Юлия Лешко - Ангел в темноте
Катина подружка – хорошая девочка, умненькая, спокойная, смешливая. Но лидер в их парочке, конечно, Катя. И вот этот самый лидер-неформал, очевидно, волнуется: нервно смеется и время от времени поглядывает на меня с некоторой опаской. Ничего, пусть попереживает. Интересно, зачем ей понадобилось скрыть факт родительского собрания, если там всего лишь собирали деньги на внеплановый косметический ремонт лингафонного кабинета?
А дома, как только закрываю входную дверь, поворачиваюсь к дочери и спрашиваю в манере, которую психолог семейных отношений не одобрил бы наверняка:
– Ну и?…
И Катька, которая сегодня наглядно демонстрирует правильность генетических теорий, отвечает мне так, как ответил бы Миша. Он обычно пропускает мимо ушей мои красноречивые междометия, игнорирует выразительные интонации и сразу переходит к сути.
– Я тебя не обманула, а просто не сказала.
– Это, конечно, тебя полностью оправдывает, как тебе кажется, – сурово говорю я.
Доморощенный философ изрекает:
– Промолчать – не обмануть.
Все, хватит риторики, спрашиваю прямо:
– Почему ты не хотела, чтобы я пошла на родительское собрание? Там же ничего особенного не было.
Молчит. Потом делает гримаску и говорит:
– А я откуда знала, что там будет. Может будет, может нет.
– Да в чем дело-то, Катерина? – начинаю нервничать я.
– Я Петьке Парфеновичу в ухо дала, – признается дочь. Я смеюсь:
– Ух ты! И попала? А за что?
Катька поняла, что возмездия не будет и объясняет:
– Он сказал: «У Дубровской мать – „телепузик“, а Катька – карапузик».
Я чешу под носом, скрывая смущенную улыбку. Хочется расспросить подробнее: я, честно говоря, не очень понимаю, что это за персонажи такие – телепузики? Положительные или отрицательные? Умные или глупые? Милые или противные? Что-то читала в прессе, будто они якобы деформируют детское восприятие действительности, что ли… Это была статья по педагогике, по-моему. Восьмилетний мальчишка так смешно и, на мой взгляд, не очень обидно зарифмовал моего… ну да, карапузика (давно ли она перестала им быть?) со мной. Ну и что теперь, драться? Если бы Катя была «в меня», то просто разревелась бы, если уж так обиделась. Но Катя «в отца»: ее обидели – она тут же дала сдачи, и весь разговор. И кого при этом защищала моя боевая дочь – меня или себя, уже не важно.
Ничего умного не придумав, спрашиваю:
– Ну, и как его ухо?
– Болело, наверное. Распухло, красное… Он ревел. Это хуже:
– А ты чем стукнула?
Катька, кажется, и сама изумлена всей этой историей:
– Да кулаком…
Нет, надо поговорить с Мишей на эту тему. Его характер: покладистый и долготерпеливый, но в экстремальной ситуации – импульсивный и взрывной.
Катька еще смотрит на меня:
– Ругать не будешь?
– Не буду, – отвечаю я. – А Ульяна Вячеславовна не ругала тебя?
– Ругала. Обещала вызвать в школу родителей. И Петькиных тоже. Он все время ругается разными словами, а тут собрание как раз…
Ладно, если педагог в курсе драки и не подняла шума, значит, все в порядке, но еще один «штрих» к портрету дочери сделан. И это – дочь своего отца!..
Я в детстве не дралась, даже когда сильно обижали. Обижали ведь и меня…
Да я и сейчас не «дерусь», а может, надо?
Телефонный звонок на кухне отвлекает меня от педагогических и прочих раздумий. Это Оксана, моя подруга, с которой мы познакомились в роддоме: лежали на соседних койках…
– Привет. Есть у тебя время поговорить?
Если Оксанка звонит на городской, значит разговор долгий.
– Есть, конечно.
Оксана молчит немного, потом спрашивает со вздохом:
– Как у тебя дела? Я тебя утром по телевизору смотрела, но не с начала. Ты с каким-то мужиком так по-умному разговаривала…
– Да, стараюсь, – перебиваю я, понимая, что не передачу ей хочется обсудить, а что-то более личное. – Ксан, случилось что?
Оксана молчит. Плачет, что ли?
– Плачешь, что ли?
– Уже нет.
Оксанка – девушка очень эмоциональная, но со знаком «плюс». Готова радоваться любому положительному явлению: хорошей погоде, хорошему человеку, смешному происшествию, вкусной пироженке. Если она «уже» не плачет, значит причина для слез была по-настоящему серьезная. Истерик без особых оснований, как у меня, например, у Оксаны не бывает, а я ее в разных ситуациях видела: и в смешных, и в не очень смешных. Однажды мы с детьми и колясками в нашем лифте на полтора часа застряли на уровне седьмого этажа, то есть между шестым и седьмым. Тетки из ЖЭСа не смогли лифт ни с места сдвинуть, ни открыть, вызвали монтеров из ремонта. Дети орут, я шиплю, да еще в туалет хочу со страшной силой, и страшно, между прочим. А Ксанка с тетками только перешучивается в образовавшуюся при застревании щель.
