Ворота Кавказа[85] были у всех на устах.

А я сидел в кресле в библиотеке в клубе, и сэр Лоренс взмахом бровей наводил на мысль. Жизнь шла. Девушка страдала от неразделенной любви.

Я покупал масляные краски и рассматривал новый холст. Как истребить в душе почти безнадежный порыв и оставить на холсте то, что хоть в какой-то степени может взволновать собственный глаз, когда внутренний взор уже ничего не видит. Чужая книга кажется воплощением мечты, и ты идешь, стараясь не расплескать чашу, до краев наполненную предчувствием радости. Чужой язык кажется заповедным миром, где все не так, как у вас, где все можно, где для всего есть оправдание и сочувствие и благодать. 28.11.65

А жить припеваючи хотят все.

Мне грустно на тебя смотреть.

В кармане книга, в другом кармане другая книга.

Настоящее еврейское пальто.

МОРОЗ

2

Уже произошел откат. Уже пошло отталкивание. Два импульса перемежаются и повторяются. Неведомые пределы маячат вдали. Приглашающий жест был мил душе, которая входила в новый мир. Тут все не так. Тут действительность перекрывает иллюзии. Жизнь была прожита как ей хотелось. Смерть, тем более. О чем ты сейчас думаешь? Она печально покачала головой. Сугробы снега с острыми крышами искрились на солнце. Тут я оставил место для описания захода солнца, который еще надо пронаблюдать. А тут портрет главного героя. Я пишу только правду. И я не могу иначе. Кровь на картине ну прямо как живая. И вдруг ваш сын – великий композитор. У него и разлет бровей, как У. Разноцветные птицы перелетали через дорогу, вот бы хоть одну из них подержать в руках. Значит и завоевателю плохо, и ему еще чего-то хочется? Чему она так радовалась? Почему она меня просто не заметила? Такое предательство. Так издеваться. Такое измывательство. Так посмеяться. Два тополя возвещали о близости воды. Почему им так хорошо, когда мне так плохо. Почему она ко мне так ласкова, пока его нет? Это называется ковыль. Это называется степной ковыль. Когда-то в незапамятные времена тут были ковыльные степи.

Те же самые претензии. Та же самая самореклама. Вот у кого он учился. Вот какой пример был у него перед глазами. 12 экземпляров в 20-м году.

14 абзацев.

Странно, что для этого придется вспомнить 14 собеседников. А кому ты был дорог таким, каков ты есть /в любых видах/, тому не надо было ничего рассказывать.

3

Вдруг открылся мир нескрываемых радостей. Можно рассказать всем и каждому, можно и утаить. Странно, что этого я не знал раньше. Что-то утрачено при соприкосновении с предметом слишком жарких мечтаний. На место привычных ценностей поставлено чуждое и далекое. Эти 4 дня перечеркнули всю предшествующую жизнь. Да что там, 4 дня. Первые 4 часа. Что он там все записывает? И все время носит в кармане. Чуть ироничен, чуть эротичен, чуть-чуть неприличен. А сюжет поанглийски, да? Это идея. Вот так же было и тогда. Они опупели от собственного восхищения чужими заботами. В этом вся и разгадка. А на поверку – что? И это было. Книга на носилках, читателя унесли в больницу. Мне все равно, где будут гнить мои кости, но вот мама будет огорчена. Дай слово, что ты об этом подумаешь. Значит все серьезно, если он так заговорил. Ты не умеешь жить в коллективе. У тебя коллектив – это всегда те, кем ты командуешь. Мы шли по снегу. Ничего особенного не было сказано, она просто шла рядом. Задание с риском было выполнено, но об опасности мы не думали. Или он в тебя выстрелит, или ты в него. Кто скорей успеет. Среди ночи тревога. Хватай гранату и беги. Дан приказ. Завтра бой. Не спится что-то. Ноет сердце. Видно, завтра не сдобровать. Калмык, выхватив шашку и помахав ею в воздухе, ускакал. Грудной ребенок, услышав шум самолета, заплакал и забился. Лодка была прошита пулеметной очередью. Нам читали лекции по теории литературы, но мы не знали, что столкнемся с пикирующим бомбардировщиком, а не с идейной проблемой. Сытость удивила равнодушием к вчерашним заботам. Еще вчера меня тревожил этот кусок мяса. А чего он посмеивался? Вот так все и происходило? Чего ж тогда обижаться на реакцию потомков? Не беспокойтесь, он свою долю получил. Он больше других. Странные счеты.

4

Поражала то беспомощность, то наглость, то заносчивость, то беззащитность. Вежливость часто истолковывалась как согласие. В троллейбусе кипела своя жизнь. Флажок на радиаторе был свернут в трубочку. У них есть возможность читать это в фотокопии. Вы думаете этот ноябрь прошел бесследно для характера? Именно тут родился новый человек. Следил внимательно, следил пристально. Не у всех академический успех был венцом всех усилий. Ему только 24 года, а он уже доктор. Не ниже доцента. А она гордится этим, подумать только. Любая бумага любого формата в любом виде, вот смято в комок, потом разглажено, вот выдрано откуда-то. Узкий промежуток. Свои плоды принес круглый стол. Такая громада, а он маленький, весь съежился, а вдруг она напомнит, ой скорей отсюда! Западный цикл был не в коня корм. Ее появление было разгромом. Фотография, казалось, воплощала все, чего тебе так нехватало. Там вековая тишина. Там вечный шум. Этот шум и создавал тишину. Акварельные краски придавали афоризму вид нового завета. Схватил книгу и ушел с ней, надеясь найти в ней, наконец, то самое. Шрифт и бумага способствовали созданию первого впечатления. Лингвистический гений страдал от невозможности разделить чужие интересы. Пшик из этого получился.