Галина Маркус - Сказка со счастливым началом
Чем красивее казалась природа вокруг, тем хуже становилось Соне. Она страдала от этой красоты, не могла воспринимать её благодарно. Понимала, что получает всё это в дар, что не заслужили такие пейзажи уныния и безразличия. Но она не могла смеяться, плавать, гулять – ничего не могла. Не по Сеньке шапка… не по настроению отдых. Все мысли были там, в городе. Хотя Мити уже давно в нём нет, но… Соня всей душой рвалась обратно, словно неведомая сила притягивала её туда.
В начале второй недели Соня поняла, что больше не выдержит. Ей было плохо – и физически, и морально. Она сама не понимала, что происходит. В голове вертелась одна маниакальная идея: срочно домой.
Услышав это, Анька просто взбесилась. Кричала, что осталось каких-то несчастных восемь дней. Упрекала в эгоизме. Но от Сони уже ничего не зависело. Во вторник она собралась на вокзал – менять билеты. Анька, разумеется, никуда уезжать не собиралась.
– Ребёнка-то хоть не бери! Он-то при чём? – злая, расстроенная, сестра не знала, как до неё достучаться.
Оставить с ней мальчика Соня, конечно же, не решилась бы. Анька здесь снова стала похожа на прежнюю, шебутную девчонку, у которой на уме лишь ночные дискотеки да бар с караоке.
– Вадик… ты хочешь со мной домой или здесь с тётей Аней? – Соня задавала глупый непедагогичный вопрос, прекрасно зная, что Вадика заберёт.
– Хочу здесь с тобою…
– Вот видишь! – повторяла Анька.
– Вадичек, мы всё равно уедем. Прости меня, зайка, так надо, – качала головой Соня. – Мы с тобой лучше в лесу погуляем, на речку сходим…
– Нет, ну это просто ни в какие ворота! – возмущалась сестра. – Взять и испортить ребёнку отдых!
В конце концов, видя, что Соню не остановить, злая, расстроенная, она заявила:
– Хрен с тобой! Сумеешь обменять билеты – езжай! Я и без тебя покайфую.
Соня боялась одного – что билетов на поезд не будет, а трястись восемь часов на автобусе с мальчиком было бы нелегко. Но ей повезло – в кассе прямо перед ней сдавал билеты мужчина – решил продлить отпуск, а кассирша никак не могла найти ему другие. Соня даже не удивилась – она сразу поняла, что это для неё.
Билеты оказались на пятницу, так что выигрывала она всего-то несколько дней. В четверг Соня уже сидела на чемоданах. Сходили на море – но купаться она не стала, только смотрела за Вадиком. Ничего ей не хотелось. Домой, только домой!
Рано утром они вошли в душный, липкий от грязи вагон, а уже в шестом часу вечера за окном замелькали знакомые пейзажи. Скучный, расстроенный Вадик сидел на полке, послушно стараясь не прислоняться щекой к пыльной оконной раме. Чувствуя себя виноватой, Соня пыталась его утешить, рассказывая, как хорошо они проведут время до школы. Добрый, некапризный мальчик выслушивал её сказочные, заманчивые предложения и согласно кивал:
– Хорошо, мам, ладно… А когда мы опять – на море?
Море стало теперь его новой мечтой. Соня только вздыхала. Она с нетерпением поглядывала на часы и строила планы. Первым делом – бросить вещи и забежать в магазин, купить хлеб, сыр, что-то на ужин. Уезжая, дома оставили бардак, но ничего, прибраться можно и утром. Несмотря на все обещания, Соня пока не знала, что они будут делать в городе в последнюю неделю отпуска. Наверное, и правда, просто погуляют с Вадиком, подготовятся к школе, докупят то, что ещё не купили.
Наконец, поезд прибыл на их старенький, обшарпанный перрон. Соня вылезла из вагона, вытащила небольшой чемодан и помогла спуститься мальчику. Отмахнувшись от носильщиков, отрицательно помотала головой навязчивым таксистам: чемодан был на колёсиках, а до остановки – метров двести, не больше. Проходя мимо платформы пригородных поездов, Соня ещё издали заметила знакомую фигуру – ну разве можно ни с кем не встретиться на этом вокзале?
Соня хотела пройти незамеченной, но Надька её уже увидала.
– Привет! С моря приехали? Загорелый-то какой, Вадька!
Мальчик спрятался за спиной матери.
– А ты чего, как сметана? Под зонтом, что ль, отсиживалась? – критически осмотрела её Надежда Петровна. – В группе народу прибавилось, устала, как собака. Возьму в понедельник больничный. Парня, небось, уже не приведёшь, перед школой-то?
– А смысл… я ещё в отпуске. А ты – в деревню?
– Да вот, продукты везу! На огороде сидят, свиней держат, а пацана им, видишь ли, покормить нечем!
А, ну конечно, Надька ехала к сыну, живущему на каникулах у отцовой родни.
– Вот я матери своей говорю, – деловито начала женщина, словно продолжая только что прерванный разговор, – твой сынок ненаглядный колбаску себе покупает, а нет чтоб племяннику родному денег подкинуть. Нет, всё на себя, любимого. А кто ему стирает, кто готовит? Копейки не отстегнёт, хамло неблагодарное!
– А откуда же у него деньги? – удивилась Соня.
