Маша Трауб - Ласточ...ка
– Угу, – промычала Вета.
– А это дочка. – Гарик вытащил фотографию жены, под которой оказалась дочкина. Дочка – копия Гарика. Те же глаза навыкат и высокий лоб. Слишком высокий для девочки, с зализом. Говорят, «бычок лизнул». – У дочки только с глазками проблема. Зрение плохое. Слезный канал протыкали, – продолжал рассказ Гарик.
Вета, наверное, должна была пожалеть эту несчастную девочку с плохим зрением и зализом. Но Вета считает, что жалеть других – глупость. Ее ведь никто не жалеет…
– А вот это… – Гарик полез в пакет и вытащил сверток – трусы. – Жене купил. Красивые? – Он сунул в руки Веты пластиковый сверток с трусами. – Наташе понравятся, как ты думаешь?
– Не понравятся, – ответила Вета.
– Ладно, тогда жене, – решил Гарик. – Знаешь, она у меня хорошая. Я не могу ее бросить. Она меня понимает. Я ее любил, очень. Сначала.
Тут до Веты начало доходить – Гарик решил, что Наташа его любит и хочет, чтобы он бросил жену. Вета хмыкнула.
– А с чего вы взяли, что тетя Наташа вас любит? – спросила Вета.
– Она сама мне говорила, – просто ответил Гарик.
– И что жить с вами хочет, тоже говорила? – намекала Вета.
– Нет, вроде не говорила. Но если любишь, то хочешь жить вместе. Я тоже хочу быть с ней, но не могу. Вот, передай ей, пожалуйста. Она все поймет. – Гарик сунул в руку Веты аудиокассету.
– Что это? – зачем-то спросила Вета.
– Песни. Я записывал в туалете. Там акустика лучше. Несколько дней. Когда дома никого не было.
– Хорошо, – сказала Вета, – передам.
Гарик все говорил и сыпал именами, как будто Вета должна знать, о ком идет речь.
Вета пошла домой, оборвав увлеченного рассказом Гарика на полуслове.
Дома она не удержалась и послушала кассету. Пение Гарика ей не понравилось. Он терзал свои больные аденоиды, выхаркивая из горла звуки.
Лучше бы он не говорил, что пел в туалете. Вета его так и представляла – на толчке, с гитарой. В какой-то момент ей послышался звук смываемой воды.
Тетя Наташа, с точки зрения Веты, всегда подбирала себе странных любовников. Вете они казались в сто раз хуже дяди Пети. Но тетя Наташа, видимо, считала иначе и знала про них то, чего не знала Вета.
Как-то тетя Наташа решила ехать худеть. В клизматорий, как она его называла, в Кисловодск. Там за Наташей стал ухаживать сердечник Ленечка. Это уменьшительно-ласкательное имя ему очень шло. Он был именно Ленечка. Не солидный Леонид, не нагловатый Ленчик, а именно болезненный Ленечка. Ленечка был тридцатилетним мужчиной с фигурой четырнадцатилетнего мальчика. Он привык жить по велению больного сердца – сидеть на диете, не нервничать, не перевозбуждаться. Ленечка никогда и не влюблялся – сильные эмоции и безудержный секс ему тоже были противопоказаны. Он и подумать не мог, что сердце захочет эту взбалмошную замужнюю женщину, приехавшую с племянницей.
И Ленечка впервые в жизни начал получать удовольствие. Шел за Наташей в местный ресторан – Наташа днем усиленно худела на клизмах, а по вечерам «отрывалась» – и вместе с ней ел люля-кебаб. Вместо воды из источника пил коньяк. Ложился спать под утро, потому что все равно не мог уснуть.
Наташа его всерьез не воспринимала. Гладила по голове с материнским участием, поправляла рубашку на худых мальчишеских плечиках. Ленечка воспринимал эти жесты за авансы. Прислушивался к сердцу – колотится, пульс учащенный.
Последним нарушенным противопоказанием для Ленечки стал пьяный безудержный секс с Наташей. Наутро переполненное эмоциями сердце Ленечки отказало. Наташа об этом узнала к обеду, когда проснулась. Вета, вставшая рано и узнавшая все от дежурной администраторши, хотела разбудить тетку, но не рискнула. Она знала, что, если тетя Наташа недоспит, будет ходить злая целый день и очнется только к вечеру.
– Где он? – спросила тетя Наташа у Веты, когда та преподнесла новость.
– Его увезли в больницу. Но он жив.
– Поехали, – велела тетя Наташа. Они поехали в больницу.
– Вы кто ему? – спросила тетю Наташу медсестра.
– Жена, – ответила Наташа, потому что знала, что пустят только родственников.
– А это кто? – спросила медсестра, показывая на Вету.
– Дочь, – ответила тетя Наташа.
– К вам жена с дочкой пришли, – доложила Ленечке медсестра.
Поговорить Наташе с Ленечкой так и не удалось. После сообщения о том, что у него есть жена и дочь и они пришли в больницу, Ленечке опять поплохело. Медсестра выбежала из палаты за врачом.
– Н-да, – только и сказала Наташа. – Пойдем.
