Дмитрий Барчук - Александрия
Украденные группой товарищей деньги партии, которые оказались в моем распоряжении, семье дяди Вани не принесли счастья. После его похорон вдова тоже начала быстро сдавать, и через полгода ее похоронили рядом с мужем. Их собаку – Рицу 2‑ю, дочку первой Рицы – я забрал к себе. Но мастифы долго не живут. Неаполитанка быстро зачахла в моем доме без прежних хозяев. Дочь Ивана Матвеевича работала искусствоведом в Третьяковской галерее. Она не смогла ни понять, ни принять рыночных преобразований и, несмотря на то, что материально ее семья ни в чем не нуждалась, после смерти матери с головой погрузилась в религию и вскоре ушла в монастырь, оставив все имущество – квартиру, дачу и прочее – дочери.
Внук Ивана Матвеевича стал наркоманом. Не поделив дозы с таким же несчастным, как он сам, перерезал ему горло кухонным ножом и отбывал долгий срок в колонии строгого режима. Я хотел вмешаться и вытащить его из тюрьмы еще до суда, но его мать запретила мне это делать.
– Он должен сполна искупить свой грех, – сказала она.
Благополучнее сложилась судьба у внучки. Старик еще при жизни неоднократно сватал ее за меня.
– Вот, Миша, какая тебе нужна жена, – приговаривал он, показывая на Аленку. – А ты нашел себе черт знает кого. Жениться надо на женщине, с которой собираешься жить, а не только спать.
– Так она же меня на десять лет младше, – отшучивался я. – Еще посадят за совращение малолетних.
– А ты погоди делать скоропалительные выводы. Вот будет тебе за тридцать, посмотрим, как ты станешь заглядываться на молоденьких девчонок. Тогда попомнишь мои слова. А уж тем более после сорока, – убеждал меня Иван Матвеевич.
Время, действительно, показало, что он был прав. Только на Аленке я так и не женился.
Она, с отличием закончив факультет международной журналистики в МГИМО, сразу выскочила замуж за студента Университета дружбы народов кубинца Хосе Марию Родригеса и улетела с ним на Остров Свободы, наотрез отказавшись от какого-либо приданого с моей стороны. Правда, через два года позвонила из Майами и попросила прислать денег. Они с мужем бежали от Фиделя Кастро на моторной лодке и сейчас находились в лагере для интернированных лиц без всяких средств к существованию. Я позвонил своему американскому адвокату и попросил помочь. Уже через месяц Алена с мужем имели вид на жительство в США и несколько сотен тысяч долларов на счете в банке. Потом они переехали в Сиэтл, открыли небольшой семейный бизнес, связанный с рекламой компьютерных технологий. Но вскоре обанкротились, и кубинский муж сбежал, прихватив последние деньги.
Мне пришлось слетать в Женеву и перевести еще денег на новое Аленкино предприятие, уже связанное с Голливудом. Но и оно благополучно прогорело. Потом была адвокатская контора в Филадельфии, плантация цитрусовых во Флориде…
Но любой бизнес, за какой бы она ни бралась, у нее заканчивался неминуемым крахом. Наконец моему терпению пришел конец. Я назначил ей встречу в Нью-Йорке, приурочив ее к своей служебной командировке в Штаты.
Каково же было мое удивление, когда в ресторан, где я ее поджидал, пришла потрепанная, сильно располневшая женщина, выглядевшая намного старше своих лет. Чмокнув меня в щеку чересчур накрашенными губами, она стала раскладывать передо мной листы очередного бизнес-плана.
– Мне нужно каких-то пять миллионов, и я за год верну все дедушкины деньги, – заявила она мне нетрезвым голосом. – Ты ведь не забыл, что я теперь его единственная наследница?
– А не лучше ли просто положить эти деньги на сберегательный счет в надежный банк и жить на проценты? Завести семью, детей? Издать свои стихи, наконец? Ты же неплохо когда-то писала, – попробовал возразить я.
Алена быстро разделалась со своим коктейлем и тут же заказала новый.
– Майкл, ты совсем не понимаешь Америки. В этой стране остановиться – значит отстать безвозвратно. На этот раз успех гарантирован. Уж сейчас-то я возьму свое…
К концу вечера она так напилась, что мне пришлось отвезти ее домой на такси. Она снимала небольшую студию в непрестижном районе. Я позвонил в дверь, ибо достать ключи из своей сумки дама не могла, а рыться в чужих вещах я не умею. Дверь открыл смуглый юноша лет восемнадцати от силы. Мордашка на содержании. И, грубо переняв у меня нелегкую ношу, швырнул женщину на пол и пнул ее ногой в живот. А потом стал быстро кричать что-то по-английски.
