Зинаида Гиппиус - Том 4. Лунные муравьи

Соня (отстраняя Бланка). Весь ты – мой туман. Холодный туман. Весь ты… Весь ты… Никто не виноват, а может быть, оба мы виноваты. Нет, должно быть, никто. Ведь и я твой туман… Ведь ты тоже в глаза меня не видал!

Бланк. Соня, замолчи сейчас! Это дико, что ты говоришь. Я хочу положить всему конец. Сегодня же вечером я прекращу это нелепое, фальшивое положение. Я верю в тебя, в себя, в твою любовь. Будущее покажет тебе правду. Сегодня же я скажу все твоим. Мы поговорим серьезно. И уедем отсюда как можно скорее. Пора положить конец, пора вернуться к трезвости и настоящей жизни. Слышишь, Соня?

Соня. Слышу. Делай, как хочешь. Пусть будущее покажет правду. А только и ты ее, настоящей правды, так же не знаешь, как я не знаю. Пусть покажет будущее… (Идет на террасу, за ней Бланк.)

На террасу входят Арсений Ильич и Наталья Петровна.

Арсений Ильич. Я, может быть, и преувеличиваю, может быть, это нервы, но оставаться я здесь не могу. Сил моих нет.

Наталья Петровна. Да, Арсений. Надо уезжать. Слишком тут тяжело.

Арсений Ильич. Правда, поедемте завтра, налегке. А Евдокимовна дом приберет, уложится и приедет с вещами. Ведь все равно за границу не сразу. Соня, хочешь за границу? Ведь ты тоже хочешь за границу?

Соня. Да, хочу.

Арсений Ильич. Ну вот и отлично. Все и поедем. Наталья Петровна. А куда же поедем-то? Арсений Ильич. В Париж. Разумеется, в Париж. Я там заниматься буду. Лекции читать…

Бланк. Арсений Ильич. Мне нужно с вами поговорить.

Входит Евдокимовна.

Те же и Евдокимовна.

Евдокимовна. Идут! Идут!

Убегает. Все вскакивают.

Арсений Ильич. Мужики? Мужики?

Бланк бежит в дом.

Соня, Наталья Петровна, Арсений Ильич.

Бланк (из дверей). Идите. Это полиция и солдаты. В Лыково, должно быть.

Арсений Ильич уходит с Бланком.

Соня и Наталья Петровна.

Наталья Петровна. Солдаты? Солдаты? Зачем солдаты? Соня, когда же это кончится? Они стрелять будут? Господи! Господи!

Соня. Мамочка, милая, они в Лыково идут. Они у нас не останутся.

Наталья Петровна. Только бы они не стреляли. Неужели опять убийства? Сколько крови…

Соня. Нет, мама, они только охранять будут. Не бойся, моя хорошая, дорогая. Вот поедем за границу, будем жить тихо, в стороне, покойничков своих поминать…

Наталья Петровна. Помнишь, как дядя Пьер за Андрюшей ухаживал? Сколько ласки у него было! И Андрей его любил. А вот оба погибли. Точно друг друга убили.

Соня. И милое Тимофеевское умирает; как живой человек умирает. А Андрей-то как его любил! А Борис! Прошлым летом, на войне, мы с ним все вспоминали, как здесь когда-то в индейцев играла.

Наталья Петровна. Кажется, ушли?

Соня. Кто?

Наталья Петровна. Да солдаты!

Соня (прислушиваясь). Солдаты? Должно быть, нет еще. Слышишь шум?

Наталья Петровна. Да, слышу. Господи, Господи!

Соня. Мама, мама! Что-то будет, что-то будет с нами? Ничего я больше не вижу, не понимаю, где правда, где ложь. Но так жить больше нельзя. Как вспомню об Андрее, о дяде Пьере, так сердце и упадет… Должны же мы искупить эти смерти. А мы…

Наталья Петровна. Что мы?

