Юрий Запевалов - Донос
– Не от нас зависит.
– Ладно, поехали. С началом пути.
Отпили крупными глотками, не торопясь, солидно, все же помнили – не на посиделках. Покрякали, допили. Кум снова за корчажку, разлил.
– Не пойму я, Санька, куда нас гонють-то? Здесь же мы на земле, знаем ее, знаем – где что добавить, где и как пахать и когда. Мы же знаем, Санька, свою-то землю, как удобрить, когда садить, а где и задержаться с посевами, не спешить. Санька, да разве без этого земля родит? Что мы там-то, на каких-то новых землях? Где он край тот, куда везут? Мы ведь с тобой и так за Уралом, куда же еще?
– Поменяют, может, местами? Нас туда, их сюда.
– А зачем? Люди же…
– Ладно, кум, не бери в голову. Поехали. Корчажка быстро пустела…
Утром хватились, нужно трогать, а ни Саньки, ни кума нет. Комитетчик зашелся криком – найти, поймать!
За дверью нашли ружье. «Убили» – взвились бабы. Спустились в погреб.
На полу, у столика мирно сопели охранник с арестованным. Еле-еле растолкали. Те ошарашенно крутили головами, «что, где…» Наконец дошло – черт, раскулачили же.
Опохмелиться бы… нет, не дали.
Кума забрали. Александра арестовали. До вечера. Вечером отпустили – «еще раз случится, выпорем…»!
Так отец попал в активисты. Вскоре он становится секретарем сельсовета, а затем и его Председателем.
Выселили все же не всех. Кто-то из больших начальников одумался, зачем вывозить, а здесь кто? Здесь-то кем руководить будем? За Уралом все же, не так уж и многолюдно! Везли, правда, и с Украины, и из других краев, да пока-то они обживутся. Много семей вернулось.
Но хозяйства были порушены, разграблены, разорены. И в колхоз нечего вносить. А что раньше внесли – быстро проели, растащили, переломали. Коллективно. Чужое проедается быстро, без оглядки – кто больше успеет, кто быстрее других.
Начиналась эра беднейшего крестьянства, нищих колхозов, голодных колхозников.
Но это же русские, казачество! Снова через год-два огороды, коровы, куры, гуси – хозяйство!
Колхоз этот непонятный не давал ничего – кормило хозяйство.
7
Приснился мне странный сон. Будто мама появилась в камере. Неожиданно. Одета в пальто, которое я купил ей в Москве, где мы с ней останавливались по дороге в Одессу. В мой первый, после института, отпуск мы с ней поехали на отдых и для ее лечения в Одессу.
Это было ранней весной, на Севере еще зима, на Урале – самое начало весны, сразу после выписки мамы из больницы, где сделали ей сложную операцию. Это случилось в Челябинске, почти за год до этого первого моего «северного» отпуска. Мама долго и тяжело болела, выздоравливала медленно, после выписки из больницы жила у Зои.
Я взял в профкоме две путевки в «Аркадию», заехал за мамой и увез ее выздоравливать на Черное море. К теплу, к фруктам, к зелени, к Одесским дворцам и паркам.
Отдохнули мы тогда с ней по высшему разряду – с морскими прогулками, круизом, с театрами, цирком, с экскурсиями по Одесским окрестностям.
К тому времени я уже четыре года отработал на Севере, на Ленских золотых приисках. Когда я заехал за мамой на Урал, оказалось, ей даже не в чем поехать, нет ничего приличного, что можно было бы одеть в дорогу.
Оделись по будничному, доехали на поезде до Москвы. В ГУМ-е, что на Красной Площади, я попросил продавца, симпатичную девушку:
– Сможете одеть мою маму, всю, как есть, с ног до головы?
– Конечно, – засмеялась девушка, – разденем и оденем, как пожелаете.
Сменили все, от нижнего белья, до красивого, из легкого меха, пальто. Обулись в полусапожки, верхний мех, красивые, изящные и главное очень удобные на ноге, что для мамы, с ее больными ногами, было самым важным. Модный костюм, блузка – мать не захотела сменить только шаль, подарок отца.
– Мама, какая же ты у нас красивая! – Мать вся светилась от радости и гордости, как же, дождалась, дожила, сын одевает и обувает.
Именно в этой одежде – и в пальто, и в полусапожках, и с шалью на голове она появилась во сне, сердитая, внимательно так посмотрела на меня:
– Что же это вы с Верой делаете? Неужели… – вдруг махнула рукой, повернулась и пошла, медленно, молча, удаляясь в никуда.
– Мама, мама, постой, что ты хотела сказать, – закричал я, но проснулся. Андрей толкал меня в плечо.
