Анатолий Мерзлов - России ивовая ржавь (сборник)
Дирижер поднял палочку: сейчас начнется другая драма – классика с музыкальным сопровождением. Силантий ждал взлета тени рук, уставившись в пол. Команды не последовало. Палочка дирижера постучала по пюпитру.
– Внимание, господа, какие-то вы все неорганизованные. Сочетание браком – тоже премьера, но сегодня важнее другое… Итак, увертюра из-за такта – не пикнуть до вступления литавр. Помним раз: важно захватить слушателя тайной и чистотой!? Помним два: при вступлении отдельных инструментов наши отработки фортиссимо?! И чтобы под сердцем жгло от чужой страсти!! И обрушивающее эту страсть контрастное пиано в начале решения развязки… Кстати, Ираида, поздравляю. У вас будут супермузыкальные дети!… Им не придется вдалбливать в голову прописные истины. Прогон пойдет одним махом, без остановки – замечания в конце.
Силантий в недоумении поднял глаза. Что-то здесь произошло без него…
Тень рук дирижера взлетела, губы поймали мундштук тромбона, и он вступил… Произошел мгновенный обрыв и гробовая тишина…
– Силантий, ты, конечно, душка, но зачем по живому?!
…Дальше, как на автомате, откатали всю программу без помарок.
Дирижер удовлетворенно закрыл ноты.
– Спасибо, господа. Прошу завтра при параде, при всех положенных атрибутах, как штык!
Дирижер подошел к Силантию, положил руку на плечо.
– Ты слухач от Бога. Похоже, в груди твоей революция и видуха не айс. Могу чем-то разблокировать процесс?
Силантий в это время ухмылялся себе размазанным по стене силуэтом Степика.
– Э, да ты еще в теме, дружок. Тогда сам ищи выход из лабиринта.
Степик терся у стула, заглядывая за кулисы. Там Ираида давала напутственные указания, постреливая в их сторону глазами. Так получилось: они выходили со Степиком вместе – Ираида догнала их.
– Я догадывалась, что вы друзья. И вот тебе, Степик, кандидатура.
Степик в коридорной сутолоке оттеснил Силантия под бок Ираиды. Она дотронулась до его руки – думал случайно, а она уверенно держала его оттопыренный мизинец. Профессиональная постановка кисти руки на кулисе тромбона зафиксировала этот палец в неудобном для обихода положении, но ей это пригодилось.
– Правда, Степик, ты приглашаешь Силантия на наше бракосочетание?
Степик странно дернулся, но осклабился, такой знакомой Силантию кухонной загадочной улыбочкой.
– О, yes, my дорогой соратник. Кто бы сомневался? Будешь дружком!!
– И ладно, – сжала до боли его палец Ираида, – в субботу 13-го. Не пугайся, не в 13–00 – в 11–00 ждем-с… Тесная компания – никого посторонних.
И они отдалились в потоке футляров, вытекающих из узкой двери черного хода.
В метро по дороге домой Силантий вряд ли мог видеть, кто его окружал. Рассеянный взгляд гасил ход его терзаний. Безразличная мимика не выдавала течения его нелегких мыслей. В этот момент он лелеял в себе ощущения прикосновения к телу Ирусика. От нее исходило дыхание жизни, ощущение сказки без конца, полет в вечность. Перед глазами рядом со Степиком перемещающимся рядом, изогнутая в угоднической позе рачка, стояла ее раскованная жизнеутверждающая походка. В потном обрамлении чужих плеч, в тесном сквозняке вагона мысли его сжались безысходностью. Он уже знал: с приходом домой для сиюминутного удовлетворения, он кинется терзать свою плоть, благо и запах Ирусика еще остро ощущался им. Он мгновениями ненавидел себя. Полной ненависти не дала вылиться суета вокруг него – люди толкались и выходили. Как в бреду, он куда шел. Визгнули тормоза.
– Ты ошалел, козел?! Смотри, под какую машину прыгаешь!!
Когда оказался перед собственной дверью, удивился, как скоро он добрался. Долго соображал, что ему сделать следующим действием.
– Силантий, привет! Устал, дружище? Чем-то помочь?
– Нет, нет, – ответил он воздуху подъезда.
В прихожей поставил футляр, наклонился скинуть туфли – остро почувствовал тугую упругость в гульфике. Руки задрожали в предвкушении сладострастия.
– В самом деле, ты в порядке? – всунулась в открытую дверь голова соседа по шахматным баталиям, – рубанем сегодня по партейке?
Лицо соседа возвратилось из полуулыбки в штатное сосредоточенное состояние.
– Знаешь, Лесик, рубанем, но не сегодня.
