Юрий Запевалов - Золото севера

– Привет, горняк, мы к тебе по поручению бригады. Вот, ружье, подарок, поручили вручить, от всех, ну от нас, от всей твоей бригады, конечно. Поздравляем.

– Да вы заходите в дом, выпьем по стакану.

– Нет, мы только поздравить, нам не положено, если увидит кто, враз «за решетку» отправят обратно, а в поселке все ж повольнее. Полегче, посвободнее. Горняк, ты не знаешь, «папаша» здесь, в поселке?

– Ребята, майор здесь, у меня, черт возьми, он же может узнать о вас!

– Уже знаю, – майор вышел из сеней на крыльцо с большой бутылкой вина, со стаканами, – давайте быстро, по стакану, все вместе. Ну, Георгий, еще раз с днем рождения, а нам пора. Ребята, выпить и быстро в машину!

Утром Георгий узнал, что его «гостей» из бригады возвратили в лагерь, «за проволоку». Георгий к тезке, майора тоже Георгием звали.

– Слушай, тезка, я понимаю, порядок есть порядок, но нельзя ли простить?

– Никак нельзя, Юра. Ты не переживай, я их ненадолго, через пару месяцев верну в поселок. Но пройти мимо случая этого никак нельзя. Нарушение инструкции, да и грубейшее при этом. А если пройти мимо, так ведь «разборки» начнутся, нас ведь с тобой «затаскают». Нет, никак простить нельзя. Не положено.

Ружье это у Георгия не один десяток лет на стене висело.

А следующей весной судьбу Георгия в один день решил новый Главный инженер прииска – Лобов Альберт Васильевич, которого еще прошлым летом назначили вместо снятого за нарушения техники безопасности Главного.

Лобов вызвал к себе Георгия.

– Садись, вот тут письмо из Иркутского политехнического, просят направить на учебу перспективных горняков, прием – по собеседованию, куда как лучше, думаю, хватит тебе жить на подхвате, поезжай, я там институтских знаю, позвоню специально по поводу тебя, поезжай, не вздумай отказаться, с деньгами как-то поможем, может быть, и наш приисковый будешь стипендиат. Посмотрим. На первое время у тебя все же что-то есть, а там посмотрим. Ну как, согласен? Певцом бы тебе лучше стать, но ты же сам говорил не раз, что «петь» не хочешь, поезжай, Юра, доучись, хватит тебе болтаться, как «в той проруби». Не увольняйся, возьми отпуск, навести родителей, отдохни, почитай там что-нибудь, что там положено перед собеседованием, в общем, освойся на «материке», не сразу ведь после Севера в ритм той жизни войдешь, посети институт, познакомься с коридорами, с приемной директора, чтобы не так страшно было, когда придешь с заявлением.

В общем, вживайся не спеша, да смотри поступи, не стушуйся! Георгий уехал учиться…

Иркутск встретил теплом, ласковым солнышком, зеленью. На Индигирке, когда уезжал, еще скрипели морозы, а тут – живут же люди! – тепло, солнечно, люди раздетыми ходят по улицам, даже не вериться, что совсем рядом, в двух часах лета на самолете – зима. Полюс холода!

В институте сказали, что прием документов начнется только через два месяца и Георгий, не долго думая, улетел домой, к родителям, на Урал.

Отец был откровенно плох, болел, но обрадовался приезду сына, распрямился, как-то даже помолодел, откровенно радовался, что решил сын вернуться в институт, мать захлопотала на кухне, долго они просидели за столом, никак не могли наговориться.

Георгий навестил друзей и знакомых в Уфалее, побывал в редакции.

– Молодец, Георгий, закончишь институт, возвращайся, возьмем в газету, выхлопочем квартиру, повоюем еще. Возвращайся! – Георгий уже знал, что Константин Константинович собрался уезжать, не клеилось у него с начальством, но виду не подал, а Главный редактор был оживлен, энергичен. Или хотел перед Георгием казаться таким? Не хотел предстать перед молодым парнем обиженным…

– Нет, Константин Константинович, закончу, уйду на производство. Теперь я знаю работу инженера, особенно на золотых приисках – грязно, хлопотно, ни выходных, ни праздников – но это живая работа, а главное никто там не прикажет мне – не делай так, вот так делай. Там сделать можно только так, как правильно для техники, для добычи. И все там сам должен придумать и организовать – что надо делать, чтобы вреда не было. Я для себя все это уже решил, а раз решил – значит решил. Ухожу, Константин Константинович, в производство. В горное производство. Золото, теперь, добывать буду!