– Саныч, Саныч, проснись, что ты кричишь? – глаза испуганные. Я поднялся, сел, огляделся. Все, кто был в камере, смотрят на меня, и смотрят как-то напряженно.
– Да приснилось… – вздохнул я – что, кричал?
– Кричал, звал кого-то.
Повернулся на другой бок, отвернулся к стене, попытался было, но не смог больше уснуть.
«Что-то не так. Что-то произойдет. Что-то нехорошее»…Я знал еще с детства, что мои сны – вещие…
В этот день меня должны были выпустить из тюрьмы. Под подписку о невыезде. Адвокат сказал мне, что всё уже решено, прокурор и следователь дали добро, он даже назвал дату, когда выпустят.
И вот этот день наступил.
«С вещами на выход!» – вот оно, наконец-то. Я не стал говорить в камере, что меня могут выпустить. Мало ли что. Все в нашей жизни может произойти. Пока не объявят – верить нельзя. К тому же этот странный сон. А снам я верил – они у меня почти всегда сбывались, прямо-таки «вещими» были мои сны. Я это знал еще с детства и верил толкованиям своих снов всегда, сколько себя помню.
Взял с собой немного поесть – печенье, сахар, чай – и на выход.
Почему-то повели в «иваси». Может, оттуда выпустят? Маловероятно – если ты в СИЗО, то и освобождение оформляется через СИЗО. Все это насторожило. Но, может, себе думаю, адвокат со следователем так устроили, посадили через ИВАСИ, вот и освобождают через него. Может, у них документы так оформлены?
Надежда же всегда умирает последней, надеешься же всегда до самого конца.
Просидел в камере «иваси » до вечера. Вечером вернули обратно на «хату», по полному тюремному обряду.
На второй день – «На выход. Без вещей». Значит – или к следователю или к адвокату.
Ждал адвокат. И рассказал невероятное, дикое что-то:
– Ваша сестра написала на Вас «донос». Какая-то странная жалоба. Вот ксерокопия. Прочтите.
Прочел дважды, понять ничего не могу, какая-то квартира, какие-то деньги на подкуп адвоката, следователя, еще что-то непонятное про сына, про дочь.
Может, ошибка, не могла же родная сестра ударить по брату, да еще в такое тяжелое для него время, в такое время, когда родственники объединяются, стараются помочь.
Да нет, написано сестрой, ее рука, ее почерк. Кошмар. Вот уже добрый десяток лет я практически содержал и сестру, и ее детей. Давал им приличную, с неплохим заработком работу, обеспечивал жильем. Они каждый раз переезжали следом за мной, зная, что одним им, без брата, трудно выжить в этой жизни. И в Москве – я приобрел им квартиру на самых льготных условиях – оплата с рассрочкой на десять лет, вноси только ежемесячные мизерные взносы. Взял на работу в собственную компанию. Практически для работы они мне не нужны. Взял их, чтобы платить зарплату, чтобы имели деньги на проживание. И деньги, прямо скажем, немалые. Собственно говоря, деньги эти я платил им из собственного кармана – не плати я эти деньги сестре и ее бездарному сыну, который и должен кормить свою мать, эти деньги, оставались бы у меня.
И вот – благодарность. Донос.
– С жалобой надо разобраться! – Прокурор приостановил мое освобождение.
На неопределенный срок.
* * *Александр выехал сегодня на скошенные поля пораньше. Осмотреть надо все углы, повороты, закругления, уж больно много остаётся там разных «недокосов»! Косилки конные, иной недобросовестный косильщик не справляется с плавным поворотом, не слушает его конь в упряжке – норовистые всё ж кони казачьи. К седлу больше привыкли, не любят работ хозяйственных. А разгильдяев сразу чувствуют, вот и ворочают, где и как им посподручнее, да полегче. А в седле молодцы, боевые кони. Им и самим нравится скакать по выкошенным полям. Свобода, ширь необъятная, только опусти повод, сразу в привычный «галоп» переходит конь казачий!
Но Александр коней знает. Знает и любит. И они к нему с уважением. Только натянул поводок – сразу твердую, управляющую руку чувствует конь. Знает – здесь не порезвишься, не побалуешься. Здесь иди только туда, куда хозяин направляет.
Пораньше Александр выехал не потому, что такая уж спешная «экспедиция» эта. Углы недокошеные никуда не денутся, всегда посмотреть их можно. Бригадир и так знает, где эти «недокосы», и когда их поправить надо. Другая тут у Александра заковыка. День рождения вчера справили сыну младшему. Георгию. В честь деда сына назвали. Изрядно справляли вчера именины, долго. Сыну год исполнился. Как не порадоваться. Особенно после такой беды непредвиденной.