– Пенсию оформил и сторожем устроился – в кооператив гаражный, ну, знаешь, за котельной который. Анекдот просто – сторож! Кого он поймает – калека безногий?
– Значит, не пьёт?
– Трезвенником притворяется! Ну, это до первого случая. Нет, прикинь, нашли, кого взять! Тачки крутые – а на стороже экономят. Смех один. Так вот я и говорю – смотри, подорвут там все гаражи ваши, как у Калюжного, даже убежать на одной ноге не успеешь!
– Как… – застыла на месте Соня. – Как… какого – Ка… люжного? Как – подорвут?
– А ты что – не в курсе? – удивилась Надька. – А, так вы ж уезжали! Да взорвали нашего хозяина жизни – прямо у себя в гараже, вместе со всеми тачками!
– В смысле… н-н-насмерть?
Вадик дёргал Соню за руку, требуя идти дальше, но она ничего не замечала.
– Ну а то! Пожарище был – весь город дымом затянуло, мы ходили смотреть.
Соня глядела на неё, пытаясь осознать, что услышала. Калюжного больше нет в живых? Как такое возможно? Что это значит для неё? А для Мити? Так он, наверняка, снова в городе, вернулся – раз такая трагедия. А когда же это случилось?
Внезапно всё внутри неё похолодело от жуткой мысли. Страх иголками впился в голову, вмиг занемели руки.
– А… Надя… а…. – Соня ухватила её за рукав, не в силах произнести свой вопрос, слова застревали у неё на языке. – Надя… это давно было… это…
– Сейчас, подожди… Ну, не помню… не на этой неделе точно. А, ну да – в понедельник прошлый. Часов в пять утра рвануло. Да так шугануло! Я в первую смену работала, и вот иду… не пойму – гарью пахнет. А ведь далеко же…
Соню покачнуло. Но она ещё надеялась, что Митя успел уехать. Или не успел, но его там просто не оказалось. Нет, незачем спрашивать… Что делать ему в гараже? Машина у Мити в Москве.
Она сделала над собой усилие и выдавила:
– Он… один… погиб? Кто-то ещё… пострадал?
– Ну… – Надька смотрела на неё в сомнениях, – кажется, шофёр там погиб, из родни кто-то был… всё ведь скрывают, то скажут – пожар, то взрыв газа…
– Надя… – Соня готова была встать на колени. – Умоляю… что говорят? Кто из родни?
– Ну, я не знаю! – решительно дала отмашку Надька. – Кто тебя поймёт – вроде тебе он никто больше. Вроде как отомщена ты теперь. А может – всё-таки жалко тебе его станет…
Ноги у Сони подогнулись, платформа поплыла перед глазами, Вадик тряс её руку, а она ничего не видела перед собой, свет померк у неё в глазах, потом откуда-то сбоку выплыло лицо Надьки, и её голос проговорил словно издалека:
– Загублена жизнь-то. Молодому парню – на кой так жить, коли ещё очухается. Хотя он уже и нагулялся, небось, как никто. Ты, я смотрю, расстраиваешься – ну а по мне, радуйся, что это теперь не твой крест. Жена есть. Она пусть и возится…
Предметы вокруг выплыли из темноты и зачем-то заняли свои места, Надькино лицо теперь маячило прямо напротив – белый блин с бесцветными ресницами и невыразительными глазами, прыщ на щеке, такое будничное, банальное, настоящее. И однако Соня не могла осознать реальность, в которую вдруг погрузилась, как в самый худший кошмар.
– Что с ним… – не своим голосом выговорила она.
– Да кто ж его знает. Вроде как выжил, но до сих пор в коме, всякое болтают. По телевизору-то не показывают. Местные новости – как воды в рот набрали.
– Он живой?! Он точно – живой?!
– Да отпусти ты меня, больно же! – дёрнула руку Надька. – Не знаю я. Все обсуждают, кто теперь город купит. Ну чего ты, чего так реагируешь? Кто он тебе? Вон мой – даром что мужем был настоящим, отцом моего ребёнка – так вот мне на него наплевать, хоть жив, хоть помрёт. Может, и жалко, ну, как человека, конечно, но с ума-то не сходи!
Соня отпустила её и медленно, словно зомбированная, двинулась по платформе. Она тянула Вадика за руку, на автомате стараясь, чтобы на него не налетели.
– Чемодан забыла! – крикнула вслед Надька.
Соня, не понимая, что делает, вернулась за чемоданом. Вадик что-то говорил, просил, хныкал, потом замолчал. Они влезли в подошедший автобус, Соня усадила мальчика на сиденье, впихнула в проход чемодан. Ей хотелось орать – вопить на одной ноте, скрючиться, упасть, биться в истерике, лечь, умереть, чтобы ничего не знать, забыть, и в то же время бежать, рвать куда-то, где всё станет понятно, где она сможет увидеть его, в любом виде – в каком бы он ни был, убедиться, что он ещё существует на этом свете! Как она могла, как смела сидеть у моря, улыбаться, любоваться закатом, когда с ним случилось такое… как могла так расстаться с ним… злиться на него… А если он умер… если умрёт – она этого не вынесет… Нет!!! Его не может нигде не быть! Надька сказала – кома. Кома, кома, что такое кома? Из неё выходят когда-нибудь? Если это было больше недели назад… если… Господи! Помоги, помоги, пожалуйста, только бы он был жив, пожалуйста, пожалуйста…
