Тинатин Мжаванадзе - Самолет улетит без меня (сборник)
Потом тоже стала орать, что им с такими взглядами надо уйти в монастырь, где нет кабельного телевидения.
Но пиком стал вкрадчивый голос, который умолял продать злосчастную кассету за любые деньги, причем анонимно. Этого я мстительно отослала к Артурику.
Как ни странно, дела телевидения резко пошли в гору, и в первые же три дня количество абонентов удвоилось.
Но мне надо переходить на следующий уровень. Наташа обещала сосватать меня на нормальное телевидение, в котором есть и режиссеры, и редакторы, и операторы – полный штат всех специальностей, включая корреспондента, коим я намерена работать.
Деревня
Если спросить родителей, дом есть.
Вот же он – дом в деревне, и они в нем живут. Живи с нами, это и твой дом, что может быть лучше – жить вместе с родителями! Были бы живы наши родители…
Лика побыла с ними пару месяцев. Думала, что так и надо: жить, как в сказке, в высоком терему и ждать чуда.
Стоит только вспомнить это время – время без своего города, и смирение как рукой снимает.
У вас обязательно есть деревня неподалеку, в которой вы проводили в детстве все выходные и каникулы, и она казалась вам раем, а сейчас вы едва можете выдержать там хотя бы полчаса.
Зима насыпала так много снега, что дороги временно умерли, и до деревни Лика добиралась пешком, набрав полные сапоги слякоти.
Впереди был Новый год, и вся семья собралась вместе, проводя дни у камина.
Лика ни о чем не думала, наслаждаясь мирной пустотой: ничего не надо решать, некуда бежать, добротная первобытная скука давала покой и крепкий сон.
Где-то очень далеко остались мечты, сражения, встречи, победы, танцы, легкие платья, Италия. Время округлилось и медленно, плавно катилось на одном месте.
Иногда она думала о Генрихе и представляла себе его лицо при виде ее сегодняшней. Он не придет ее спасать, и хватит об этом.
Лечь спать в гремящую крахмалом ледяную постель, не раздеваясь, как мамонт, и все пропахло дымом, утром встать, только когда точно будет гореть огонь, кое-как умыться, принести свою долю дров и сесть наконец на свое место у камина.
Там целыми днями сидела вся семья, волею обстоятельств и беспощадного времени утратившая безмятежность вечной любви. Болтали, вспоминая прошлое, перечитывали принесенные с заброшенного этажа книги, слушали мамины рассказы, много смеялись, а Лика еще и вязала.
– Где ты такие нитки нашла? – ехидно спрашивала сестра.
– Где надо, – огрызалась Лика и потом сама же и хохотала: нитки были чистой шерсти, болотного цвета, но с вкраплениями белого пуха, и при вязании получался странный эффект – как будто юбку валяли в овчарне.
– Пусть вяжет, что тебе, – вступалась мама и длинно рассказывала, как их учили в школе всевозможным рукоделиям.
Лика спешила доделать юбку к Новому году – пусть все рухнет, но нарушать традицию – надеть в новогоднюю ночь хотя бы одну новую вещь – она не хотела.
Так наступил тот самый вечер, и он ничем особенным не отличался от остальных – мама стучала пестиком, размалывая орехи в ступке, племянницы хихикали, обсуждая соседей, сестра читала обрывок столетней газеты, папа дремал.
Лика вдруг выпрямилась и громко сказала:
– Хочу купаться.
Все вздрогнули.
– Хорошее желание, – зевнула сестра. – Главное – своевременное и исполнимое!
– Может, голову помоешь? – нерешительно предложила мама. – Не простудиться бы, холод какой.
– Я. Хочу. Вымыться. Целиком, – отчеканила Лика. – Может у меня быть хоть одно желание?!
И мама отложила ступку.
– Вставай, – железным тоном приказала она папе. Он только снял очки и изумленно воззрился на жену.
Мама натаскала дров и воды.
Мама запалила пожар, с гулом рвавшийся из пасти камина до дверей.
Мама нагрела в закопченных котлах столько воды, что хватило бы выкупать того самого мамонта.
Мама отправила папу с топором в сад за дополнительными дровами, поставила прямо перед камином длинное жестяное корыто, полное горячей воды, и велела Лике в него залезть.
О, великие боги!
Лика сидела в корыте, как младенец, и мама решительно намыливала ей волосы хозяйственным мылом и лила воду ковшиком безостановочно, потому что если сидеть лицом к огню, то мерзла спина, и наоборот.
Лика фыркала и визжала, и что-то мерзкое и сальное внутри растапливалось и уходило вместе с грязной водой. Как будто солнце выглянуло одним глазом из-за пелены свинцовых туч, и стало понятно, что Лика совсем молодая, и легкие платья наденет, и начнет воплощать великие идеи – а как же иначе?!
