Дмитрий Барчук - Александрия
Я не на шутку проголодался, поэтому жадно поглощал разнообразные закуски, выставленные на столе, периодически интересуясь у собеседницы, как же ей все-таки удалось за столь короткий срок срубить такие большие деньги. Она вначале отмалчивалась, а потом, после моей очередной неверной догадки относительно наркотиков, сдалась.
Со своей неизменной очаровательной улыбкой она постучала длинным, ярко-красным ноготком по горлышку водочной бутылки.
– Неужели на водке можно столько заработать? – не поверил я.
– Не на водке, а на спирте, – поправила меня Татьяна Ивановна и честно рассказала мне секрет своего успеха.
– Видите ли, Михаил Аркадьевич, в Советском Союзе были очень жесткие государственные стандарты на выпуск алкогольной продукции, и всю водку делали исключительно из настоящего зернового спирта. А сейчас наш народ, брошенный демократическим правительством на самовыживание и не приученный предыдущей властью к этому, пить стал гораздо больше. И власти разрешили ликеро-водочным заводам частично использовать для приготовления водки и технический этиловый спирт. Мой бывший муж родом из Тульской области. В этом небольшом городе есть химкомбинат, а на нем делают чистейший спирт. Мой бывший свекор только его всю жизнь и пьет, и его братья и сыновья тоже. И никто из них еще не отравился. Я поехала в этот городок, предварительно за взятку оформив наряд-заказ в бывшем Минхимпроме на восемь цистерн этого спирта. Пять из них я поставила на ликеро-водочные заводы, а три забрали североосетинские бутлегеры, осевшие на одной подмосковной овощной базе, куда я раньше поставляла мандарины. С этими подпольными дельцами я чуть было не прокололась. С одной стороны меня пасли чеченские бандиты, страждущие подоить поставщицу, а с другой – правоохранительные органы. Вот так и лавировала между ними, как между Сциллой и Харибдой. Но осетины платили за спирт куда больше, чем заводы. Поэтому приходилось рисковать, чтобы вернуть вам кредит. Меня, правда, могли кинуть сами осетины. Но я пообещала им, что после расчета со мной я их выведу в Москве на людей, которые мне делали наряд-заказы, и помогу заключить контракт с заводом. Поэтому они со мной рассчитались честно. Но первую же цистерну спирта, которую они купили сами по моему каналу, у них арестовал ОБЭП. И тогда я окончательно уверовала в свою судьбу. Провидению было угодно, чтобы я рассчиталась с вашим банком. Наверное, вы на самом деле очень хороший человек, если к вам так благоволят небеса…
Теперь настал мой черед смутиться. Я только и нашел, что спросить:
– Значит, вы снова оказались без бизнеса? Мандарины в прошлом, спирт тоже. Чем же вы теперь думаете заниматься? Может быть, пойдете ко мне в банк начальником коммерческого отдела? Мне светлые головы нужны.
Она задумалась лишь на секунду и ответила отказом.
– Нет, спасибо. Я привыкла к свободе, действовать на свой страх и риск. Поэтому давайте просто будем сотрудничать как банкир и клиент. Мне так больше нравится. А чем я займусь, пока не знаю. Может быть, поставкой нефтепродуктов. Там норма рентабельности значительная.
– А не боитесь. На нефти часто убивают. Даже я со своей крышей, а она у меня весьма добротная, и то не рискую лезть в этот бизнес. А вы – беззащитная женщина…
Сорокина от души расхохоталась:
– Волков бояться – в лес не ходить. И не пугайте вы меня, пожалуйста, а лучше пригласите танцевать.
Она была ослепительна в своем длинном ярко-красном вечернем платье. С ней было так здорово танцевать. Она каким-то шестым чувством угадывала мое каждое следующее движение и наклоняла свое гибкое тело в такт. По сути, это она вела меня в танце, а не я ее. Но в тот вечер я этого понять не мог, ибо основательно напился.
Как мы приехали ко мне домой, я не помню. Дальше, как в тумане, только какие-то фрагменты сохранила память. Ее ненавязчивые губы, теплая и мягкая кожа, маленькие груди и длинные стройные ноги. Это был сладкий сон. А когда я проснулся, как всегда по субботам, поздно, Тани уже не было. И только запах ее волос на подушке свидетельствовал о том, что сон был явью.
Я встал с дивана и поплелся на кухню промочить горло. Моя новая трехкомнатная квартира в тихом переулке рядом с площадью Маяковского, недалеко от дома, где жил Иван Матвеевич, еще представляла собой хранилище нераспакованных вещей, валявшихся по разным углам. На месте стояла лишь кухня и мягкая мебель в гостиной. Спальню должны были привезти и установить сегодня. Поэтому мне предстояло провести весь день дома в ожидании мебельщиков.
