Елена Котова - Акционерное общество женщин
– Диеты прошу всуе не поминать, – вмешалась Алена. – Дурь в виде пластик и липосакций – это фанатизм идиоток, которые ничем, кроме товара, себя не видели ни в юности, ни в зрелости. А здоровое питание, очищение организма – это нормальная личная гигиена уважающей себя женщины. Вроде все связано, но на самом деле тут тоже очень деликатная, но принципиальная грань. В башке все сидит.
– Страховое общество «Женщины за гранью», – задумчиво произнесла Полина. – В листовке примерно так было и сказано. Грань связана с возрастом, условно скажем – с климаксом. Но и еще с чем-то… По одну сторону женщины, которые сами создают правила, как ты, Кыса, как Алена… неведомая мне Степанова… Катька. Как же я по ней скучаю… По другую… шалавы, нимфы, безумные аллочки, страдающие инночки и стервы раисы с их миазмами. Как я поспешила с этим звонком! Вот он и ответил мне: «Недосягаем». И номер стерся, и визитка потерялась. Все это неспроста. Надо было сначала понять, что именно я хочу ему сказать. Сегодня я бы спросила у него именно про эту грань, про которую сама додумать не могу. Но ему уже не позвонить… Как же не хватает Катьки! Она бы все объяснила.
– Катька занята собой на полную катушку, придумала собственную теорию бесконечных очищений и омоложений. Ха! Вроде умная баба, но вечно ее заносит. Занимается она, дескать, «алхимией возраста». Как Фауст. Так прямо и говорит: «Как Фауст!» Но должна признать, выглядит она стопудово. У нас с Кысой сердце за нее радовалось.
– Не много есть женщин, радующихся, глядя на помолодевшую подругу. Одно это говорит, что мы особенные. Точнее, вы трое особенные. Держите жизнь в своих руках, сами устанавливаете правила. Мне бы вашу энергию… Как вас убедить, что тратите вы свой ум и силу на суетные цели? Еще до Лондона я Катьке твердила, что цели должны быть великие. Научить женщину, как управлять жизнью. Жизнь всем подбрасывает загадки, но они житейские, и только ленивый не писал про них толстых романов. А загадка жизни женщины – это посложнее, чем даже проблема жизни и смерти. Женщина вроде и творец, первопричина всему, а в то же время даже себе не хозяйка. Ее власть вроде беспредельна, а ей все время надо кому-то угождать. Всю жизнь ее собственная природа, а может дьявол, который дал ей страсти, заставляют ее перерождаться…
– Фигня это. А еще говоришь, что не склонна к мистике. Но что касается Катьки, то выглядит она правда супер. – Кысу распирало от желания поведать о лондонской жизни Катерины. – Не старше сорока, а при вечернем освещении и в коктейльном платье еще моложе. Красота – это страшная сила! Мужика ее видели. Из Берлина, с незатейливым для немца именем Клаус, но крайне достойный. Ты представляешь – у Катьки с ним был роман, еще когда она жила в Германии. А теперь в Лондоне встретились. Это я понимаю, мистика…
– Катька – стерва, – внезапно объявила Алена. – Это я говорю, заметьте, с уважением. Немецкий любовник! Круче этого только кипяток и горы.
– Неужели? С чего бы это? – поинтересовалась Кыса.
– Ха! Даже этого не знаете, а а сидите, рассуждаете о загадках жизни и смерти. Немецкий любовник – это тренд будущего года! Наши псевдогламурные лохушки в Москве еще этого не просекли. Подлинно гламурная женщина – это определенный ряд признаков. Среди них сегодня на первом месте стоит вовсе не сумка «Биркин», и даже не частный самолет, а именно любовник-немец.
– Почему? – хором спросили Полина с Кысой.
– Неисповедимы пути моды и трендов. Думаю, потому, что немцы – романтики и при этом зануды, то есть ответственные. К тому же спокойно относятся к неоформленным отношениям. Сами считают нормой иметь две женщины и от женщины, если та замужем, не требуют развода. Прикиньте, романтичный и ответственный любовник, который не ревнует и ничего не требует. Мечта! Насколько эффектнее и эффективнее, чем менять мужиков со скандалами и судами. Вот вам и тренд.
– А что ж ты сама тогда отстаешь от моды?
– Время не пришло, – загадочно бросила Алена. – Не стоит понимать все буквально. Немецкий бойфренд – это образ. В реальности ему не обязательно быть непременно немцем. Главное, чтобы образ недвусмысленно прочитывался в свете как декларация, statement, символ определенного образа жизни.
– Круто, – это все, что могли сказать что Кыса, что Полина.
