Алексей Ефимов - Бездна
Будда, Иешуа, Мохаммед – они были такими.
Каждый из них был ЧЕЛОВЕКОМ.
И только Иешуа люди сделали своим Богом. Когда-то у них был погибший и воскресший Осирис, затем – Адонис, потом ему на смену пришел Иисус-Логос. Он Бог-сын, у которого есть Бог-отец. Бог един в трех лицах: Отец, Сын и Святой дух. Это трансцендентное единство, которое можно только принять, но невозможно понять. Его невозможно оспорить и доказать. Или ты веруешь, или нет. Догмат. В данном случае он прекрасен в своей законченности и гармонии. Нет ничего подобного в нашем мире. Правда, и здесь нашелся повод для спора. Уже многие сотни лет не могут прийти к согласию в вопросе о том, от кого исходит Святой дух – от одного Отца или от Отца и Сына. Воистину люди мелочны.
Они создали Бога. Он был им нужен.
Они не могли не сделать его антропоморфным, по своему образу и подобию. Даже ветхозаветный ЯХВЕ уже был таким, не говоря уже о Боге евангелий. Бог – это Отец, который имеет власть миловать и наказывать. Под уходящими в полумрак сводами храма, в его темных стенах, среди тусклых свечей, ты встречаешься с Ним. Глядя на распятого Сына, ты не радуешься встрече с Отцом, не смеешься по-детски, а трепещешь. Все устроено так, чтобы ты был придавлен к полу его взглядом и взглядами с темных икон и чувствовал себя вошью на теле Земли, достойной лишь кары. Не по себе здесь. Почему здесь так мрачно? Почему душно? Почему не дозволен смех? Почему здесь вечно скорбят по тому, кто воскрес и однажды вернется? Если тебе здесь не нравится, то значит, не веруешь? Если, напротив, ходишь в церковь, крестишься, читаешь Библию на ночь и на любой случай жизни знаешь молитву – тогда ты истинно верующий, добро пожаловать в семью. Смирение через подавление. Не оставляет тебя чувство вины. Оно повсюду с тобой – даже в то время, когда его как бы нет. Уж так устроены люди, что все время грешат (за что депортируются в геенну огненную своим же создателем), и даже самые праведные не справляются с искушениями, подсовываемыми им не иначе как Диаволом. Что уж говорить о простых смертных?
Когда сделал Бог человека и сказал: «Это здорово», то стал наблюдать за своим чадом. Через некоторое время подумал Бог: он, Бог, вечен и совершенен, а человек – вот он: живой, любящий, гордый, мятежный, – и решил он его приструнить. «Будь тише воды, ниже травы, бойся, и только тогда спасешься, – сказал он. – И хотя бы ты, как орел, поднялся высоко и среди звезд устроил гнездо твое, то и оттуда низрину тебя». Будь паинькой и заслужишь контрамарку в рай. Это скучное место, где никого нет и никогда не будет. Разъеденные ржавчиной ворота скрипят при вялых порывах ветра. На рассохшемся стульчике сидит старый усталый Бог и смотрит на миллиарды душ, отправляемых его волей гореть вечно в геенне огненной. Он не предпринимает вторую попытку спасти их.
Если рай все-таки есть, в нем живут только души младенцев.
А люди и на земле как в аду. В своих подземельях – в сырости, мраке и холоде – они прячут свои страхи и грезы. Если нет смелости сделать мечты явью, стоит ли мучиться? Сотни желаний копятся в подвалах год за годом, и когда однажды отваживаешься зайти туда, то с ужасом видишь груды белых костей и серые лица умерших.
Скорей наверх! Здесь страшно. Низкие каменные своды давят, а там светит солнце и еще есть надежда. Можно дать шанс забытым мечтам и стать немного счастливей.
Кто вообще знает, что имел в виду Иисус, когда говорил – «Царствие Небесное», «геенна огненная»? Не было ли это аллегориями и символами? Не подправлено ли его учение его последователями? Не добавили ли они многое от себя – скажем, агрессию? Без страха нет веры? «Кто не со мной, тот против меня». «Негодного раба выбросьте во тьму внешнюю, где плач и скрежет зубов». «Не думайте, что я пришел принести мир на землю; не мир пришел я принести, но меч».
Еще один камень преткновения – чудеса Христовы. Воскрешение мертвых и из мертвых, превращение воды в вино, насыщение пяти тысяч человек пятью хлебами и двумя рыбами, повеление ветру утихнуть, прогулки по морю – как верить в это сейчас? И как без этого верить в то, что Иисус был сыном Божьим?
Так все-таки – во что веришь ты? Ведь невозможно совсем без веры. Где твоя опора? Где мерило добра и зла, хорошего и плохого?
Кто твой Бог?