Минеральная вода плохо утоляла жажду, а пиво – лучше. Прикончив пару банок, я вдруг почувствовал дикий приступ одиночества и стал перетряхивать свой портфель в поисках Таниной визитки. Несмотря на выходной день, мой телефонный звонок застал ее в офисе.
– Слушаю вас, – услышал я родной голос.
– Нехорошо уходить, не попрощавшись, – слегка наехал я.
– Ты так крепко спал, что я не решилась тебя будить. К тому же дверь у тебя прекрасно захлопывается снаружи, без посторонней помощи. А у меня на одиннадцать была назначена встреча в офисе с нефтяниками. Вот сижу и жду. А ты как?
– Я тоже жду, когда привезут спальню. Ты не хочешь ее посмотреть. К вечеру, думаю, ее уже соберут.
– Приглашение принято. Как только управлюсь с делами, мигом к тебе. Из провизии ничего захватить не надо?
– У меня все есть. Кроме тебя.
– Ой, извини. Ко мне пришли. До вечера. Целую… – и она положила трубку.
Я от безделья стал слоняться по пустой огромной квартире. Несколько раз звонил в мебельный магазин, справлялся, когда привезут мою спальню. Любезный девичий голос отвечал, что машина уже выехала, ждите.
Тем временем пиво в холодильнике кончилось, и мне пришлось открыть бутылку сухого вина. Но и она быстро опорожнилась. За ней последовала другая…
В общем, когда приехали мебельщики, я уже был никакой. У меня только хватило сил, чтобы открыть им дверь, показать комнату под спальню, и я вновь плюхнулся на диван и отрубился.
Проснулся уже в сумерках. Громко шлепая стоптанными шлепанцами по новому паркету, я поплелся в спальню, посмотреть, что сделано за время моего сна. Вся мебель, за исключением комода, стояла на местах, куда я ее мысленно определил.
– Я все правильно расставила? – вдруг спросили меня сзади.
Я обернулся и увидел Таню. Она стояла в дверном проеме, из коридора падал яркий свет, так что ее длинная тень вытягивалась на всю спальную комнату. Поверх брючного костюма у нее был повязан кухонный передник.
– Комод надо переставить. На его месте поставлю большой телевизор, – уточнил я.
– А почему ты соврал, что у тебя есть еда. Холодильник совсем пустой. Пришлось жарить картошку. Вы, сударь, – совсем негостеприимный хозяин.
Я подошел вплотную и крепко прижал ее к себе.
– Прости, – прошептал я ей на ухо. – Я так долго тебя ждал.
В конце августа Татьяна пригласила меня к себе на новоселье. Она скупила три комнаты у разных хозяев в коммунальной квартире на Кутузовском проспекте, вновь объединив их в одну жилую площадь, и отремонтировала на современный лад. Когда я впервые переступил порог ее новой квартиры, то невольно ахнул. Ей удалось органично соединить вещи, которые мне до этого казались несоединимыми. Высоченные потолки под три с половиной метра, переливающиеся всеми цветами радуги массивные хрустальные люстры, печь и камин, украшенные диковинными изразцами под гжель, зеркала в тяжелых бронзовых рамах на удивление легко сочетались с современными точечными светильниками, последними новинками техники.
Из большой залы, служащей для приема гостей, стеклянная дверь, отделанная белоснежным пластиком, вела на маленький полукруглый балкончик, выходящий на набережную Москвы-реки и Белый дом, где в ту пору заседал еще Верховный Совет.
– Да, утерла ты мне нос, – я был вынужден признать свое поражение в области дизайна. – Мой жалкий пентхаус блекнет по сравнению с твоим дворцом. А какой вид из окна! Вся Москва как на ладони. А у меня лишь какой-то жалкий скверик.
– Полноте прибедняться, мсье Гобсек. Тебе, правда, понравилось? – спросила вся светящаяся от радости хозяйка, заглядывая мне в глаза.
– Я восхищен!
– Тогда переселяйся, – просто предложила мне Таня. – Если, конечно, хочешь…
Я пробубнил в ответ нечто нечленораздельное и вскоре ретировался.
Назвать мое тогдашнее состояние простым смятением чувств – все равно что промолчать. Это был самый настоящий вулкан эмоций, глобальная переоценка всего моего предыдущего жизненного опыта. К своим тридцати двум годам я твердо усвоил непреложную истину, что всем женщинам, с которыми доселе сводила меня судьба, было от меня что-то нужно, и чаще всего банального – денег. Так было и с моей первой женой, которая к тому времени оставила меня в покое, получив щедрое приданое, вышла замуж за француза и уехала к нему в Париж. Так было и с моими многочисленными любовницами. Одна хотела стать эстрадной певицей – и я вкладывал немалые деньги в ее раскрутку, другой нравилось путешествовать по миру – и я свозил ее даже на Таити, третьей нужна была от меня квартира в Москве, четвертой – перспективная работа за рубежом…
