Рута Юрис - В тени малинового куста
Наплескавшись, я оделась и села на нагретый за день пригорочек, вытоптанный ребятней, приходившей купаться днем. Обидные мысли роились в голове. Слезинка за слезинкой, и я разревелась в полный голос. Потом, наревевшись, даже задремала.
Разбудили меня капли дождя, первого за все лето. Уже рассвело. Я поднялась и пошла к дому, подставляя лицо теплым каплям. Сарафан мой промок и облепил тело.
– А, вернулась, – спокойно сказал папа, – к матери не приставай, они с Ниной Аркадьевной всю ночь Симку в чувство приводили. Вмазала ты ей крепко. Молоток, моя школа! А не бери чужого!
Значит, Симка все рассказала, поняла я, стягивая с себя мокрый сарафан. И тихо спросила у папы, стараясь не смотреть ему в глаза:
– Чего чужого?
– А ты сама не знаешь? Не прикидывайся, – и папа вышел из комнаты на террасу.
На часах было девять утра. Дома стоял такой переполох, что моего отсутствия, оказывается, никто и не заметил. Мама и бабушка перекладывали с места на место сумки и чемоданы. Ждали грузовое такси.
У дома напротив Лев Борисович, уложив вещи в багажник старенького москвича, вначале усадил на заднее сиденье заплаканную Нину Аркадьевну, запихнул следом верещавшую Симку, а сам встал у машины и закурил беломорину. Они чего-то или кого-то ждали.
И тут я увидела бегущего с рюкзаком Женьку. Он кинул рядом с Симкой свой рюкзак и обернулся на наши окна.
Я не успела спрятаться за шторой. Женька подбежал к моему окну, взял меня за руку и сказал, прямо глядя в мои глаза: «Прости меня, если сможешь! И прощай!»
Лев Борисович затоптал ногой окурок, сел рядом с водителем и, махнув моему папе рукой, сказал шоферу: «Трогай...» Лишь пыльное облачко некоторое время висело на месте умчавшегося автомобиля.
А я едва сдержалась, чтоб не побежать за старым москвичонком. Я бы бросилась поперек дороги, лишь бы Женька вышел из машины, и повисла бы на его шее, целуя… И никуда бы не отпустила от себя.
Уже вечером, в Москве я свалилась с температурой под сорок. Мама просидела со мной рядом, меняя влажные полотенца на моем лбу. Я шептала всю ночь: «Не бери чужого…» Но в бреду мне чудилось, что я кричу во весь голос.
* * *Книга выпала из рук. Этот стук разбудил меня. Я подняла ее, положила на тумбочку и выключила ночник.
Глава 10. Осень в Париже
…МКАД была забита до отказа.
От бесчисленной вереницы трейлеров над дорогой висела сизая, удушливая дымка. Пришлось поднять капюшон кабриолета и включить кондиционер.
На часах – 12:15. До конца регистрации на Женькин рейс оставалось сорок пять минут. Я вытащила мобильник, набрала номер Митяя и пожаловалась, что застряла.
– Ты на каком километре стоишь? – спросил он меня. Я ответила.
– Площадку вертолетную впереди видишь?
– Да.
– Подъезжай к ней, я им сейчас дозвонюсь. Не испугаешься лететь на вертолете?
– Я? Ты ж знаешь, что я летала с отцом.
– У тебя деньги с собой есть?
– Карточка.
– Нормально. Готовь пару штук баксов, в Домодедово снимешь в банкомате. Ну, с Богом!
Я вышла из машины. До поворота на ДПС с вертолетной площадкой было метров двести. Ярко-желтая с синей полосой, лупоглазая машина стояла, свесив лопасти, как уставшие крылья, почти до самой земли. Я пробежала вдоль ряда машин, попросила чуть прижаться, чтобы я смогла проехать. Слава Богу, народ попался понятливый.
Когда я въехала на стоянку у ДПС, вертолет уже начал раскручивать винт. Взглянув на номер моей машины, старшина, поднимавший шлагбаум, спросил меня не без издевки: «Мадам Бонд?»
– Да, мой генерал, – не моргнув глазом, ответила я, – летим?
– Летим высоко, – словами Лехиной любимой песни ответил мне пилот, открывая дверь в кабину вертолета, – если будет мотать, не бойтесь.
– Я летала на вертолете, – перебила я его уже сидя в кресле и пристегнувшись, – от винта!
* * *Наверное, со стороны на меня было интересно смотреть – какая-то тетка в бейсболке, надетой козырьком назад, мчится по залу регистрации, прижимая к груди обычную стеклянную трехлитровую банку с вареньем. Царским вареньем, которое я сварила вчера. Банка еще не совсем остыла и грела мне живот сквозь футболку.
Я увидела их издалека. Они стояли в нерешительности, что-то иногда отвечая девушке, проводящей регистрацию, но постоянно оглядывались по сторонам. Я не обещала Женьке, что приеду в аэропорт, но по их взглядам было понятно, что они ждут именно меня. В руках у Женьки был венок, сплетенный из васильков.