Он не антропоморфный. Не жестокий. Он не запугивает и не изрекает догмы. Он не прогуливается по воде и не воскрешает мертвых. В каком-то смысле он тоже бессмертен. Кто он? Он всеобщее и единичное. Он вечное развитие. Опора внутри. Смысл – внутри. Познание себя. Единичное умрет, а всеобщее останется, взяв от него. Бессмертие сущности.
Это Гегель. И это ему ближе, чем Бог, который не в человеке, а над ним. В таком случае у него больше ответственности за себя, и он знает, что другой жизни у него не будет. Это его единственная. Не прелюдия, в течение которой он заслуживает путевку в рай через смирение пред ликом Господа и страшится иного финала, а – главное действие. Вечная жизнь – это земная жизнь духа после смерти, рай – это земное счастье.
У тебя нет Бога, который указывает тебе сверху, что делать.
Трудно быть Богом, да?
Что еще смущает того, кто колеблется, так это количество религий, конфессий и вражда их адептов. Своего Бога они считают единственно правильным, светлым, и отрицают иных, темных. Единственно верное учение – наше, а все остальные – в ад. Религия как причина раздоров и войн – это как? Сколько крови пролито за три тысячи лет в Иерусалиме, на этой священной для трех религий земле? Есть фанатики, но истоки агрессии надо искать в древних книгах – подпитывающих ее против чужих. Если все равно гореть неверному в геенне огненной и не любит его Бог, то его не жаль. Он враг. Он зло.
Христианство не сделало мир добрей, так как оно черно-белое и не знает серого.
Вместо того чтобы искать Бога в человеке, оно развело их навечно, при том что центральная фигура этой религии (в отличие от иудаизма и ислама) – Человек.
Кстати, кто решает, кого награждать, а кого – наказывать? Кому дано такое право? Богу? Церкви?
«Разве не знаете, что святые будут судить мир? Если же вами будет судим мир, то неужели вы недостойны судить маловажные дела» 3 ?
Эх, люди… Когда вы научитесь быть счастливыми и поймете, что ваши раздоры нелепы в контексте вечности? Это все ваша природа, по Дарвину, и вы не можете с ней справиться? Сочувствую. Взгляните на это дерево. Оно не думает о Боге и смысле жизни. Оно вообще не думает. Оно просто живет. Иногда хочется стать им, чтобы не было страшно и не преследовали мысли тяжкие и ненужные. Ты не знаешь, что есть смерть и что однажды тебя разрежут на части и бросят на свалке. Люди боятся конца, а ты – нет. Да и живешь ты дольше. Дубу-красавцу несколько столетий отпущено. В Заельцовском парке один такой вымахал, что его и вдвоем не обхватишь. Сколько ему лет? А оливам Гефсиманского сада? Может, они в самом деле видели Иисуса Христа, который молился здесь, и поведали бы нам правду, если б могли?
Задумавшись, он не заметил, как в приоткрытую дверь класса кто-то вошел. На дощатый, давно не крашеный пол упала тень.
– Здравствуйте, Сергей Иванович! Скучаете?
В приятном женском голосе – весенняя легкость.
Он повернул голову и улыбнулся в ответ.
– Здравствуйте, Елена Владимировна!
Он отошел от окна.
Слава Богу!
Его спасла Елена Стрельцова, учительница музыки. Ей тридцать четыре. Со своей неброской классической красотой она словно сошла с картины художника эпохи Возрождения: мягкие черты лица, спокойный взгляд, каштановые волосы до плеч, – есть в ней что-то оттуда, из Ренессанса. За ее внешностью – сила немалая, и это для многих сюрприз. Снаружи мягко, а внутри точно стальной стержень. Жизнь научила ее защищаться. Порой достаточно пары фраз и тона голоса, чтобы больше не лезли. Она обычно молчит, когда вокруг закипают страсти, попусту не расходуется, но не останется в стороне по принципиальным вопросам.
Ей досталось по жизни.
Муж-алкоголик ушел, когда их сыну не было года, алименты не платит, и она рассчитывает лишь на себя. Это значит жить с ребенком на зарплату учителя средней школы, очень скромно жить, без роскоши, и знать, что никто в случае чего не подставит плечо, не поможет. Никто однако не слышал, чтобы она оплакивала себя. «Что не убивает меня, то делает меня сильнее». Это о ней, о Елене Стрельцовой. Она работает здесь полтора года, и если сначала их общение сводилось к «здравствуйте – до свидания» и к эпизодическим светским беседам на бытовые и школьные темы, то однажды все изменилось. Они вместе дошли до метро и поняли, что им интересно друг с другом. Они подружились. Порой они присаживались на лавочку в парке, болтали – и людская молва сделала их любовниками. Смешно. Они все еще обращались друг к другу на вы – вот так любовники. Но если кому-то хочется – нате вам.
