Валерий Залотуха - Отец мой шахтер (сборник)
На ровном белом склоне алел огромный красный прямоугольник знамени. С неба сыпала снежная крупа, и потому он на глазах бледнел, становился розовым и скоро слился с окружающей белизной.
В огромной пещере горел один большой костер, и около него сидели хетти женского пола, а также дети и смотрели на ритуальное действо.
Брускин стоял у ритуальной стены, залитой старой кровью. На уровне головы комиссара на камне засохли остатки почерневшего мозга с прилипшими волосами.
Страшные и агрессивные хетти-мужчины наступали на Брускина. У передних в руках были копья с каменными наконечниками, у остальных – просто остроугольные камни.
– Хга! – скомандовал вождь, самый крупный и самый сильный, и дикари приблизились еще на один шаг.
Брускин был измучен и возбужден. Щеки его горели лихорадочным румянцем. Он был без буденовки, без очков, без штанов, но не терял надежды. И он выбросил вперед руку и заговорил скороговорно, как на митинге:
– «У Гегеля диалектика стоит на голове. Надо ее поставить на ноги, чтобы вскрыть под мистической оболочкой рациональное зерно!»[32]
– Хга!
Еще на шаг Брускин приблизил себя к мученической смерти.
– «Агностик говорит: не знаю, есть ли объективная реальность, отраженная, отображенная нашими ощущениями, объявляю невозможным знать это»[33].
– Хга!
Кремневые наконечники на копьях нетерпеливо подрагивали у его груди. Румянец исчез с растерянного лица Брускина, и из глаз побежали слезы. Дикари ждали последнего его слова.
– Эйнцике либе бобэн, хэлф мир…[34] – прошептал он вдруг и улыбнулся, и надежда, но иная надежда возникла в его глазах.
Вождь не давал свою страшную команду, и Брускин вдруг запел тоненько, тихо, нежно:
Их дер молзих ин дэм фрайтих авдернахт.Ой вос фар а ширэ дер татэ мит ди киндер занбэахт!Флэг зинген эмирес флэг дер татэ дих авекзэцинцу бомки мит а лэфэлэ!Гебн митн фингерл а кнак.Флэг ди бобэ мит гойдэрл – шоклн митн кэпэлэ.Ой вэй виншмак![35]
Немало славных страниц было вписано нашими кавалеристами в секретную книгу Великого похода, но в ряду побед больших и малых битва близ Курукшетры все же стоит особняком.
Штат Раджастхан. Близ Курукшетры.
1 апреля 1929 года
Бывшая Иванова дивизия, уменьшившаяся за годы непрерывных боев и походов до размеров сотни, томилась в ожидании командирского слова.
Были сумерки, и Новик то опускал бинокль, то вновь прикладывал его к глазам не в состоянии определить – кто же находится на другом краю огромного поля, на котором пять тысяч лет назад сражались между собой боги и люди?
Дивизия – сотня Новикова – скрывалась в кустарнике, и противник, тоже примерно сотня, их не замечая, двигался неторопливым шагом.
– Да англичанка это, Иван Васильевич! – подсказывал нетерпеливо ординарец Государев-внук.
Новик оскалился в улыбке:
– Сперва врежем, потом разберемся. – И, привстав в стременах, повернулся к своим, закричал: – Шашки наголо! Пики к бою! За мной в атаку! Марш-марш!
И как всегда, поскакал первым, а его дивизия-сотня рассыпалась на просторе лавой.
Противник их наконец заметил, занервничал, кто-то там, кажется, пытался отступить, кто-то спешиться и залечь, чтобы встретить огнем. И все-таки те решили принять бой и тоже рассыпались лавой и понеслись навстречу.
Иван обернулся к своим и крикнул весело:
– Руби до седла, остальное само развалится!
Вечерний густой воздух ответил эхом, и с той стороны донеслось:
– Руби до седла, остальное само развалится!
Лавы катились навстречу друг другу – лоб в лоб. Иван выбрал скачущего у противника первым и, направив на него коня, перекинул трофейную ханскую саблю из правой руки в левую.
Лавы смешались, зазвенела сталь о сталь, Новик привстал в стременах и вдруг услышал испуганное и радостное:
– Иван!
И по всей линии боя звон металла стал стихать, а вместо него послышались удивленные восклицания:
– Федька, ты, что ль? Тю!
– Николай! Чертяка!
– Дедушка! – это кричал Государев-внук.
Перед Новиком сидел в седле Колобок и улыбался.
И Иван плюнул от досады – он уже настроил себя на бой.
Вокруг огромного костра, на котором зажаривалась целая лесная свинья, лежали кольцом кавалеристы, гомонили, смеялись. То и дело хлопал по плечу смущенного внука Государев-дед.