Я вынужден был войти в квартиру и от всей души врезать этому наглецу кулаком в челюсть. Он тут же осел на пол рядом с Аленой. А я, оставив их лежать на полу, захлопнул дверь, спустился вниз, сел в ожидавшее меня такси и уехал к себе в отель.
Утром я попросил своего адвоката положить внучку моего учителя на лечение в лучшую наркологическую клинику и оплатить все ее счета, но никаких денег ей на руки без моего разрешения впредь не выдавать. Все-таки ошибся дядя Ваня: не жену я приобрел в лице его внучки, а всего лишь непутевую дочь.
Моя мама, когда я ей признался, что после смерти Ивана Матвеевича в моем распоряжении оказалась весьма значительная сумма, только повела плечами и сказала:
– Я надеюсь, что ты сможешь пристроить ее с умом.
Сама же наотрез отказалась взять из нее хотя бы цент.
– Я неплохо зарабатываю, сын, и смогу прокормить себя сама.
К тому времени из Министерства путей сообщения стали выделяться самостоятельные транспортные компании. В одну из них пригласили на работу главным бухгалтером мою маму. Она в месяц получала чистыми на руки несколько тысяч долларов, и ей этого при ее экономности с лихвой хватало на жизнь, более того, она еще умудрялась из этих денег помогать и своему сыну, банкиру, ворочавшему миллиардами, но зачастую остававшемуся без гроша в кармане.
1992 год стал шоком для всех россиян. И я не был исключением. Когда Ельцин назначил премьер-министром Егора Гайдара, а тот отпустил цены на все товары, инфляция галопом понеслась по России. Рубль обесценивался со страшной силой, буквально не по дням, а по часам.
По требованию начальства Неклюдова часть валюты из Цюриха я перевел в рубли для повышения объемов кредитования и раздал клиентам. Потом пришлось поднимать кредитную ставку. Ведь деньги обесценивались, а кредиты были долгосрочные. Подчиненным Неклюдова приходилась каждый день мотаться по заемщикам и «убеждать» их либо досрочно погашать полученные кредиты, либо подписывать новые договоры с банком, соглашаясь на более дорогие деньги.
К концу года мы выдавали кредиты под 240 процентов годовых. И, естественно, столкнулись с проблемой возврата долгов. На инфляции и кидняках залетали многие. Мой банк, хоть и пользовался самой надежной крышей бывшего КГБ, тоже пострадал изрядно. В общем, через год от миллионов Ивана Матвеевича, которые мы конвертировали в рубли, остались только рожки да ножки. Что-то мы проели сами, что-то Неклюдов утащил в своем дипломате неизвестным мне адресатам, а что-то мы просто не смогли вернуть от своих заемщиков.
Однажды в канун Нового года, когда весь банк готовился к празднику, а предварительные финансовые итоги были уже подведены, в самом конце рабочего дня в мой кабинет зашел мрачный Леонид и бросил мне на стол пухлую папку с документами.
– Больше не могу, – выпалил он, плюхаясь в мягкое кресло для посетителей. – Почти половина кредитов не возвращается. Мои парни уже замучились долбить должников. Залоги и поручители исчезают бесследно. Удивляюсь, как мы могли давать в долг миллионы нищим, с которых абсолютно нечего взять.
– Совсем нечего? – удивленно спросил я, хотя не хуже своего заместителя знал наш кредитный портфель.
Неклюдов пододвинул к себе папку, раскрыл ее и стал по очереди доставать досье на разных клиентов.
– Фирма жены вице-премьера не может вернуть нам кредит, полученный на строительство бизнесцентра. Как ты на нее наедешь, если муж сидит в правительстве? Или вот еще, племянница самого президента, тоже стала жертвой инфляции. А, может быть, и с самого начала не собиралась возвращать нам деньги, кто ее разберет. Под Деда копать, сам знаешь, себе дороже выйдет. И дальше по списку… Все либо чьи-то сынки, либо племянники, либо трахают блатных дочек. У нас две трети таких должников, и никто не думает возвращать банку деньги.
– А оставшаяся треть?
Леонид тяжело вздохнул и развел руками:
– А с тех на самом деле взять нечего. Их либо бандиты до нас вытрясли, либо на самом деле форс-мажор. Вот одна девка, умная, толковая, пробивная. Три года возила мандарины из Аджарии. Всегда рассчитывалась вовремя. Взяла кредит и нынче. Мои парни сами летали с ней в Батуми. Проверили все договоры. Убедились в наличии товара. Оплатили контракт. А вывезти товар оттуда не можем. С одной стороны абхазы блокировали железную дорогу, с другой стороны чеченцы не пропускают наши грузы. Она сейчас сама улетела туда, пытается пробиться через блокаду. Но уже тридцатое декабря, а ни одной мехсекции в Москву не пришло. А ты сам знаешь, что дорого яичко к Христову дню. На фиг нужны здесь долбанные грузинские мандарины после Нового года! Да они все сгниют!