Из Кисловодска они уехали на следующий день. Правда, Наташа заставила Вету позвонить в больницу узнать, как там Ленечка. Сама она звонить боялась – а вдруг умер? Вете сказали, что состояние стабильное.
А однажды Вета всерьез испугалась за здоровье тети Наташи. Тетя Наташа осталась у них ночевать. Матери не было. На кухне висели часы с кукушкой. Каждый час открывалась дверца и кукушка куковала. Вета проснулась от шума на кухне. Она встала и пошла посмотреть, что происходит. На кухне Вета увидела тетю Наташу в халате поверх ночнушки с большими портняжными ножницами в руках. Наташа стояла рядом с часами и примеривалась. Когда кукушка выскакивала из дверцы, тетя Наташа клацала ножницами, стараясь захватить клюв.
– Теть Наташ, что ты делаешь? – спросила Вета.
– Хочу, чтобы она заткнулась. – Тетя Наташа опять клацнула ножницами и промахнулась.
Вета подошла к часам и остановила маятник. Кукушка застыла, не успев скрыться за дверкой.
– Пойдем спать, – сказала Вета тете Наташе. И, уже выходя из кухни, увидела на столе пустую коньячную бутылку.
Тете Наташе взбрело в голову поехать на природу, непременно на речку, непременно с быстрым течением. Вета тогда решила, что эта поездка будет последней. Они поселились в деревне у местной жительницы. Днем ходили на речку – было здорово лежать на воде, когда река сама несет тебя вниз. Правда, для этого нужно было далеко уходить вверх по течению. Наташа быстро перезнакомилась со старожилами. С ними же, оставив Вету на попечение хозяйки, пошла вечером жечь костер и купаться. В деревню тетя Наташа вернулась вечером следующего дня.
Оказалось, что тетя Наташа, пока пила водку, была еще ничего. А когда дело дошло до местного самогона, ее «повело». Чтобы прийти в себя, Наташа пошла окунуться. Течением ее унесло вниз по реке. Она, конечно, испугалась и усиленно загребала влево, стараясь добраться до берега. Неизвестно, что было бы с Наташей, если бы она вдруг не наткнулась ногами на твердое. Пусть глинистое, но все же дно. Мелководье. Наташа выползла на берег и через заросли крапивы и дикого кустарника пошла на свет – к деревне. В чем-то Ольга была права – Наташе везло. Повезло и тут – с мелководьем, с деревней.
Наташа постучалась в первый попавшийся дом. Дом принадлежал чекисту в отставке. Чекист многое повидал и думал, что удивить его уже ничего не может – мышцы лица давно атрофировались, отвыкли выражать удивление, испуг, радость… Но, увидев на пороге обнаженную молодую женщину, чекист не выдержал. Лицо искажалось всеми эмоциями поочередно. Он, позабыв профессиональные навыки, не стал спрашивать у женщины, кто она, как здесь оказалась. Дал ей одеяло и налил водки. Наташа выпила в один глоток и долго блевала на куст жасмина, посаженный под окнами покойной женой бывшего чекиста. Он выдал гостье свои штаны и рубашку, сначала предложив халат жены, покойницы, но Наташа от халата отказалась. Он отвез ее утром назад, в соседнюю деревню, на своих старых, но верных «Жигулях». В деревне хозяйка уже бегала по домам, тормошила вчерашних Наташиных собутыльников и спрашивала, куда они дели Наташу. Собутыльники помнили все до момента перехода с водки на самогон. После у всех случился провал в памяти.
Тетя Наташа всегда могла найти выход из положения. И не мирилась с обстоятельствами. Поэтому Вета сначала спрашивала маму: «Что делать?» А потом уточняла у тетки. Мать пожимала плечами – что тут сделаешь? А тетя Наташа знала, что нужно делать.
Вета училась в седьмом классе, когда в их школе начали готовиться к вечеру с американцами. В школе был клуб интернациональной дружбы, который и устраивал вечер. Из Ветиного класса в клуб входили Людка Иванова и Маринка Филиппова. Вета даже иногда задумывалась: кто больше ей не нравится – Людка или Маринка? Людка – флегматичная девица с косой до попы – танцевала в районном ансамбле «Искорка». На выступления «Искорки» в местном ДК их заставляли ходить всем классом. Людка в красном сарафане и кокошнике, третья слева, была хороша. Людка на Людку не откликалась принципиально. Маринка, которая ходила в Людкиных подружках, называла ее так, как Людке нравилось, – Мила. Милой Людку должны были называть все, кто претендовал на Людкину дружбу. От Ветиной Люськи – Вета специально ее доводила – Люда-Мила вскидывалась.
Людку взяли в КИД за танцы – на вечере она должна была танцевать «Цыганочку». Людка нервничала. Она могла танцевать только гопак или «Березку», только в кокошнике и только заученными движениями – вправо, влево, пятка, носок и только третьей слева. В этом Вета была на Людку похожа. Вета заканчивала музыкальную школу и выученные произведения играла сносно. Но подбирать, импровизировать ей было не дано. Вета давно для себя раскрыла магию сцены – когда двадцать Людок в кокошниках семенят вправо, получается красивый танец. Или когда Вета в концертном платье играет ансамбль – звучит музыка.
