Роман Сенчин - Чего вы хотите? (сборник)

Глава 2

– Давай, Даш, соберись. Предпоследний день, – хрипловато со сна говорила мама, – и сразу позвони, как в школу войдешь.

– Ну всё, пока.

– С богом… Шапку возьми – там холодно!

– Снега нет, я смотрела, – ответила Даша, надевая на плечо сумку.

– И что? Снега нет, а мороз приличный… Надевай и не спорь. И не смей снимать! Заболеть – нефиг делать.

Это «нефиг делать» Дашу как-то тронуло, она, не споря дальше, натянула вязаную шапочку, открыла дверь.

В их доме на первом этаже сидит консьержка. У жильцов, гостей то и дело возникают с ними конфликты, и мама тоже часто недовольна, особенно когда консьержки начинают вести себя, как вахтерши в общежитиях (как мама говорит), но лучше так, чем без них. Как сейчас спускаются по темным холодным лестницам многие другие школьники? Открывают дверь подъезда, выходят в безлюдный, тоже темный двор, идут через какой-нибудь сквер или пустырь к станции или автобусной остановке, или к зажатой между домов школе… Лучше уж, чтобы двора совсем не было, зато вот оно, в тридцати шагах, метро.

Так посмотришь на Москву, особенно в интернете, и создается впечатление, что вся она ночью не спит, тусится в клубах, кафешках, кофейнях. Праздники вечерами проходят всякие, презентации, открытия выставок, кинопремьеры. Но в то же время вся эта жизнь как бы выдумана, нереальна (тем более что Даша ее вживую не видела), а есть только почти круглосуточные потоки автомобилей за окном, потоки плотные, медленные, и еще – утренние ручьи стекающихся к метро людей.

Выйди из дому хоть в семь часов, хоть в девять – сотни и сотни толкают эти тяжелые двери, спускаются на платформу, набиваются в поезда, идущие в сторону центра. Иногда возле турникетов возникают заторы, случается, какой-нибудь турникет сходит с ума и начинает в бешеном темпе наигрывать полонез Огиньского.

Школа в шести остановках – в районе станции «Маяковская». Не очень-то близко, конечно, но и не сказать, что слишком долго добираться. За полчаса вполне можно. Большинство учеников живут еще дальше, чем Даша. Но школа престижная, а перевестись или записаться сюда довольно легко – жилых домов вокруг почти нет, в основном офисы всякие, рестораны, отели…

До третьего класса Даша училась в школе, ближайшей к дому. Районной. Учительница была хорошая, заслуженная учительница (забыла, как ее зовут, надо у мамы спросить), и Дашу она выделяла, хвалила чаще многих. Но когда мама стала советоваться с ней, стоит ли перевести Дашу в ту школу, где она сейчас учится, учительница сказала: «Да, конечно». И добавила, что, честно сказать, учителя у них здесь довольно слабые и ученики в основном хулиганистые, из простых семей – потомки крестьян, которых свозили в Москву после войны работать на заводах. Та же школа, возле «Маяковской», когда-то элитная, для детей руководителей государства, элитной, по сути, и остается, хотя дети по-настоящему элитных учатся в частных, закрытых школах и гимназиях или вообще за границей.

«И желательно как можно раньше перевестись, – добавила тогда учительница, – пока отношения в коллективе еще не сформировались. Сами знаете, как к новеньким относятся, и чем старше, тем тяжелее вливаться…»

И в третий класс Даша пошла в новую школу.

После четвертого часть одноклассников исчезла, добавились другие, позже некоторые тоже уходили, переводились, их места занимали новые, и в итоге Даша стала одним из старожилов. Правда, в прошлом году две четверти была на домашнем обучении – очень интенсивно занятия по фаготу происходили, – но это пошло для ее авторитета на пользу: ребята по ней явно соскучились, и то, что она полгода не ходила на уроки, придало ей некоторую особенность. Все ходят, сидят за партами, а Даша только сдает темы и получает оценки. Ее по-настоящему зауважали.

Этот учебный год она проводит как все. И рада. Любит приходить первой, брать у охранника ключ от класса, включать свет – эти лампы, которые загораются медленно, неодновременно. Если на доске что-то написано с прошлого дня, протирает доску. Любит стоять в темном коридоре и смотреть в окно на идущих от метро к школе учеников, учителей. Особенно сейчас, зимой, приятно так вот тихонько стоять и смотреть – на улице полутьма, холод, люди торопятся, скользят по обледенелой дорожке, из трубы кухни отеля «Марриотт», что слева, валит то ли дым, то ли пар, и получается такой полутуман. Словно ты не в московской школе, а в Хогвартсе из «Гарри Поттера». Да и их школа далеко не обычная. Даже внешне. Она похожа пусть не на роскошный, но все же дворец. Перед входом колонны, лепнина на стенах, пять этажей. Потолки высокие, классы просторные, актовый зал – как маленький театр…

Сегодня, хоть и приехала за полчаса до начала уроков, сразу попала в суету и шум – в вестибюле стояла директор, Наталья Алексеевна, и допрашивала сонного, унылого охранника:

– Как это опять могло появиться? Вот прямо у вас под носом! Ответьте, пожалуйста.

