Сергей Дроздов - Правдивые байки воинов ПВО
Степа вспоминал: «Как назло, мне „плылось“, да и хотелось Рыжему „сопли вытереть“. Будь что будет. В „заплыве сильнейших“ мы плыли на соседних дорожках. Сделав поворот, я заметил плывущего навстречу Рыжего».
На финише выяснилось, что подносчик багажа Колумбеков из Управления гостиниц выполнил норму кандидата в мастера спорта по плаванию.
Степу вызвали к главному судье.
– «Вы где-нибудь занимаетесь, тренируетесь? Кем работаете?» – поинтересовался рефери.
– «Да нет, просто любитель, у пляжа на „Петропавловке“ плаваю», – отвечал лже-Колумбеков. «Подносчиком багажа тружусь». Тут Степа стал показывать, как он отрывает от земли тяжеленные чемоданы на работе.
– «Побольше бы нам таких подносчиков!» — ледяным тоном произнес судья.
На этом спортивные подвиги команды Мусикова и закончились. На стрельбу ездили уже настоящие пузатые гостиничные грузчики и подносчики.
Но самая яркая страница в историю дивизиона была вписана Мусиковым на зимней стажировке.
Он был назначен старшим двух групп, следовавших в Волгоградский и Астраханский радиотехнические полки.
Перед отправкой, ставший к тому времени капитаном, Мусиков нас довольно вяло проинструктировал на предмет норм поведения и воинской вежливости и убыл с «астраханцами» на поезд. Мы были предоставлены сами себе. Старшим остался сержант Вайнер.
Дорога «туда» и сама стажировка прошли без особых приключений.
Помню только, как зимней ночью у нас кончилось спиртное, и мы с Рудольфычем, наудачу, выскочили на станции Ряжск, в привокзальный ресторан, в тренировочных костюмах.
Ресторан уже был закрыт, но мы прорвались сквозь обалдевшего швейцара внутрь.
«А водки – нет!!!» – несколько испуганно сообщила нам официантка, сообразившая, для чего мы едва не сбили с ног швейцара.
«Девушка, у Вас такие красивые глаза!!!» – плотоядно улыбаясь, парировал этот враждебный выпад Рудольфыч.
«Водки – всё равно нет, есть только коньяк!» – растаяла официантка.
«Так дайте же нам два коньяка!!!» – заорали мы в два голоса, и, расплатившись «без сдачи», успели вскочить в поезд, который уже трогался.
После этого подвига мы с Рудольфычем стали «героями вечеринки».
Дней за 15 до конца срока стажировки Вайнер, сидевший в штабе полка, начал обзванивать нас на «точках» с предложением прекратить «стаж» и приступить к отдыху. Вопросы с командованием, отзывами, документами и т. д. он брал на себя. Эта инициатива была с энтузиазмом принята. Наутро в отдаленные роты полка пришла телеграмма с предложением «обеспечить прибытие курсанта такого-то в штаб».
Через сутки все стажеры прибыли в Волгоград. (Надо сказать, что на всех нас эти отдельные радиолокационные роты, где мы пробыли по месяцу с лишним, произвели сильное впечатление).
После бурной встречи и братаний выяснилось, что Джон зачем-то прихватил с собою из своей роты нового приятеля, старлея-двухгодичника Юру, выпускника филфака Алмаатинского университета. «Вот такой парень!» — охарактеризовал его Джон.
Юра был одет в китель и галифе, солдатские сапоги и почему-то светлую парадную шинель. На его голове, несмотря на мороз и ветер, была напялена фуражка. Выяснилось, что это он не «пижонил», а просто ничего другого ему не выдали.
На нашем бравом фоне Юра являл картину «как нельзя носить военную форму одежды». Просто – находка для патруля. К счастью, в Волгограде мы патрулей почти не видели, и решили взять Юру с собой.
Вайнер блестяще решил все вопросы с местными командирами, отчетами и отзывами. На кратком военном совете было решено: как следует отметить завершение «стажа» и наутро разъехаться по домам.
Стоял изрядный мороз, денег у нас было в обрез, но, несмотря на это, мы решили «рвануть в кабак».
Для Волгограда образца марта 1979 года это оказалось не такой простой задачей. Мы проехали через почти весь вытянутый вдоль Волги город, пока нашли на берегу реки работающее «стеклянное» кафе «Якорь», где и решили обосноваться.
Поначалу нас туда не пущал швейцар: «Солдатам не положено», – угрюмо твердил он, отметая наши аргументы о курсантских погонах и лычках. Среди нас чуть не победили сторонники силового решения вопроса, но врученный деду рубль и представление ему окоченевшего двухгодичника Юры, в качестве нашего «комбата», помогло решить вопрос мирно.
