Инна Тронина - Дух неправды
В дверь торопливо постучали, и тут же ввалился Печерский – со слипшейся бородой, всё в той же цыганской рубахе, только разодранной до живота, и с бутылкой шампанского «Луи Родерер» в руке. На жирной шее шансонье сверкала массивная золотая цепь с горящим бриллиантовыми огнями православным крестом. Санкар поднялся навстречу хозяину, а Райдер опять уселся на подоконник. С минуту все молчали, и только старинные напольные часы в углу отбивали полночь.
– Тебя ищут везде, – сказал, наконец, Печерский Санкару и закашлялся. – Влип ты, мальчик, по самое-самое. Наверное, скоро и сюда нагрянут. Такую сумму пообещали за сведения о тебе, что вряд ли кто устоит. Швейцар из «Пекина» видел нас с тобой и уже доложился. Но он не знает, куда мы направились потом. Теперь не только тебе, но и мне хреново придётся. Этот, Вождь или Фюрер, как больше нравится… знаешь, чей родственник?
Печерский, не получив ответа, назвал фамилию, заставившую Миррена обернуться. Индийцу эта фамилия ни о чём не говорила; по крайней мере, он остался безразличным.
– Вон, Райдер знает! Рублёво-успенские ребята так развлекаются. Клубы и сауны надоели, горные курорты тоже. А тут выпили – и давай гоняться за приезжими. Решили в нацистов поиграть.
Печерский немного успокоился, рухнул в затрещавшее кресло, а бутылку поставил на столик.
– Им и в голову не пришло, что ты – тоже вип-персона. Раз шляешься по дворам с народом, значит, и сам вроде прочих. Разве уважаемые люди живут в общагах? А ты живёшь. Ну и получай свою порцию! Им нужен драйв, всё-таки молодость своё берёт. Хочется рискнуть, а где? Все блага сами в рот валятся. Они ни о чём подумать не успевают, как им это уже несут. Так недолго с тоски подохнуть во цвете лет. Вот кто-то и выдал оригинальную идею. Свежие ощущения гарантированы, есть чем вечер занять. Сановные детки и устроили сафари, охоту на «чёрных». Попрактиковаться в условиях, приближенных к боевым. Нет, скорее, это не бой, а травля, когда охотничьи псы крестьянок по полям гоняли. В бой эту пакостную забаву превратил именно ты. И они проиграли тебе этот бой. Они же считали себя неприкосновенными, и вдруг такой облом! Пошли по шерсть, а вернулись стрижеными! Восемь человек сбежали от тебя одного! Вообще-то бритоголовые, боны, в последнее время «на шифре», то есть без униформы ходят. И джипов у них нет – неимущие ребята. Но чтобы перцовым газом девицам лица уродовать, как подружке твоего Ганина, или пытаться сжечь человека живым, как хотели поступить лично с тобой… Виден размах, не находите? «Золотая молодёжь» впрыснула бы себе адреналинчику, а ответили бы за всё совсем другие ребята. Но теперь виновный налицо – ты, Санкар!
Печерский, откинувшись на спинку кресла, шумно дышал. Потом схватил откупоренную бутылку шампанского и припал к горлышку, жадно ворочая волосатым кадыком. Он говорил по-русски, но Миррен слушал его очень внимательно.
– Вся троица, которую ты от смерти спас, отреклась от тебя по первому требованию. Сидели на допросе избитые, в синяках, с порванными мочками ушей, со следами от электрошокеров на телах, и дружно проклинали не налётчиков, а тебя! И не те, что в джипе, получается, хотели позабавиться, убивая людей, а ты! Якобы ещё в ресторане превозносил способности йогов и шаолиньских монахов. Все слышали! Ну а раз ты – зачинщик, то и все последствия на твоей совести. Девушка перцовым газом сама себя изуродовала, когда неумело пыталась воспользоваться баллончиком. И драка произошла самая обычная, каких в Москве вспыхивает по сотне на дню. Не могли же уважающие себя пацаны стерпеть оскорбления заносчивого потомка раджи! В принципе, и говорить не о чем. Только непонятно, зачем правильным пацанам потребовалось с девушек серьги сдирать. В порядке компенсации за моральный ущерб, наверное. Тот сыщик, которому я сегодня весь день звонил, наконец-то нашёлся. Он у своей жены детали уточнил, пересказал, и я пришёл в ужас. Потому и милиция на вызов не ехала так долго – кому охота погон лишаться? Сынок может пожаловаться на некорректное задержание! Твои приятели – тоже люди. Покажут против тебя, и их оставят в покое. Заартачатся – сильно пожалеют. Ты в Индию уедешь, а им куда деваться?
Печерский отставил бутылку в сторону и поднялся, Санкар тоже встал. Миррен наконец отошёл от окна и уселся на подлокотник дивана. Шансонье невольно обратился к нему, словно желая разделить свою тяжкую ношу.