Перед сном вышел на лоджию, открыл окно: в лицо пахнуло сгустком родных запахов столицы. С открытым окном и уснул, в первый раз в жизни забывшись не в себе.
…Премьера имела громкий успех. Классика любви на сцене после каждого акта взрывала зал откровенным восторгом. Силантий прожил полноценный рабочий день в мире светорежиссера Ираиды.
Он помнил день бракосочетания – взял напрокат темный костюм. В 9 часов зазвонил звонок двери – с нарочным прибыл букет алых роз. Увидев букет воочию, Силантий понял его чрезмерную помпезность, но это все, чем он мог откровенно выразить свое уходящее счастье.
К ЗАГСу приехал с достаточным запасом – оставалось сорок минут. Ирусика с букетиком незабудок едва признал. Мелькнуло знакомое миловидное лицо скрипачки Екатерины в обрамлении несуразного снопа волос с ужасной камеей на затылке. Ирусик выплыла из глубины зала в воздушном сарафане с вкраплением полевых цветов. Парчовая белая накидка оттеняла повышенную розовость ее живых щечек. Она тронула улыбкой напомаженные губы ему навстречу. Глаза источали свойственную только ей тревогу.
Екатерина коснулась его за руки.
– Вы со Степиком разве не вместе?!
Вошедший в зал парень громко спросил:
– Кто будут музыканты? Ираида Земскова? Вот!..
Степик отписался запиской: «Ираида, извини, я пока не готов».
У Силантия разбухло в груди, сердце сжалось и побежало.
– Степан Заславский и Ираида Земскова, приготовьтесь – вы следующие!!!
Дрожащими от волнения руками Силантий рассыпал перед Ирусиком букет роз.
– Я готов на все! Позволь мне хотя бы сыграть роль Степика?!…
У красотки Марианны
Катишь ли по бескрайним дорогам России на автомобиле, наслаждаешься ли простором под перестук вагонных колес, обозреваешь ли с самолета захватывающий дух объем – везде тебя не покидает ощущение огромного, нескончаемого, державного.
Служебные командировки оставили множество отрывочных сюжетов, чаще щиплющих глаза от родного убожества с одной стороны – другая сторона: больших строек, широких размахов, великих творческих достижений не дает покоя в существовании непонятых и, наверное, неискоренимых противоположностей. Коварство и доброта, убожество и роскошь, серость и блеск – тот неполный перечень устоявшихся контрастов, в нашу долгую бытность неискоренимых. Они секут по глазам заскорузлой очевидностью, тупым архаизмом разрезая на пласты живую душу.
За поездку, с первого взгляда не предвещавшую особых открытий, кроме нервов, все же ухватился, как за очередную возможность прокатиться на автомобиле с запада на восток и назад по просторам родной земли. В одиночестве за рулем мир осознаешь острее таким, каким принимает его твоя непредвзятая природа – таким видит его близкое тебе по духу сообщество людей, думающих в том же созидательном русле.
Удаленный от западных рубежей страны – Пермский край развеял все сомнения в малопродуктивности состоявшегося вояжа – отдельные вопросы нашли свое место в череде производственных согласований.
…Частые выбоины да сгущающийся молочный туман сбили скорость до безопасного минимума в 30 км/ час. В сказочном обрамлении по обочинам мелькали черные размывы бревенчатых силуэтов. В зеркало заднего вида влипли бьющие по глазам фары большегрузника – водитель активно пытался в двух плотных встречных потоках найти громоздкой махине прогалину для обгона. Коварная выбоина заставила выехать на обочину: залепленная грязью груда грузовика мгновенно заполнила образовавшуюся нишу, выщемилась из потока, грюкнула расхлябанным металлом и понеслась, ускоряясь, вперед.
Около часа дорога продолжала тянуться в молочном неведении, оставаясь непробиваемой белой стеной. Всякие неприятности могут устояться в сознании – дорога престала вызывать раздражение, под перестук напряженных амортизаторов, она стала фактором неизбежности.
Мысли упорядочились, но не вспомню, чтобы любое мало-мальски расслабление закапчивалось у нас удовлетворением. Стоило поймать благоприятную струю мыслей, прямо передо мной беспорядочно замелькали прожекторы фар. Пришлось резко затормозить, принять на обочину и остановиться. Мимо прошмыгивали фигуры водителей остановившихся следом.
Зараженный всеобщим любопытством, устремился вперед в пешем потоке. Дорога в этом месте делала крутой поворот – сразу за ним в редеющей дымке тумана застыла чудовищная картина «поля брани» – грузовик протаранил стадо коров. След виновника давно простыл. Эмоционально и не очень, сочувствующие возгласы скоро притухли – колонны машин двинулись, протискиваясь между околевающих туш, продолжая свой путь в унылой пустоши Пермского края.
