Лиана Модильяни - В объятиях прошлого. Часть 1
Сейчас он взмахнёт крыльями и с громким карканьем взлетит со скалы, а тёмная вода забурлит и прольётся наружу, – думала она.
Картина излучала особую энергию, пробуждая к жизни сверхъестественные силы. Пристально глядя на ворона, начинало казаться, что переносишься в какой-то неведомый тёмный мир, внутри становилось жарко, а сознание переставало работать. Маргарет поначалу опасалась этих ощущений.
Элизабет говорила, что эта картина досталась ей от её матери. Ворон на картине был изображён таким образом, что его взгляд был всегда обращён в направлении того, кто смотрел на него – совершенно неважно, с какой стороны.
Просто мурашки по спине, – как-то раз пожаловалась Маргарет в школе одной из подруг. – Убираю в комнате, а эта дрянь с клювом наблюдает за мной ! Я даже смотреть на эту картину боюсь, а мать заставляет меня каждый день стирать пыль с рамы.
Странным образом, в тот же самый вечер Элизабет торжественно подвела дочь за руку к картине и вполголоса произнесла:
Напрасно ты его боишься, дитя моё. Этот ворон даёт нам с тобой силу, о которой не смеют даже мечтать обычные люди. Когда-нибудь ты это почувствуешь. Я и сама-то не всё до конца знаю.
* * *
Маргарет взрослела быстро. Понять со стороны её мысли, чувства и поступки было довольно трудно. Да и сама она не всегда понимала, что творилось у неё в голове.
Чужая душа – потёмки, – оставаясь одна, нередко повторяла Маргарет прочитанную где-то фразу и добавляла, – а моя душа – потёмки даже для меня самой.
Тем не менее, можно с уверенностью утверждать, что единственным человеком, который волновал её больше всего, тем, к кому были устремлены её лучшие чувства, испытываемые её холодным естеством, была она сама.
Так и не получив желанной любви со стороны матери, Маргарет стала строить свой собственный, абсолютно отдельный и закрытый мир, в который не допускала никого.
Элизабет пыталась быть терпеливой матерью. Но у неё мало, что из этого получалось: чуть живая от усталости, приходя с работы, она натыкалась на веющее холодом, хотя и неизменно почтительное приветствие Маргарет.
Добрый вечер, мама. Как у тебя прошёл день ? – всегда одним и тем же сухим и ровным тоном заученно произносила Маргарет и удалялась в свою комнату, даже не поцеловав мать.
Это всегда говорилось ею осторожно и достаточно вежливо, чтобы в должной мере выказать матери свою неприязнь, но не настолько, чтобы дать ей повод обвинить Маргарет в хамстве.
А Элизабет просто хотелось приветливого и ласкового слова от дочери. Мучаясь от бессонницы, Элизабет ломала себе голову:
Почему же эта бессердечная девчонка не ценит того, что я угробила своё здоровье, работая на неё ?
Чувствуя, что дочь всё больше отдаляется от неё, и в надежде узнать больше о переживаниях Маргарет, Элизабет подарила ей красивую толстую тетрадь, обязав дочь ежедневно вести в ней свой дневник.
Разумеется, без твоего согласия, я никогда даже не загляну в твои записи, – уточнила Элизабет, – ведь это – твоя личная жизнь.
Но Маргарет отлично знала, что Элизабет обязательно станет читать её дневник перед сном.
Маргарет была совсем не в восторге от этого скучного для неё занятия, но ослушаться мать не смела, а делиться с ней своим внутренним миром, к которому Элизабет столь долго была безразлична, она не собиралась.
Поэтому, вместо ожидаемых девичьих откровений, Элизабет ежедневно натыкалась в дневнике дочери на цитаты из прочитанных ею книг.
Умри, но не давай поцелуя без любви, – прочитала однажды Элизабет в её тетради. – Надо же, и кто только мог написать такую чушь ! – расхохоталась она, но осталась довольна, полагая что её дочь искренне согласна с этим.
Элизабет не знала, что весело в этот момент было не только ей: лёжа в постели, Маргарет тихо смеялась, вспоминая, со сколькими мальчиками она уже успела поцеловаться в школе, и думала о том, как мать читает сейчас эту запись.
* * *
Всегда элегантно одетая и ухоженная, Элизабет внушала Маргарет, что для женщины очень важно чувствовать собственную ценность, но ещё важнее передавать это ощущение мужчинам.