– Ксана, хочешь, приезжай ко мне, поговорим тут. Я тебя по телефону не вижу, а понять ничего не могу.
Ксанка тихо пыхтит в трубке. Потом спрашивает:
– А может, ты ко мне?
Я немного раздумываю. В кои-то веки с дочерью хотела дома побыть. А то уж и мама мне как-то раз полусерьезно замечание сделала: «Поменьше бы о работе думала, побольше о семье, а то корпоративы… кооперативы… презентации… Не мать, а ехидна». Что за зверь ехидна, не знаю. На мамины слова отшутилась: «Не знаю такого животного, не видела. Но, судя по названию, у него есть чувство юмора! Да, иногда я ехидничаю. А вы повод не давайте».
Да ведь и у Оксанки наверняка не просто свободный вечер, который не с кем скоротать…
Ладно, решено, тут недалеко, съезжу.
– Катя! – кричу, повернувшись к дочкиной комнате.
– Что? – возникает на пороге.
– Я на часок к Оксане съезжу, ладно? Ты, может, уроки пока сделай, приеду, поиграем во что-нибудь, – говорю ей.
Я уже давно в разговорах с Катькой не добавляю к именам моих подруг слово «тетя». Она обращается к ним тоже только по имени: у нас так принято. И не только потому, что это «по-европейски». Мне кажется, в кругу родительских друзей ребенку легче адаптироваться к взрослому миру. Называя взрослых друзей по имени, маленький человек чувствует себя если не на равных с ними, то увереннее – точно.
Моя мама, общаясь дома с подругами, никогда не выгоняла меня из комнаты. Какие-то уж очень женские вопросы они решали, разумеется, без меня. Но их разговоры, как правило, «запретных» тем не касались, а мне было очень интересно слушать, как они что-то одобряют, над чем-то смеются, чему-то радуются. Я до сих пор благодарна маме за то, что она таким образом проявляла ко мне свое уважение.
Катя, которую сегодня счастливо миновало наказание за «молчание, а не ложь», с легким сердцем отпускает меня ненадолго.
Оксана живет через остановку от меня, только я еду к ней не на трамвае, а на «реношке»: прямо по улице и в «рукав». Мне очень нравится ее уютная квартира, в которой малая площадь компенсируется отменным вкусом хозяйки. Это всего лишь хрущевская «полуторка», но светлые обои, встроенные зеркальные шкафы, компактная мебель и полное отсутствие ковров где бы то ни было создают эффект просторного, наполненного воздухом и светом помещения. Широкие окна, прозрачные занавески, на стенах – немногочисленные картины и плоская панель телевизора. Несколько элегантных цветочных кашпо, самое большое из которых – роскошная монстера в прихожей. Светильники тоже небольшие, в стиле хай-тэк… Красиво! И все продуманно, и ничего не случайно. Оксана – дизайнер широкого профиля, дома ее талант тоже не отдыхает: она шьет, создает интерьеры и моделирует ландшафты. Вот такой рядом со мной живет «человек эпохи Возрождения»!
Она и сама всегда очень элегантная и продуманная. Сочетание цветов в предметах ее туалета всегда приводят меня просто в священный трепет: полутона сочетаются и перекликаются, один цвет намекает на другой, структуры тканей дополняют друг друга безупречно. Когда я вижу очередной шедевр, созданный Оксанкиными руками, сама себе напоминаю в такие моменты пчелу, нашедшую дивный цветок: о, сколько же там должно быть нектара! Хотя это – чисто эстетическое удовольствие.
Оксана шьет иногда и мне. За годы дружбы изучила мои особенности и темперамент, недостатки фигуры и вкусовые предпочтения. Вообще-то, я одеваюсь везде, где могу найти что-то подходящее: в магазине, на торговой выставке, на распродаже, иногда даже в сэконд-хэнде. Миша за эту «всеядность» меня время от времени отчитывает. А зря! Я не шмоточница, просто для меня это еще один способ самовыражения. Я, например, очень люблю одежку фирмы «Марк и Спенсер», которая позиционирует свои изделия как «одежда для немодных женщин». Хитрый ход: кажется, что обидели потенциальных покупательниц, а на самом деле – сделали комплимент. Немодная женщина – это, другими словами, женщина вне моды, самодостаточная дама, которой одинаково идет и кринолин, и набедренная повязка, и скромный кардиган. Это она их украшает, а не они ее!
Но Оксанины туалеты – это мой «золотой фонд». Она всегда мне шила для каких-то особенных случаев. Например, мое тридцатилетие (короткое бирюзовое, с открытыми плечами), или Международный кинофестиваль, открытие которого я вела (зеленая и золотая парча, декольте, в пол), прием во французском посольстве по случаю Дня взятия Бастилии (маленькое черное), свадьба близких друзей, где мы с Мишей были свидетелями (сиреневый костюм «шанель»)…