И действительно, рядом со столом охранника на стекле стенда с расписанием кружков и секций – наклейки. На белом фоне черные буквы: «Путин – это Христос».

Такие наклейки уже появлялись несколько дней назад, и уборщице, говорят, стоило немалого труда их отскрести, и вот – еще раз.

– Это издевательство какое-то, – почти кричала Наталья Алексеевна, – провокация. И оставить невозможно, и сдирать при детях… – Увидела Дашу и как-то инстинктивно дернулась к стенду, загородила наклейки. – Здравствуй! Проходи!

– Здравствуйте. – Даша шагнула в раздевалку оттуда слушала полушепот директора:

– Снимите, пожалуйста, стенд и вон туда пока уберите… надписями к стене.

– Я не столяр, – бурчание охранника, – моя задача – следить за порядком.

– А вы следите?! Как могло это появиться? Как?!

– Не могу знать. Посторонние не заходили.

– Значит, вы отлучались со своего места…

– Никак нет.

– Ну а как так могло получиться?

– Не могу знать, говорю же.

Судя по звукам, Наталья Алексеевна сама стала снимать стенд. Что-то тупо стукнуло об пол. И после этого она сказала:

– Я буду вынуждена поставить вопрос перед вашим агентством об эффективности вашей работы.

В ответ – снова бурчание:

– Ваше право.

Запиликал телефон. Мама.

– Ну ты в школе? Почему не звонишь-то?

– Только вошла, – ответила Даша, всовывая ногу в туфлю-сменку.

– А что так долго? В метро, что ли, давка?

– Да нет, нормально доехала.

– Ну ладно, пока. Удачи… Звони, когда возможность будет.

– Хорошо.

Поднялась по лестнице на третий этаж. В классе биологии уже были Оля и Вика. Сидели на первой парте и, перебивая друг друга, спорили:

– У майя в календаре не конец света написан, а просто конец цикла.

– Оля, блин, я сама вчера передачу видела. Ученые доказали – конец. Просто людям не хотят об этом говорить, чтобы паники не было.

– Не будет никакого конца. Скажи, Даш.

– Чего гадать, – улыбнулась она; такой спор в семь сорок пять утра ее развеселил, – увидим через год. – Но тут же сама в спор вступила: – Планета Нибиру приближается, и вполне реально, что врежется в Землю как раз в декабре.

– Нибиру – выдумка. Это уже доказано сто раз, – сказала Оля. – И вообще, мне папа говорил, что конец света будет совсем другим…

– Каким другим?

– Мы сами здесь всё сожжем и съедим, и погибнем. Часть людей от голода умрет, часть задохнется, кто-то мутирует вообще… И потом всё живое исчезнет. Будет как на Марсе.

– А, это фигня, – отмахнулась Вика. – Цивилизация придумает что-нибудь. Сейчас из сахара топливо научились делать, из молока.

Даша не поверила:

– Что, правда из молока?

– Ну да, уже вовсю внедряют. В Китае.

– Это сколько надо сахара сделать, – усмехнулась Оля, – чтобы нефть и газ сахаром заменить! Всю землю свеклой засадить…

– Еще что-нибудь придумают.

– Нет, цивилизация не успеет найти альтернативу всему. За вторую половину двадцатого века столько всего выкачано и погублено, сколько за всё предыдущее время не выкачивали. А за одно первое десятилетие нашего века – как за вторую половину двадцатого. Бешеный темп!

– Да ну ладно…

– Да-да! И каждый день в мире исчезает несколько видов растений и животных. У нас тайга вырубается, нефть по всем трубам, и новые прокладывают и китайцам, и в Европу…

– Если уж конец света будет, – сказала Даша, – то лучше бы Нибиру. Вот представьте: она приближается, все на нее смотрят, вспоминают свою жизнь, прощаются…

– А ты «Меланхолию» видела? – перебила Вика.

– Нет, а что это?

– Фильм такой, Ларса фон Триера. Про это как раз.

– Про Нибиру?

– Ну почти. Там планета Меланхолия… Почти весь фильм скучный, а последние десять минут – прямо как в реальности. Когда эта Меланхолия уже во всё небо. И врезается в Землю. Знаешь, будто в тебя врезается! Я в кинотеатре смотрела и прямо закричала…