Михаил Соболев - Маята (сборник)
Прощаясь, он потрепал Найду по загривку, и я вдруг увидел, что лицо соседа так и не оттаяло с зимы.
– Светка щенка присмотрела, – виновато посмотрел на меня Володя. – Хочу, говорит, маленького лабрадора – бежевого, плюшевого, с черным носом и висячими ушками. Ей бы игрушку…
Найда боднула руку соседа.
В дверях он обернулся:
– Выйду на пенсию – возьму добермана.
Недотроганный Рассказ
В начале восьмидесятых довелось мне поработать несколько лет грузчиком-экспедитором в агентстве по доставке мебели населению. Устроиться на работу в "Лентрансагентство" было непросто, ибо в те годы только там да еще, пожалуй, в таксопарке можно было за свой труд получать приличные деньги без риска оказаться за решеткой.
Возглавлял агентство бывший боксер С. Личность в Ленинграде известная, он начинал свою спортивную карьеру в секции ленинградского "Динамо" в одно время с легендарным Валерием Попенченко.
Генеральный старался брать на работу бывших спортсменов. "Бывшие", в свое время досыта хлебнув славы, впоследствии, "выйдя в тираж", спивались. Подсобником или учеником токаря на завод идти они не хотели – гонор, как же! Да и платили там гроши. В агентстве же работа, хотя и на износ, по двенадцать часов с одним выходным в неделю, но в то же время – не у станка. И деньги – неплохие и сразу. Так что мужики на "доставке" подобрались все, как один, крепкие, тренированные. Поблажки новенькому не давали, и, несмотря на борцовское прошлое, втягиваться мне было нелегко.
В новостройках было особенно тяжко. Лифт "коммунальщики" отключали специально, чтобы с новоселов за его пуск поборы брать. Так что, приходилось попотеть. Занести на четырнадцатый этаж вдвоем три мебельных гарнитура – удовольствие, скажу я вам, то еще! За смену надо было делать три-четыре подобных рейса. Это, если не считать мелочевку. Но, правда, и зарабатывали неплохо. При удачном раскладе за один день можно было заложить между страниц "Капитала" месячную зарплату квалифицированного ленинградского рабочего.
А вечерком, в автопарке, как было принято, "отдыхали после трудов праведных". Закуска – на расстеленной газетке, бутылка зажата коленями, граненый стакан – один на всех… Напряжение снимали.
В тот вечер – а дело было в субботу, в канун выходного – сидели мы втроем в кабине "Газ–52" и расслаблялись. Я, Серега и Кирилл Васильевич, мужик пожилой, – до пенсии ему меньше года оставалось. Он у нас баранку крутил. Мебель, правда, уже не таскал, но город – заезды, проходные дворы, типы домов, расположение квартир – знал как свои пять пальцев. … Клад, а не водитель. Но и потрепаться любил под стопочку, хлебом его не корми! Вот и в этот раз, пропустив по первой и со вкусом закурив, начал Кирилл Васильевич издалека:
– Вот мы, ребята, сегодня хорошо заработали. Смотрю на вас, рады-радешеньки… – водитель закашлялся. – А чему рады, денежке? Бумажкам этим? Так то – мусор!.. На них разве радость купишь?.. Поведаю я вам одну историю… – рассказывал он, как всегда, обстоятельно, не торопясь. Словесные обороты порой употреблял книжные, в нужных местах делал паузы. Начитанный был у нас водитель.
Тайком вздохнув и посмотрев на часы, мы с напарником приготовились слушать.
– Да!.. Сам я – детдомовский, рассказывал уже… Зимой сорок первого мне в аккурат шестнадцать исполнилось. Немец уже Питер окружил. Пошел я в военкомат… Возьмите, говорю, на фронт, а то сбегу… Годок себе прибавил, конечно. Однорукий дежурный майор обматерил меня и прогнал. Подрасти, мол, сначала, вояка, – Кирилл Васильевич помолчал.
– Но, видать, на заметку меня взяли… Через год, когда уже мы с голодухи кошек жрать стали, вызывают. В этот раз особист со мной беседовал… "Хочешь, – спрашивает, – послужить Родине"? "Хочу!" – говорю, – а у самого сердце прыгает. Полтора года натаскивали. Только – немецкий и рация. День и ночь – морзянка, засыпал, бывало, на ключе… Почерк так вырабатывали. Чтобы знать, значит, кто на связь выйдет. Ну, еще с парашютом три раза прыгнул.
Осенью сорок четвертого погрузили ночью в транспортный самолет. А под утро сбросили. Шесть человек нас было: все "волкодавы" – НКВДшники и я, пацаненок, с ними… Куда? Зачем? Ничего я не знал…
Кирилл Васильевич размял беломорину и помолчал, задумавшись. Кожа на острых скулах натянулась, морщинистое лицо закостенело. Перед нами сидел старик – одинокий, больной и усталый.
– Не томи, Василич, – попросил я старика.
