Юрий Запевалов - Донос
Да, собрались друзья-товарищи, соседи, фельдшера, да Евдокию, бабку-банчиху, пригласили. Еще бы не пригласить, именно фельдшер да Евдокия и спасли мальчонку от верной смерти. И что за напасть, что за зараза навалилась на станицу! То ли «корь» неизвестная, то ли «оспа» смертельная, а все дети-груднички враз заболели! Тело всё крупными пятнами покрылось, зуд ужасный по всему телу. Евдокия ручонки ребёнку связала, чтобы не царапался, простыней туго тело, почти бесчувственное, замотала, да и поит каким-то отваром. А фельдшер поддакивает. Ничего, ничего, мол, травы сейчас нужнее, а лекарства, да какие в деревне лекарства, всё, что есть в фельдшерском пункте, так фельдшер, молодец, и не даёт детям, боится, как бы хуже, говорит, не было. Кому из больных детей бабка успела дать своего травяного отвару, те и дышат еще, хоть и в беспамятстве, а кому не успела, тем, которые заболели первыми, не успели с которыми они с фельдшером разобраться, не определились еще, что за заболевание, и как лечить его, те и поумирали уже. Похоронили, на местном кладбище.
Вот и Александр с Алевтиной, да с другими станичниками схоронили было соседского парнишку, Славку соседского, да и про своего думают – а жив ли ещё? А тут еще Михей этот, конюх, пошли, мол, и к тебе сразу, Петрович, если скончался сынок, так пойду, пока сам-весь на ходу, подготовлю могилку. Бабы в визг на него, мать чуть не в обмороке, а что хитрить, и все так подумали. Пришли домой, а парень-то очухался, увидел родителей, да и заулыбался! Бабы аж в слёзы от радости, мать к колыбельке кинулась, но Евдокия не пустила.
– Не трожь! Рано еще. Посиди рядом, пусть на тебя ребёнок насмотрится, да только не трогай. Не разноси хворь. Ему еще простыни-то раза два-три поменять придётся, тогда уж и посмотрим, что дальше делать будем.
– А фельдшер где?
– Да пошёл фельдшер других ребят посмотреть, ваш то вишь, очнулся уже, а вот в других-то домах помогло ли варево наше? Вот и пошёл проверить. Рад – не рад ведь, небось, что сумели остановить мы заразу неизвестную. Вот и побежал убедиться, помогло ли. В других-то домах. Сколько уж дней не спим ведь с Игнатьичем. Охота ведь убедиться, что не напрасно. А ручонки пока не развязывай. Пусть окрепнет малец как следует. Хочется же, чтобы чистым вырос парень, без рубцов да отметин «оспяных» – красных, рваных, глубоких. Без меня не развязывай, я сама определю, когда срок подойдёт.
И выжили ребятишки с отвара этого! Кто не успел, тем что же, «царство небесное»… А кто успел попить отвару волшебного, те выжили, растут, радуются жизни. Радуются и Александр с Алевтиной, что обошла дом их на сей раз «костлявая».
Мальчонка растёт смышленый такой, уже лепечет что-то по своему, для взрослых непонятному. Мать только понимает его, и переводит для всех лепетания его, переводит на язык человеческий. А вчера и совсем уморил малец всё застолье. За столом же песни, казачьи песни, душевные. А как закончили песню, умолкли все, после песни всегда же пауза образуется, а он, пацан, годик исполнилось! – он и запел! Да так славно вывел мелодию, ни фальши, ни сбоя какого. Так и повторил весь последний припев. Все аж ахнули!
– Вот он, певец растёт. Этот запоет, порадует родную станицу. Весь остаток вечера только и было разговоров про припев этот. Да про мальчонку певучего.
Да уж больно поздно разошлись. Неловко сегодня в контору идти в похмелье этом.
«Прокачусь по полям, проветрюсь, а там уж и за работу!». Александр вот уже четвёртый год председательствует. Избрали его председателем в колхозе «Заря коммунизма», что в деревне Непряхино, три года назад. 33-й год. Господи, нищетато какая! Только что закончились раскулачивания да переселения. Что внесли люди раньше в колхоз, то всё разграблено, растащено по домам, да проедено. Никто же не знал, что надо делать с колхозом этим. С чего начинать, какие земли обрабатывать, чем обрабатывать, что садить-сеять и чем, и где. Ну, дали команду организовать колхоз, его и организовали. С шумом, угрозами, с дракой и унижением, но создали. Объединили людей, лошадей, коров да баранов, снесли в тот колхоз какую-никакую сбрую да снасти разные, а что дальше делать? Никто толком и не знал.
А скот кормить надо, людей кормить надо – ничего же в хозяйстве домашнем не осталось, ни скота, ни лошадей, ни земли-матушки. Всё же в колхоз объединили! Комиссар пошумел-покричал, а что дальше делать и сам не знает. А время идёт, скот вот-вот «падёт», да и люди голодают.