Кто там брился каждый день на льдине?
Она уже сидела в десяти полотенцах и халатах, и ее преображение волнами шло по комнате и по всему дому.
Нет ничего невозможного.
Мама и папа ее любят – и они сделали для дочери такую классную штуку, порубили деревья в саду и отдали ей все запасы воды, и теперь в мире чисто, спокойно и весело.
Лика встретила Новый год в странной новой юбке и полная надежд. Родители делают все, что могут, просто могут они очень мало, и не надо на них за это обижаться.
Через пару дней она собрала вещи, расцеловала родителей и уехала туда, где ждала развороченная жизнь.
Там ее встретила внезапная сногсшибательная новость: шеф Наталья пристроила Лику на новую работу!
Нелюбовь
Вы ходите на Приморский бульвар не для того, чтобы погулять, а для того, чтобы встретить «одного мальчика».
На новой работе у Лики мгновенно завелся поклонник, развязный режиссер по кличке Феллини.
– Он ни одной юбки не пропускает, даже не думай, – шипела машинистка Ламара, главный информатор телевидения.
Ну и что, мстительно думала Лика, буду делать все, что нельзя!
Уже через неделю после знакомства она пошла в бар с Феллини, захватив для безопасности Басю.
В полумраке при свечах играли пианист и скрипач, сигаретный дым можно было резать ножом, и Лика с интересом наблюдала, как благосклонно ее поклонник отвечал на провокативный флирт Баси.
– Он очень даже, – прогудела в ухо подруга.
– Непрочный, как лодка из промокашки, – невозмутимо отозвалась Лика и оглядела зал.
– Ба, Ликуша?! – К ней шел старый приятель, пьяный в дрова, раскинув руки для объятий.
Лика пошла с ним танцевать, чтобы ненадолго оставить флиртующую парочку вдвоем.
– Одни мы с тобой остались в этом болоте, – причитал приятель, спотыкаясь и наступая ей на туфли. – И Генрих, сука, умотал и про нас забыл!
Лика оторопела, но не подала виду.
– Тварь он все-таки, – продолжал приятель, постепенно погружаясь в полудрему. – Столько лет трепал тебе мозги, а сам уехал! Да никогда он тебя не любил!
– Что ты говоришь, – похолодела Лика, но продолжила танцевать. – Он тебе что, говорил об этом?
– Никогда не любил, – с удовольствием подтвердил пьяный и кивнул в сторону поклонника: – А этот тебе нравится? Жалко тебя ему отдавать, ты заслужила получше.
Лика пожала плечами, вырвалась из пьяных лап и села на место. Феллини посмотрел внимательно, но не сердито.
Приятеля уволокли.
Так-так, значит, за ее спиной все обсуждали ее и Генриха. Скорее всего, даже вместе с ним. Наверное, он сокрушался: жаль ее, но у него другие планы. Ах ты, тварь!
Где-то внутри начался процесс оживления мертвой зоны, а это всегда больно, как оттирать снегом обмороженное место.
Как же, как же все это золотистое, облачное, цветущее, как ласточки над нашей улицей, освещенной вечерним солнцем, – это все ничего не значило?! Наш снежный день, чистый белый берег, наши долгие разговоры, молчание, смех, моя верность, ожидание, переписанные от руки песни, нарисованный общий дом с башенками и фонтанами – что же все это было?
Наши перекидывания записками, держания за руки, медленные танцы, поедание одной мандаринки на двоих и общие тайны – зачем же все это было?
Лика пила согревшееся шампанское, поддерживала легкий разговор, а сама думала – да прав он во всем, этот Генрих. Что во мне любить? Кучу проблем? Бездомность? Никому не нужную работу? Все, конец, прощай, мой дорогой.
– Отвезешь меня домой, – неожиданно сказала она Феллини, и подруга недоуменно воззрилась на нее – ничего, перебьется, пусть этот легкомысленный парень будет при мне, все равно других для меня нет.
Ночью Лика долго курила в окно и думала все о том же – нужен дом.
Нужен дом, и точка. Свой собственный, хоть какой. Невозможно мотаться, как перекати-поле, если кто-то захочет ее найти – даже адреса нет. Нужна точка отсчета, в которой будут кров, почва и корни.
На первое время пусть будет родной дом, хоть он и зарос плесенью. Надо сделать попытку вернуть его к жизни.
Лика выпускала горький дым в холодный город, который был таким родным и так ее обманул. Как странно оказаться в нем взрослой, пустой и беззащитной.
Вместе с домом и планами на жизнь исчезли все камни, на которых держался ее мир: ни любимого, ни семьи, ни бабушки, ни самой родной подруги. А надо продолжать прыгать и всем видом изображать непотопляемого клоуна – чтоб никто не заподозрил, как близко она от края.