– Не надо, не торопись, жизнь покажет. Но знай твердо – газета тебя ждет, ты журналист от Бога, нельзя идти против природы. Ну, а если меня здесь не будет, ничего, коллеги остаются, они тебя примут. Уверяю тебя. А захочешь, можем дать «вызов». Пошлем запрос на директора института. Причина есть – твои старики. Они-то здесь, в Уфалее!

– Спасибо, Константин Константинович, и прощайте. Удачи Вам.

– Ну что ж, и тебе, парень, успехов.

Время на отдыхе пролетает быстро. Георгий даже съездил с Борисом и его оркестром в небольшую гастрольную поездку по окрестным деревенским да заводским клубам, спел там несколько народных песен и старинных романсов, получил свою порцию аплодисментов и восхищение местных красавиц, но весь он был уже в Иркутске, в институте, на учебе. На этот раз он решил заняться учебой серьезно, не для диплома, для знаний, для умения, готовился тщательно.

Зачислен был комиссией на третий курс.

– Все же пять лет разрыва, молодой человек, понимаю, сидеть еще раз на пройденном курсе не легко, но порядок есть порядок, можем зачислить только с повторным прохождением третьего курса. – Директор института Игошин был категоричен и тверд.

Да бог с ним, с этим третьим курсом. Георгий рад был зачислению, а что там повторять, когда все давно забыто, спасибо, хоть на третий зачислили, не с первого заставили все повторять заново. Учиться, учиться теперь надо, Георгий, хватит валять дурака. Спасибо, Альберт Васильевич, надоумил, спасибо, что помог …

Три года пролетели, как одно мгновение.

Сначала жил Георгий в общежитии, но вскоре переехал жить в Военный городок, в небольшой частный домик. Здесь ему стало спокойнее – все же пять лет разницы в возрасте с новыми однокашниками – это много, и жить с ними Георгию оказалось просто неприлично. Там, в общежитии, у пацанов совсем другие интересы, занятия, развлечения. Георгий как будто оказался в прошлом времени, что бы ни предпринималось молодежью, он как будто все это уже пережил, видел, испытал. Он не хотел возвращаться в свое прошлое. А здесь, в Военном городке, в домике на одну комнату и большую деревенскую кухню, с русской печью с разными лежанками, «закутками» – все это напоминало ему дом в родной деревне. Один, он мог заниматься главным, ради чего и приехал в Иркутск – учебой. Он многое забыл, ему не хватало лекций, он должен был подымать старые учебники и проходить предварительный материал заново. Он принял за правило – записал лекцию – вечером проработай материал весь и тщательно. А для этого иногда приходилось изучать заново все, что было до этой лекции. Легче было со вновь начинаемыми предметами – они усваивались сразу.

Постепенно Георгий приходил в себя, осваивался с режимом учебы, с лекциями, домашние задания прорабатывал сразу, в тот же день, как получал эти задания, по вечерам чертил и писал пояснительные записки. Через год стал нормальным студентом, как будто и не прерывал никогда этой учебы. Да и осталось-то – преддипломная практика и «диплом».

7

Зафесов сидел на скамейке в носовой части катера. Сзади натужно гудел двигатель, толкая тяжело пробирающийся вверх по Жуе катер. Здесь река не была судоходной – все-таки восемьдесят километров вверх по реке от последней, разрешенной Речной инспекцией пристани. От Верхней, как её называли, пристани. Там стоят склады Витимского Урса. Туда, к этой Верхней пристани, речные теплоходы проходят в «паводок», а летом к ней, к этой с глубоким по весне речным фарватером пристани, не могут протащить грузовую баржу даже могучие речные «толкачи».

В своем верховье Жуя быстрая – крутые скалистые берега прижали речку, вода в узком каменистом ложе ускорила течение, катер едва справляется со «стремниной». Зафесов не любит эти катера – у него своя моторная лодка. Своя – в смысле закрепленная за Главным инженером прииска лодка, с мотористом и охранником (охранника, правда, он никогда с собой не берёт), и Зафесов чаще всего именно на этой своей быстроходной лодке добирается до верховьев приисковых рек. Но сегодня на Балаганах идёт катер, везёт на участок накопившийся груз, не гнать же рядом еще и лодку! Но уже через короткое время, через пару часов, Марат пожалел, что согласился плыть на этом катере – «Хатанга» уж очень тихоходный катер. Да еще с солидным грузом – «господи, сколько же я потеряю здесь времени!».

Катер шел к ручью Балаганах, где работала одна из драг прииска, тяжелый ручей, каменистый, не будь в ручье высокого содержания золота, никто и никогда не поставил бы там драгу.