Поставив тяжелую банку на стойку регистрации, я тут же попала в Женькины объятия. Он что-то говорил мне. Его слова заглушал бездушный женский голос, на разных языках объявлявший о рейсах. Потом Женька надел мне на голову васильковый венок и положил руки мне на плечи.
– Ты не забудешь меня никогда? – спросил он срывающимся голосом.
– Никогда.
Женька прощался со мной навсегда. Я закрыла глаза и… поняла вдруг, что стою опять вместе с ним у старого амбара, где мы спрятались от всех, играя в прятки. Но в отличие от прошлого раза, я приподнялась на цыпочки, крепко обняла его и поцеловала. Однако не сказала о том, что прощаю его. Не смогла.
Подняв глаза на табло, я увидела:
«Comp Lufthaysa Moscow – Amsterdam».
Тут же прозвучало объявление о начале посадки на этот рейс.
Фима дернула отца за рукав. Она поняла, кто я в Женькиной жизни, и ревновала, конечно. Бедная девочка!
– Я буду ждать тебя в Париже девятого сентября. У Эйфелевой башни в двенадцать часов. Прилетишь?
– Не обещаю.
Я повернулась резко и пошла к выходу, чувствуя на своей спине Женькин взгляд, но так и не оглянулась ни разу. Я поцеловала его, сделала то, о чем мечтала тридцать лет назад. И жалеть в жизни больше мне было не о чем.
У выхода из зала регистрации я сняла деньги в банкомате и направилась к вертолету, который ждал меня на площадке у въезда на автомобильную стоянку. Потом резко повернулась и пошла к кассам. Давненько не была я в Париже! Муж должен вернуться из Гаваны 28 сентября. Успею! Не зря ведь Митяй говорит, что я – авантюристка!
Кабриолет был отогнан в тенек и стоял кокетливым красавцем среди патрульных машин.
Эту ярко-желтую машинку подарил мне муж на мои 45. Исполнил мое полудетское желание-мечтание, родившееся под малиновым кустом. А при регистрации, с которой помогал мне Митяй, я получила номер – 007.
Время уже шло к четырем часам, сентябрьский прохладный вечер спускался на по-прежнему забитую кольцевую.
Опустив капюшон кабриолета, я положила руки на руль, уткнулась в них лицом и некоторое время сидела, не в силах повернуть ключ зажигания. Аромат васильков окутывал меня. В голове крутилось то, что полчаса назад говорил Женька, обнимая меня. И вдруг одна фраза прозвучала совершенно отчетливо.
– Все самое лучшее, – сказал Женька, – ты написала там, в тени малинового куста.
* * *Я очнулась от звонка телефона, он у меня играет саундтрек из фильма «Секс в большом городе», чем очень веселит окружающих. Высветился номер мужа. Леха догадался, конечно, что я поеду в Домодедово и решил морально меня поддержать.
Сняв трубку, я услышала: «Ты – самая лучшая, самая красивая, умная и талантливая жена на свете. Моя жена. Я стою на набережной Малекон в Гаване и кричу во весь голос – Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!» Пусть океанский ветер донесет до тебя мое признание!»
И он запел мне свою любимую песню «…Если хочешь остаться, останься просто так». Потом телефон забулькал, захрюкал и отключился.
Ну, «лыцарь»! Так в шутку, любя, я называю своего Лешу.
Натянув глубже васильковый венок себе на голову, я газанула с гаишной площадки, не оглядываясь, а только помахав рукой над головой. Лишь черный след протектора остался на память моим помощникам.
– Шальная баба, – прочитала я по губам лейтенанта, открывавшего мне шлагбаум.
До разворота на Рублевское шоссе я «долетела» минут за 15. Сама от себя такого не ожидала. Видя мой номер, машины, грузовые и легковые, шарахались в сторону.
Трасса была пуста. Похоже, в ожидании правительственного кортежа ее перекрыли где-то у Кунцевской.
Я нашла среди записей «Дискотеку Авария», врубила на всю катушку «Если хочешь остаться» и нажала на педаль акселератора. Митяй стоял у поста ДПС на повороте на Ильинку. Увидев мою приметную машину, он переключил светофор на зеленый, и взял под козырек. Я в ответ вскинула руку, сжатую в кулак.
Я неслась к дому, ни о чем не думая и опомнилась только когда затормозила у ворот своего гаража.
Я чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.
Пока в августе варится царское варенье, пока жив малиновый куст, а муж признается мне в любви с другой стороны земного шара, пока при виде моей машины Митяй берет под козырек – жизнь прекрасна и удивительна! И она продолжается, моя счастливая жизнь под малиновым кустом.
Я достала пульт из бардачка, и ворота поехали вверх…
* * *Билет я купила на третье число. До встречи с Женькой мне хотелось просто погулять по Парижу, посидеть в уличном кафе на набережной Сены , побродить по блошиному рынку в поисках чего-нибудь интересненького. Мне предстояло решить, что же я скажу ему, и хватит ли сил у меня сказать, что я его простила. Простила – но было ли что прощать? Просто мы были половинками разных яблок. А что же нас так связывало все годы? Как там в песне поется?