– Райдер, сведения точные, из пресс-центра Главка. Имя убийцы известно, фотография размножена, ориентировки направлены вниз по инстанциям. Кроме того, каждому, кто сообщит о местонахождении Санкара Никкама, выплатят премию. Знаешь какую? Сто тысяч долларов! Для простого человека – гигантская сумма. По телевизору передали, что Никкама видели утром в отеле «Пекин». Моё имя не назвали – пока. Если Санкара здесь застанут, то назовут. Тогда мне конец на букву «П», ребята! Столько работал, бродяжничал, нуждался, страдал! Страшно вспомнить. И ведь за мной сейчас не только Марина с Настей, но ещё громадный коллектив. Музыканты, персонал студии, создатели костюмов, подтанцовка, технические работники. Мы россияне, и отступать нам некуда. Я помню всё, что обещал тебе, Санкар. Мне очень стыдно. Я знаю, что ты прав, но никому не смогу это доказать. Раз тебя назначили виноватым, ты им станешь в любом случае. Только не кори меня! Пойми! Я думал, что у нас с тобой мало времени. Оказывается, его нет совсем. – Печерский закрыл лицо ладонями и замолк.
– Чего ты добиваешься, Майкл? – Миррен смотрел исподлобья.
– Хочу, чтобы Санкар поехал в своё посольство, где ему обязаны посодействовать. С праздниками, конечно, хреново получилось… Конкуренты меня с «солнцевскими»[43] давно уже оженили… 0ни будут рады меня с дерьмом сожрать! Мне ни в коем случае нельзя подставляться. Ты можешь рассчитывать на консульскую помощь, Санкар. Тебе нужно любой ценой укрыться на территории посольства, по возможности покинуть Россию. А из Индии тебя не выдадут, как Лугового[44] в Англию, ха-ха-ха! Когда всё уляжется, я навещу твоих родителей и всё им объясню. В любом случае лично я ничего не могу для тебя больше сделать…
– Сколько я ещё могу здесь оставаться? – Санкар взялся за «трубу».
– Ни в коем случае! – вскричал Миррен. – Вы ведь в розыске. Вас обнаружат по сигналу тотчас же. Вы кому собирались звонить среда ночи?
Печерский между тем допил остатки шампанского из бутылки, по-простецки вытер губы тыльной стороной руки и с шумом вздохнул.
– В Москве живёт мой друг… вернее, друг нашей семьи. – Санкар говорил неуверенно, как будто сомневаясь, стоит ли посвящать американца в личные дела. – Его отца вылечил от запущенного рака лёгких мой дальний родственник. Он делает это с помощью лингама[45] и наложения рук. Отцу врачи давали полгода жизни, прошло десять лет, и он жив. Сын много раз гостил у нас в Дели и в Гималаях. Мы вместе совершали восхождение в зону вечных снегов. Я привёл его ещё к одному нашему родственнику, занимающемуся криойогой.[46] Этот парень телевизор не смотрит принципиально, радио тоже не слушает. Вряд ли он в курсе того, что случилось. А даже если и знает…
– Он индиец? – сухо перебил Миррен.
В это время мобильный телефон в руке Печерского засветился, и тот стал читать какое-то сообщение.
– Нет, – растерянно ответил Санкар.
– Еврей? Мусульманин? – продолжал допытываться Райдер, придвигаясь к юноше и напряжённо прищуривая глаза.
– Нет, он русский. Это имеет значение? – Санкар чувствовал, что попал в капкан, откуда может вырваться, только чудом.
– Огромное, дружище. В этом случае на благодарность рассчитывать трудно. Вы слишком дорого стоите сейчас. И никакие заслуги ваших родственников не остановят жаждущего легко обогатиться. Здесь принято забывать всё, особенно добро. За деньги мать простит смерть сына, жена – убийство мужа. Что уже говорить о вас, всегда чужом человеке?..
Санкар беззвучно шевелил губами, и глаза его за стёклами очков буквально распахивались навстречу Райдеру. ТЕ глаза, огромные, цвета чёрного кофе, с голубыми белками, с загнутыми вверх и вниз ресницами. Никакая косметика не могла сделать эти глаза прекраснее, чем они были. Миррен хрустнул пальцами, но всё равно не мог прогнать наваждение. Маленькая хрупкая фигурка, волна густых чёрных волос, тонкие смуглые пальцы на подлокотнике дивана и вот эти, одновременно страстные и печальные глаза.
Почему-то вспомнилась кастрюлька на костре, кипящий в молоке, лингам, косматый голый старик в очках, измазанный пеплом и глиной. Наверное, так лечили и отца того самого парня, которому хотел звонить Санкар. Говорили, что йог сорок лет провёл в коме, а потом поднялся жить в горные пещеры. Райдер Миррен вспоминал сейчас праздник омовения, Кумхамелу. Тогда он искупался в Ганге, чтобы смыть с себя все грехи, как посоветовали знакомые индийцы. Но они не знали, что это за грехи, думали, что перед ними писатель, белый сахиб, которому нужно вылечить душу и повреждённый в автоаварии позвоночник. Тогда йог и бросил в молоко лингам, дал выпить сахибу, и спина замолчала…
