Лана Аллина - Вихреворот сновидений
Они сидели в своем узком привилегированном и предсказуемом, а потому удобном мирке и носа до поры до времени не высовывали. Пока вдруг не удавалось подняться по карьерной лестнице – и выскочить на более высокий уровень, попасть в следующий круг. Не здесь ли, размышляла Вера, в своеобразной форме проявилась вдруг традиция российского общинного коллективизма, идущая из глубины веков нашей государственности и вдруг снова восставшая, словно феникс из пепла, в советской действительности? Ей, как историку, это было очевидно. К тому же и социальная справедливость в Советском Союзе на высоте, другой такой страны нет!
Сильные мира Внешторга. Мир цинизма и подозрительности, самоизоляции, подхалимажа, социальной зависти и агрессии. Точно вывернутые наизнанку, изуродованные представления о жизни, о человеческих отношениях, о самоуважении, о том, что важно, а что не очень. Стая – род касты. Узкий круг, куда чужака, постороннего без опознавательных знаков не допускают, где американский джинсовый лейбл вкупе с партбилетом заменяют любой документ или пропуск. А если человек не станет своим в этом кругу избранных, не сделает карьеру, не выскочит на поверхность, его доест социальная зависть. Впрочем, это чувство не оставляло их и позднее: ведь нет пределов совершенству.
А первые лидеры государства еще убеждают советскую массу, что у нас все равны, у нас построено общенародное государство, у нас бесклассовое общество. Да уж, конечно, все равны, но некоторые все-таки равнее.
Замкнутое на свою страту кастовое общество. Касты рабочих-передовиков производства, работников торговли и сферы обслуживания, дипкорпус, внешторговцы, партийцы-аппаратчики и так далее… Словом, общество, состоящее из замкнутых концентрических и практически не пересекающихся кругов. А что там, внутри кругов? Одинаковость. Миры стереотипов. Всего два-три устойчивых стандартных набора типовых инструментов, к тому же во многом схожих. Что и говорить, выбор не столь уж велик.
Но в таком случае типовой набор качеств, черт характера, поведения имеется, пусть в разной степени, у всех людей, живущих в Советском Союзе. Здесь и социальное лицемерие, и изрядная доля цинизма, и фарисейство, и подозрительность, и страх, конечно. А как же? Людьми, которые боятся, легко манипулировать. В условиях советского образа жизни, в результате постоянной дрессировки, эти качества произрастают, будто сорная трава, становятся доминирующими. Впрочем, что-то подобное она читала в спецхране. Да, кажется, у Михаила Геллера в отрывках из его «Утопии власти», перепечатанной в одном итальянском журнале[52]. К сожалению, и так называемый советский «средний класс», если использовать категорически запрещенную в СССР западную терминологию, характерную для капиталистического общества, не представляет исключения в отношении советского менталитета[53].
Разумеется, думала Вера, информотдел – это еще не весь мир, это клоака, это самая гуща клоаки Внешторга. И когда она поступила в аспирантуру, а потом в отдел, где можно было хоть как-то заниматься наукой, а не курить бесконечно в курилке, не резать бездумно газеты и журналы, не копировать статьи по разным странам и проблемам для институтского ученого дяди, не формировать институтское досье для спецхрана и открытого доступа в библиотеке, из которого специалисты затем извлекают информацию для своих монографий, статей, заданий для ЦК КПСС, ВЦСПС, она почувствовала себя больше на месте. Хотя и здесь социальный статус человека и его принадлежность к аппаратной элите значили намного больше, чем его научный потенциал.
Но тогда, думала Вера, где же каста советской интеллигенции – интеллектуалов-шестидесятников? Их больше нет как таковых? Они разгромлены в период неосталинизма конца 60-х – начала 70-х? Кто-то из них – самые отчаянные! – испробовали на себе действие карательной медицины за своё инакомыслие, за поддержку томящихся в тюрьмах советских диссидентов, за протест на Красной Площади против советских танков в Праге. А многие ушли в глухую оборону, растворились в свинцовые годы брежневского застоя 70-х в других кастах, не вписались, эмигрировали или выпали из активной жизни, уйдя во внутреннюю эмиграцию – и стали маргиналами в своей стране?