Командиры лежали чуть в отдаленье и даже на отдыхе выглядели озабоченными.
– Применяем партизанскую тактику… – рассказывал Новик.
– И мы применяем… – кивнул Колобок.
– Поэтому у нас теперь не дивизия, не эскадрон, а партизанский отряд…
– И у нас партизанский…
Иван взглянул на Колобка исподлобья и продолжал со значением:
– У нас… отряд… имени… Афанасия… Никитина…
– И у нас то же самое! – воскликнул Колобок.
Новик смотрел на бывшего соратника изучающе-внимательно. Тот улыбнулся.
– Честное партийное, Иван!
Иван усмехнулся, мотнул головой, поднял кружку.
– Раз так – давай выпьем для продолжения разговора.
Они чокнулись, выпили, поморщились.
– Оно даже лучше, – подытожил Иван. – Спору будет меньше при объединении.
– При каком объединении? – осторожно спросил Колобок.
– Как при каком? – удивился Новик. – Неужто мы встретились – и разъедемся?.. У нас вместе, считай, эскадрон будет…
– А командовать им кто станет? – испытующе глядя, спросил Колобок.
– Да уж выбрали б командира… – ушел от ответа Новик.
– Уж не тебя ли?
– А хоть бы и меня… – ответил Иван, глядя в сторону.
– Во-он оно что… – протянул Колобок. – Между прочим, когда я дивизией командовал, тебя с эскадрона гнали как сраного кота! Ишь чего захотел – объединяться!
Иван напрягся, но сумел подавить в себе приступ ярости.
– Колобок, – заговорил он тихо, – мне тут индусы жаловались – банда какая-то непонятная появилась в округе, грабит кого ни попадя… Уж не ты ли это партизанишь?
Колобок не решался взглянуть в глаза Новика, но все же защитился:
– А ты небось божьим духом питаешься? Я такой же красный партизан, как и ты!
– Если ты красный партизан, то покажи мне свое красное знамя! – зло и требовательно заговорил Новик, поднимаясь, и вместе с ним стал подниматься Колобок. Они вставали, опираясь грудью о грудь.
Разговоры за столом стихли, круг распался, колобковцы стягивались за спину Колобкова, новиковцы подбирались к Ивану.
– А твое?.. – нашелся Колобков.
– Я-то покажу, а вот ты сперва покажи…
– Ну вот и покажи!..
– Так я же первый сказал.
– Ну раз сказал, вот и покажи! – брал верх Колобков.
– Колобок, – процедил сквозь зубы Новик, – если у тебя знамени нет, я…
– Ну покажи, покажи, – словно подначивал Колобков.
– Козленков! – заорал Новик.
Вмиг рядом оказался красноармеец, вмиг он скинул гимнастерку. Знамя было намотано на тело, и его размотали, развернули. Это было знамя корпуса, то самое, которое вышивала Наталья.
Молча и неподвижно смотрели на него красноармейцы.
– Теперь ты свое показывай, – тихо попросил Новик.
Колобок глянул в ответ коротко и воровато и отвел глаза. И тут же страшной силы удар Иванова кулака кинул Колобка прочь. Он полетел в костер, обрушив в огонь свинью, вскочил и кинулся к своей лошади.
– Наших бьют! – крикнул кто-то и бандитски засвистел.
И зазвенели клинки, закружились в поединках кавалеристы. И полетела на землю голова Государева-внука, срубленная Государевым-дедом. И падали с лошадей колобковцы и, не выдержав, подставили спины, и, преследуя, новиковцы стреляли им вслед.
Глава третьяВ той, второй битве близ Курукшетры, которая в отличие от первой осталась вне поля зрения современников и потомков, Новиков наголову разбил Колобкова. Но главным итогом второй битвы близ Курукшетры стало то, что после нее Первый особый как боевое соединение перестал существовать. Придет время, и специалисты ответят на вопрос, как тридцатитысячный хорошо вооруженный корпус, ведомый великой идеей освобождения народа от многовекового рабства, мог практически незаметно и без последствий рассосаться на сравнительно небольшом пространстве полуострова Индостан. Придет время… А мы продолжим наш рассказ.
Индия. Город Аллахабад.
6 мая 1931 года
Аллахабадский базар гудел и шевелился. Медленно и бесцельно брел Иван вдоль длинного ряда, где сидели на земле торговцы драгоценными камнями и украшениями. Он совсем не был похож на бывшего комэска Ивана Новикова, это был индиец, обычный нищий индиец, непонятно, правда, к какой касте принадлежащий.
– А вот золото, настоящее русское золото! – прокричал ему на урду продавец, протягивая большой медный крест.