* * *Алхимия – это отнюдь не поиск способа превращения ртути в золото, вопреки законам химии. Да, при обычных обстоятельствах химические процессы работают как обычно. Физические, впрочем, тоже. Но есть алхимия. Есть метафизика. К законам физики, химии добавляется главный ингредиент – сила мысли. При достаточной изощренности мыслительного процесса он трансформируют химические процессы в человеческом организме.
На данном этапе жизни Катька была занята тем, как с помощью мысли запустить в организме процессы, обеспечивающие вечную молодость. Вопрос, зачем нужна вечная молодость, Катька считала досужим. Обращение процесса старения вспять можно запустить только мыслительным процессом, а поддерживать – только самоконтролем и постоянным углублением самоанализа. Ну и деньгами, конечно, с умом потраченными на современную медицину. Именно с умом, потому что из пяти липосакций и полдюжины пластических операций никакой алхимии не возникнет. Как не превратится в золото ядовитая ртуть. Хорошо, что Кысе пластика помогла приобрести уверенность. Но это только полдела, причем Кысой двигали экстремальные обстоятельства, сами по себе уже генерировавшие сгустки воли, мысли и энергии. И без экстрима в виде перечеркнутой мужем жизни, и без пластических операций женщина может, просто обязана проделать сложную работу, понять до ощущений на кончиках пальцев, где именно и почему в ее организме угасает энергия, и высвобождать ее постоянно, всеми возможными разумными способами, не давая заснуть разуму, воле.
Не считать сначала калории как дура, а потом качаться до обморока в спортзале, думая, что их сжигаешь.
Типичная лженаука.
Вопрос в том, чтобы не позволять желудку, забитому непереваренной пищей, вываливать в лимфу, подкожные ткани, кровь нерасщепленные жиры и токсины. Пить много воды, не жрать все вперемешку, не допускать отеков, понимая, от каких продуктов они возникают.
Очищать себя слой за слоем, как луковицу, разгрузочными днями и голоданием – раз в неделю, без фанатизма. Сначала кишечник, лимфу, подкожные ткани и кровь, потом почки и печень. Поддерживать мышечную массу, стимулировать метаболизм, не важно чем: йогой, плаванием, бегом по утрам или спиральной гимнастикой.
Метаболизм, именовавшийся в доисторическую эпоху соцреализма дурацким названием «обмен веществ», и есть та самая сила, которая сопротивляется процессам угасания в любых их формах. Его нельзя тратить на борьбу с токсинами. Метаболизму нужна свобода делать именно то, для чего он и предназначен – регенерировать клетки, рождая новые.
Новые, молодые, черт возьми, клетки!
А старые, умирающие выгонять из организма. И не думать, что это каторга, а знать, что творишь чудо, молодость! Это и есть алхимия. Пока есть сила мысли, воли и, главное, желания, они совершают с телом и душой невероятные метаморфозы.
Катькин друг Клаус ознакомился с ее воззрениями, приправленными мыслями, почерпнутыми из «Фауста», ибо Катьке требовалось постичь все смыслы понятия «алхимия». Из всех Катькиных откровений Клаус одобрил лишь чтение «Фауста». По поводу остального он только хмыкал и пожимал плечами.
Катька и Клаус действительно познакомились еще в период Катькиной жизни в Германии, у них был короткий роман, после которого они расстались не без сожаления, но и без обоюдных травм. А когда в одну из командировок Клауса в Лондон случай свел их снова, оба оценили этот подарок. Катька вдруг вспомнила, как давно она не любила, а только страдала. Любовь, не требующая страданий? В это было трудно поверить, но Клаус и Катька – хоть жили они в разных городах – всегда были рядом, Они не слали друг другу текстов перед сном, не звонили друг другу по ночам, чтобы услышать любимый голос, их чувство не нуждалось в атрибутике условностей. Оно текло сквозь них, не иссякая, у него был запах свежести и не было привкуса горечи. Клаус мотался часто по делам в Лондон, Катька ездила в Берлин на длинные уик-энды, на Пасху и Рождество, а острота прикосновения к любимой щеке, к ладони, к губам оставалась на кончике пальцев, даже когда они не виделись по два-три месяца.
В отношении к женщине Клаус был противоположностью Полининому мужу, Шурику, и большинству русских мужчин. Он не считал, что возраст женщины – это ее проклятие, неумолимо, как склизкая мешковина, окутывающая некогда прелестные черты, превращая их в неприглядное для мужчины зрелище, мириться с которым могут лишь бездумно прилепившиеся к жене своей.
Клаус ценил в женщине ту самую женственность, которая либо есть, либо нет и которая неподвластна возрасту. Главное очарование женщины – это стойкость истинной женственности перед примитивным биологическим старением, считал он.