Ты – шикарная и дорогая женщина ! – произнесла однажды Элизабет в разговоре с дочерью. – Мужчины должны ощущать всю искренность твоей самооценки без лишних слов с твоей стороны, должны осознавать и твою исключительность, и то, что ты, возможно, осчастливишь кого-то из них, скрасив его козлиное существование и позволив ему…
Элизабет на несколько мгновений замолчала.
Да, да, мама, – отозвалась заслушавшаяся Маргарет, – ты говорила… ?
Да, именно так ! Позволив ему боготворить тебя и, само собой, достойно обеспечивать материально ! – закончила фразу Элизабет с какой-то странной яростью, адресованной неизвестно кому. – Разумеется, речь здесь не идёт о женской продажности, – поторопилась прибавить она.
Но Маргарет только усмехнулась, прекрасно понимая, что последнее было всего лишь запоздалой попыткой её матери соблюсти приличия.
Да и ещё, ты, наверное, слышала, – продолжала Элизабет, – говорят, что женщина должна уметь изящно принимать комплименты. Какой вздор ! Женщина – это прекрасная половина мира, вершина творения природы !
Принимать комплименты мужчин снисходительно и как должное, – отметила про себя Маргарет.
Этот урок своей матери она прекрасно усвоила на всю жизнь: ведь она училась на «отлично».
Я думаю, что тебе не надо напоминать о тех жалких созданиях мужского пола, – голос Элизабет перешёл на шипение, а её глаза сузились от плохо скрываемой ненависти и отвращения, – которые в силу своей природной ущербности не смогли оценить по достоинству присутствия в их жизни таких исключительных женщин, как я и моя мать. Убогие людишки, не сумевшие осознать своего счастья !
Старая мудрая кобра знает, что говорит, – подумала Маргарет, глядя на небольшую, аккуратно причёсанную, голову своей матери, покачивающуюся на длинной шее, которая мелкими толчками то вытягивалась вперёд, то возвращалась назад.
* * *
Мужененавистничество в крайне выраженной степени, которым страдала Элизабет Линнер, не помешало ей через несколько лет после окончания войны отправиться на поиски того, кого она собиралась осчастливить уже тем, что он будет содержать её саму и её подросшую дочь (с возрастом это становилось для Элизабет всё труднее), на поиски того самого вонючего козлиного приложения к женщине; иначе говоря, мужа.
Была весна 1951 года.
Исаак Эпштейн, к вашим услугам, – сняв чёрную шляпу и старомодно поклонившись, представился Элизабет невысокий пожилой благообразный и слегка полноватый человек, любезно протягивая ей упавший на землю во время прогулки шарф.
Маргарет, которая прогуливалась по парку вместе с матерью, тогда показалось, что Элизабет уронила его совсем не случайно.
Исаак Эпштейн никогда не скрывал ни своего еврейского происхождения, ни своего настоящего имени. В Англии начала 1950-х годов для этого нужно было иметь немалую твёрдость духа. Сравнительно недавно пошедший на спад многолетний конфликт сионистского движения с британским правительством всё ещё вызывал волны антисемитских выступлений по всему Лондону37. Исаак Эпштейн был человеком мужественным.
Как это часто случается в природе, притянулись две абсолютные противоположности: господин Эпштейн, помощник адвоката в небольшой юридической конторе, был человеком честным, порядочным, мягкого нрава и с добрейшей душой. Несмотря на недавно пережитую им страшную трагедию (его девятнадцатилетний сын утонул в море, а жена, узнав об этом, выбросилась из окна) и чёрную пустоту в душе, он был вновь готов дарить свою теплоту и заботу другим людям. Элизабет же вовсе не считала эту встречу подарком судьбы. В её отношении к мужу пренебрежение сочеталось с глубоко эгоистическим, потребительским подходом.
Вскоре Элизабет и Маргарет переехали к Исааку в его небольшой уютный дом на юго-востоке Лондона.
Совершенно не стесняясь, Элизабет выкладывала двенадцатилетней Маргарет подробности своей интимной жизни с мужем.
И зачем всё это?! – брезгливо морщилась Элизабет, разводя руками. – Ни удовольствия, ни продовольствия, только грязь разводить !
«В чём нет услады, в том и пользы нет»38… Сама того не зная, моя пустоголовая мамаша весьма вольно перефразирует Шекспира38, которого даже не открывала, – усмехнулась про себя начитанная Маргарет.
С гримасой отвращения на лице, запахивая на ходу халат, Элизабет торопливо направлялась в ванную смывать с себя следы объятий супруга.