Глава 8
Разбор полетов наяву
Спустя два часа Павел Аршакович позвал Веру в свой кабинет:
– Так… ладно, Вера, я все прочитал – в целом перевод неплохой у вас получился. («И на том спасибо!» – порадовалась она про себя). – Правда, вы тут что-то всё же нагородили в двух-трех местах… Так, сейчас… а, вот, нашел! Ну, вот, например: «Коммунистическая идеология есть доктрина, взявшая за свою основу манихейство[54] в чистом виде»…
– Ну так что же: так ведь в тексте…
– Ну и что ж, что в тексте? А соображение имеете, для кого переводите, а? Хотя, конечно, по сути-то вы правы… Но, во-первых, что же тут имеется в виду: «коммунистическая идеология» или «доктрина» – выберите, что же?.. Разница все же есть. И притом еще и «в чистом виде», к тому же. А Бог его там знает – в чистом или в нечистом! Давайте это уж хотя бы опустим, а? Это идеологически не очень выдержано… Вы же для Международного отдела ЦК пишете или, может, забыли? Или вот здесь… так, обождите, сейчас… где это? Вот, нашел: «Побуждающий дух» – ну разве это по-русски? Ну, ведь коряво же сказано. Давайте уж сразу заменим на… как это? «побудительный дух» – или как лучше сказать? – вот как! – «импульс» Октября полностью исчерпал себя. И вот еще – уберите слово «полностью». Потому что черт его ещё знает, полностью или там частично, а? Тем более этим нашим цековским читать… Хорошо попали мы с вами, а?! Ну как вам? Согласны так? Ведь это ваш перевод-то, в конце концов… Вам и отвечать, в случае чего. Слушайте, а может быть, так: всепобеждающий? Гораздо лучше звучит, да?
– Ну это же совсем другой смысл… – задумалась Вера. – Нет, всё же побудительный! Побудительный импульс – так точнее.
– Хорошо, всё… Ладно, Вера, вот теперь гораздо лучше. Правда… – Шеф Аршакович шумно, безнадежно вздохнул, с сомнением покачал головой:
– Слушайте, ну я всё понимаю, что так написано в докладе Берлингуэра. С ним-то всё понятно – ну ясное же дело… Как же, конечно, ревизионизм чистый, а сам он неомарксист, западноевропейский коммунист, то есть вообще-то говоря, и не коммунист вовсе, если уж так по совести рассудить, и наш реальный социализм подвергает критике, и отвергает в принципе! М-да, сторонник конвергенции, то есть побуждает нас как бы соединить в одном флаконе реальный социализм и социальные достижения европейского капитализма. Ренегат, одним словом… Но поскольку Ленина и Шестую статью мы им ни за что не отдадим, может быть, нам смягчить хоть немного в тексте, а, Вера? Сами-то вы не боитесь такое писать, нет? А то «побудительный дух… исчерпал», да еще полностью – как вы считаете?.. С одной-то стороны, ну да, конечно, исчерпал… кто бы спорил, но, с другой – прямо вот так – полностью исчерпал… Ну вот подумайте сами: мы пишем в идеологический отдел ЦК КПСС – в Центральный Комитет партии, шутка ли? – что побудительный импульс Октября себя полностью исчерпал! Это значит, что же, нам теперь на капиталистическую идеологию ориентироваться теперь? Ревизионизм же чистый! Вы б тогда еще о конвергентном обществе[55] написали и о возможности конвергенции, о сближении наших коммунистов с европейскими коммунистами и социал-демократами! Как вам это? Самой-то вам не страшно такое писать?
Да, вот уж воистину – правдоносец, подумала Вера. И именно так: не правдолюбец – потому что на самом деле шеф не любит правду, и не нужна она ему. Но и не правдоборец – он никогда не станет бороться: слишком уж длинные выросли у него заячьи уши, слишком уж любит жизненные удобства и комфорт европейской жизни. А вот правдоносец – это в точку!
– Нет, Павел Аршакович, вот уж о конвергенции я писать точно не буду! Но «побудительный импульс» – так ведь написано в докладе, вы же сами видели, а переводить надо точно, сами говорили, разве нет? И потом, мы же будем еще давать комментарий, вот и объясним там, смягчим, если уж вы так…
Ну вот и влип ты, дорогой мой шеф Аршакович, – подумала Вера не без ехидства. – Мне-то что, я простой мэнээс, даже не защитилась пока, вот и статью никуда пристроить толком не могу без твоей помощи, да и то в одни закрытые реферативные сборники, потому что кто же это про еврокоммунизм напечатать осмелится, даже если словом этим ревизионистским явление это не называть, а прибегать к эвфемизмам, смягчать, писать иносказательно! И чего они там так боятся, интересно? Если этот еврокоммунизм никуда не годится, как он может кому-то понравиться? Но в любом случае, я же беспартийная, а значит, меня в расчет не очень-то принимают и ни в какие командировки точно не пошлют, тем более в Италию, во Францию… А как же в капстрану такую безыдейную и беспартийную посылать?