В ресторации стояли столы и стульчики на железных ножках и строгая официантка.
«Мальчики, договариваемся сразу: „свое“ не пить», — сурово предупредила нас она.
Проблема была в том, что именно «свое» мы и собирались пить, из финансовых соображений. 6 бутылок водки уже были закуплены, и каждый из нас внес в ресторан по бутылке, из соображений конспирации буквально в штанах. Ледяная водка обжигала кожу, и требовалось ее срочно перепрятать.
После нашего заказа (1 бутылка водки и по салатику каждому) официантка криво ухмыльнулась и ушла на кухню. Действовать следовало молниеносно, ясно, что будет «сечь» за нами, а под столом – все видно, как на ладони.
«На подоконник ставим!» – осенило кого-то. В мгновение ока вся батарея принесенных бутылок оказалась на подоконнике, за занавеской. Снаружи, со стороны улицы, она была, конечно, видна, но внутри «стекляшки» занавеска надежно скрывало наше сокровище от враждебных глаз.
Тетка принесла нам заказанную водку и салатики, мы при ней разлили по рюмочке и «процесс пошел», как позже говаривал наш первый и последний горе-президент.
Молниеносно «раскидать» водку по стопкам, пока тетка отвлекалась – было делом техники. Настроение повышалось с каждой минутой, смех и веселье витали над нашим скромным столом.
Поначалу Юра пытался «сачковать», не допивая свою рюмку. Это у нас было не принято, и народ потребовал от «комбата» объяснений.
«Я, когда пьяный – строгий!!!» – заявил Юра в качестве оправдания. Ему со смехом сообщили, что «мы и когда трезвые – строгими бываем!», а в нашей компании не «шлангуют». Пришлось ему пить с нами наравне.
В результате, после нескольких рюмок, первым и начал сдавать двухгодичник. В начале вечера он блистал знанием английского и французского, произнося на них тосты и вставляя иноземные поговорки к месту и не к месту.
Рудольфыч, после очередной Юриной репризы на французском, задушевно сообщил ему: «Знаешь, Юра, мы академиев и консерваториев не кончали. Но морду – набьем грамотно!». Эта шутка была встречена дружным смехом компании.
Юра, напротив, стал тих и задумчив, и на все предложения: «Юра, ну-ка загни что-нибудь по-французски!», отвечал стереотипно «А, баловство все это!».
Вскоре на него перестали обращать внимания – начались танцы.
В перерывах между плясками мы «разливали и принимали», соблюдая все правила конспирации. Часа через полтора официантка капитулировала:
«Ребята, я не буду шуметь, пейте на здоровье. Скажите только, где вы водку прячете, понять не можем». После недолгих препирательств мы получили гарантии нейтралитета и ознакомили официантку с местом хранения своей водки. Тетка подивилась нашей находчивости и, хихикая, ушла.
Чуть позже, прямо в разгар пьянки, к нам обратился швейцар с просьбой призвать к порядку Юру.
«Вы все молодцы, хорошо гуляете, но ваш комбат нажрался – гостей материт!», – нажаловался дедуля. Выяснилось, что забытый нами Юра наклюкался, сел перед входом в зал на один стул, ноги в грязнущих сапогах положил на второй и каждого входящего в зал зычно посылал по известному в России адресу, без различия пола и возраста гостей.
Видимо, в этом и заключалась его обещанная «строгость».
С Юрой была проведена эмоциональная воспитательная беседа, в ходе которой он узнал, что мы думаем о нем и его близких родственниках. В качестве меры воздействия Рудольфыч пообещал Юре: «Выкину, как козла, на улицу». «Строгий» Юра понял нешуточность обещания, притих и весь оставшийся вечер мирно дремал в углу.
В остальном – вечер удался.
Правда, в самом конце начудил Сил Силыч.
Ввиду дефицита финансов (а на вечер все скинулись из последних сил), а также мороза и нашего нелегального положения в городе, в самом начале мероприятия был жесткий уговор, что пьем вместе и возвращаемся в полк вместе. Никаких баб и провожаний. Этот договор все свято соблюдали. Однако перед самым закрытием к коллективу воззвал Вайнер: «Вы поглядите на этого гада!» Сил Силыч сидел в компании 2-х девиц, заказал им шампанское и явно собирался завершить вечер в их обществе. Попытки воззвать к его совести натыкались на традиционное Силовское : «Чо надо?! Пшел не хер!!!» Никаких аргументов и увещеваний он не слушал.