– Наливай, Михаил, по второй, – велел водитель. – Эх, как ее только беспартийные пьют! – крякнул он, поморщившись.
– Да!.. Приземлились мы в лесочке, под Берлином. Немцы-антифашисты встретили. Разобрали по одному, попрятали. Я в свинарнике хоронился, с Борькой-боровом, или как там у них, фрицев, кабанов называют?.. А на следующую ночь так же, по одному, провели в город. И через люки спустили в канализационный коллектор. А там уже ждали ребята-разведчики – те, кого мы сменить прибыли.
Кирилл Васильевич закурил, пыхнул папироской.
– Спустился я по осклизлой ржавой лесенке в колодец и словно на тот свет попал. Будто Рубикон перешел. Старики говорят: это было до войны. А я про себя так считаю: это было до коллектора, а то – после…
В первый момент ничего не видел: тьма, сырость и дух канализационный. Переступил ногами – вода… Хлюпнуло громко, как в пустой бочке. Постоял, прислушиваясь: могильная тишина, будто заживо меня погребли.
Да… Постоял я так несколько минут, держась за лесенку. Вдруг чувствую: дыхание в затылок, и сразу кто-то большой и сильный обхватил меня одной рукой за шею, а другой закрыл рот вонючей кожаной перчаткой. И правильно сделал: я чуть было не заблажил с перепуга.
"Подкидыш"? – спросил мужской простуженный голос. А у нас у всех клички были оперативные. Имен и фамилий друг друга мы не знали в спецшколе. Я головой кивнул, рот-то зажат.
"Ну, здорово, Подкидыш, с опущением тебя", – не обидно, по-доброму хохотнул незнакомец, – пошли", – мужик отпустил наконец мою голову, дав возможность дышать, и потянул за рукав. Так и волок меня, как телка на убой ведут, молча, в полной темноте, по какой-то жиже, которая то чавкала, то хлюпала. Шли долго… Проводник молчал. Лишь изредка вполголоса предупреждал: "Наклони голову, ступеньки, поворот…"
Иногда останавливались, слушали. Я давно потерял счет времени, выполнял команды, шел, шел и шел… Потом глаза немного привыкли к темноте, и я стал различать стены туннеля, свод, более темные пятна ответвлений. Когда проходили вблизи выходящих на поверхность колодцев, чуть светлело… Наконец встали. Я услышал тихий разговор моего провожатого с другим разведчиком, а потом скорее почувствовал, чем увидел, мужскую фигуру в плащ-палатке… Продвинулись еще вперед… Мой проводник зашуршал брезентом, и в глаза неожиданно ударил ослепительный свет.
"Все! Засада!!!" – мелькнуло в голове.
Я дернулся, но тут уж меня схватили крепко и силой втащили куда-то за занавеску. Жесткий брезент царапнул по щеке. То, что я принял за прожектор, оказалось электрической лампочкой, питающейся от аккумуляторной батареи…
– У нас осталось? – водитель приподнял бровь.
Я разлил остатки водки на двоих: сначала Кириллу Васильевичу, тот глотнул без закуски, утерев блеснувший железными зубами рот ладонью, затем – Сергею. Сам пить не стал – водки и так осталось мало. Кирилл – мне, как батька, а "волк" Серега был на водку жаден… Наших неофициальных помощников мы звали "волками". В агентстве они не числились, зарплату, естественно, не получали, и таскали мебель с нами за выпивку да за долю от того, что удавалось заработать нелегально.
– Так и началась моя подземная одиссея, – продолжил водитель. – Под Берлином с самого начала войны, а, кто знает, может быть, и раньше, базировалась разведгруппа. Разведчики передавали зашифрованные радиограммы на Большую землю. В определенное время в заранее условленном месте коллектора забирали шифровку. Ночью высовывали из люка антенну, и в эфир неслись точки и тире… Отстучав радиограмму, срочно уходили по коллектору. Боясь пеленга, путали следы. На поверхности работало много разведчиков, внедренных еще до войны. Что бы там ни говорили после про Лаврентия Павловича, а бериевская разведка свое дело знала. И война, может, не началась бы, кто знает, если наверху… А!.. – махнул рукой Кирилл Васильевич.
– Наша группа была лишь одним из винтиков берлинской резидентуры. Снабжали нас хорошо: продукты, кипяток в термосах, аккумуляторы и обмундирование. Раз в полгода людей сменяли. Так и мы с неделю натаскивались "старенькими", которые постепенно, по одному, выводились на поверхность.
На темноту, сырость и смрад я скоро, попривыкнув, перестал обращать внимание. Донимали крысы… Коллектор буквально ими кишел. Огромные, как кошки. Мутировали
они, что ли? Говорят, фашисты в подземных лабораториях ставили на животных опыты. Целые полчища крыс появлялись вдруг ниоткуда и так же внезапно исчезали. Оказывается, – я потом почитал про крыс – они ходят по кругу, как волки. Наши тоже где-то шастали, не видать их было… А потом, раз в три дня, у нас появлялись, как по часам. Расписание у них такое, видать…