Тогда и решили на общем сходе – раздать всю живнось обратно по домам! Кормить пока тепло выпасом, а к зиме каждый готовит корм скоту, по прежним своим покосам! Молоко и телята остаются хозяевам, а взрослый скот остаётся в собственности колхоза. Зерно и овощи, что собрали, тоже раздать людям. Пусть и съедят, если другого выхода не будет. Кормить-то детей чем-то надо! А когда получим живые инструкции, что нам с этим колхозом делать надо, тогда чтобы скот весь и лошади колхозу возвращены были. А пока так, всё обратно по домам, чтобы не допустить голода в деревне!
Примчался какой-то уполномоченный, грозил прокурором. Тогда казаки выбрали ходоков, те поехали в Челябинск, к какому-то начальству высокому попали, и то начальство их поддержало.
– Молодцы, – сказал главный Председатель, – то, что всё сохранили для колхоза, да еще и людей накормили – молодцы. Дело новое, не для всех понятное, а вот обучим ваших людей на семинарах наших, тогда и оживёт колхоз ваш. А сейчас главное не потерять того, что хоть есть, и людей сохранить, сохранить их веру в Советскую власть. А колхоз ваш жить будет, мы им ещё и гордиться будем. Есть там в вашей деревне мудрые люди, значит будете жить!
Хороший областной Председатель, умный, из казаков видать!
Александра и отправили изучать колхозное строительство на те семинары.
И вот, четвёртый год он уже председательствует. 33-й год. Нищета ужасная. Только что прекратилось дурацкое раскулачивание. А кого раскулачивать дальше было? У всех всё выскребли подчистую.
И с чего начинать? В колхозе этом? Никаких коровников, конюшен не было. Где держать лошадей, скотину? Даже колхозный инвентарь спрятать негде было.
Вот и решили – оставить лошадей, скотину на содержании колхозников на всю зиму. Земельные участки у домов, на хуторах – не обобществлять. Закрепить огороды при хате за колхозниками на вечные времена. Вот посевные земли объединить в одно колхозное поле. Зерно, овощи и всё, что там произрастает на наших землях – всё это объединить в один колхозный доход, в одно колхозное производство. Решили также на сходке – весь урожай делить пополам – половину государству, половину колхозникам на трудодни. Но если план государственных закупок будет больше пятидесяти процентов – выполнять план, остальное делить в колхозе. По трудодням. Кто сколько заработает, тот столько и получит.
Наконец-то стало ясно, кому что делать и когда.
Создали бригады по видам работ, выбрали бригадиров. Через какое-то время снова собрались все вместе.
– Казаки! – Обратился Председатель к колхозникам. – Раз уж так всё произошло, раз уж все мы объединились в колхозы эти, давайте устраивать и жизнь нашу соответственно. Не жить же нам в нищете! Мы же казаки, никогда мы не жили в такой бедности, и теперь не будем. Работать будем! За зиму нам надо построить два коровника и конюшню. Больше не успеем, да и материала нет. А следующей зимой будем планировать свою молочную ферму, маслобойку, ну и ещё что-то придумаем, если материал заготовим. Для заготовки леса отдельную бригаду создадим, чтобы всю зиму в лесу работали. Тогда и удадутся нам стройки наши. Столярка и кузня у нас есть. Да, Василий Дмитриевич, твою кузню эксплуатировать будем. А тебя оформим на работу как кузнеца со стороны. Ты ведь не вступил в колхоз наш, со своей кузней, вот и будешь работать как пролетарий, нанятый колхозом. Заключим договор, будем платить тебе пока натуральным продуктом, а когда заработаем денег – может быть будем платить и деньгами. По возможности. Сам понимаешь, пока её у нас нет!
– Петрович, а как нам с личным хозяйством? Ты нам разрешишь коров-свиней держать? Ну там – кур, гусей, другую живность? Как на этот счет в ваших инструкциях? Что написано?
– Никаких инструкций про это дело у нас нет. Есть договор с Райпотребсоюзом. И с Заготзерном. В этом договоре про частное хозяйство ничего не сказано, сами, говорят решайте. А мы с вами уже в прошлый раз всё это решили – личное хозяйство мы сохраняем. А иначе, чем мы семьи, детей своих, чем мы их кормить будем? Пока еще тот колхоз развернётся! А сейчас в Москве, в правительстве готовится документ, Свидетельство называется, «Государственное Свидетельство», по которому земли наши закрепят за колхозом «на вечные времена»! Так что, наша земля скоро будет, наша собственная. Колхозная!
– Так это что, мы теперь как раньше холопы на барщине трудились, так мы теперь на государство трудиться будем? Они четыре дня на себя работали, а два дня на барина. А мы что же, всю неделю «на барина» трудиться будем? Или выходные тоже прихватим? Как ты, Петрович, это рассудишь? Ты ведь у нас теперь вместо барина!