Соня. Да нехорошо как-то живем. Не так, не то.

Наталья Петровна. Мы старые, Соня. С нас не спросится. Столько горя нам Бог послал, что иногда даже не под силу. А ты, детка, еще успеешь, У тебя жизнь вся впереди.

Соня. Ах, мама, что я успею! Я совсем, совсем не знаю, что делать…

Наталья Петровна. А мне верилось, что ты понемногу успокоишься, что Иосиф Иосифович тебе поможет…

Соня. Нет, мама. Он мне душу опустошил. Ничего в ней не осталось, недоумение какое-то…

Вбегает Арсений Ильич. В изнеможении падает в кресло. Некоторое время молчит.

Те же и Арсений Ильич.

Наталья Петровна (вставая). Что с тобой? Арсений, тебе дурно?

Арсений Ильич. Ничего, ничего, все пустяки. Не волнуйтесь.

Соня. Да что такое, наконец? Папа, да говорите же!

Арсений Ильич. Бланк, Бланка…

Соня. Что, что?..

Арсений Ильич. Его… увезли.

Соня. Арестовали?

Арсений Ильич молча кивает головой.

Соня. Где он, где он? Надо же ехать… да что это, Господи, да как же это? Я иду, я иду. (Порывается идти.)

Арсений Ильич (удерживает ее). Никуда ты не пойдешь. Говорят тебе, его увезли. Это пустяки. Я говорил со становым. Надо к губернатору поехать, я похлопочу. Спасибо, еще обыска не сделали. Да где же Евдокимовна? Завтра утром на вокзал поедем, его увидим. Евдокимовна! Он просил кое-какие вещи. Черт ее дери! Вечно нет, когда нужно! Соня, ты лучше знаешь, что он тут делал? Действительно в чем-нибудь замешан?

Наталья Петровна. Оставь, подожди.

Арсений Ильич уходит в дом. Слышны его крики: «Евдокимовна! Евдокимовна!»

Соня и Наталья Петровна.

Соня (плачет). Как я перед ним виновата!

Наталья Петровна. Девочка моя, да ты… любишь его?

Соня. Ах, если б вы знали, если б вы знали…

Наталья Петровна. Да ты любишь его?

Соня. Поймите же, что я ничего не знаю! Может, люблю… любила… кажется. Да, кажется, потому что я его… то есть он мой… любовник. Слышишь, мама?

Наталья Петровна. Бедная, бедная ты моя девочка! Не бойся, детка, поплачь, поплачь.

Соня. Что мне делать, что мне делать? За ним идти – зачем? С вами оставаться – зачем? Ничего не знаю, где правда, где ложь…

Наталья Петровна. Соня! Ты его жена. Ты должна идти за ним. Даст Бог, его выпустят, и ты…

Соня. Не могу… Не могу…

Наталья Петровна. Не понимаю.

Соня. Ах, мама, я сама себя не понимаю! Но я знаю, что тут ложь, неправда. А не хочу быть женой. Это было наваждение, надрыв. Я пожалела его, я думала, что люблю его…

Наталья Петровна. Не греши, Соня. Твой путь теперь ясен. Ты теперь прежде всего жена, может быть, будешь матерью…

Соня. Нет, нет, я не жена, не мать, я сама… сама я… Понимаете – я! И зачем ребенок? Что я с ним буду делать? На что он родится? На смерть? Мама, мне страшно, страшно!..

Наталья Петровна. Не нам судить об этом. Не ропщи, детка моя. Смирись.

Входит Арсений Ильич.

Наталья Петровна, Соня, Арсений Ильич.

Арсений Ильич. Завтра рано утром на вокзал. Евдокимовна его вещи приготовит. Соня, ты бы ей помогла. А вечером и сами укатим. Довольно, довольно, сил моих больше нет!..

Входит Евдокимовна.

Те же и Евдокимовна.

Евдокимовна. Вот делов-то этот смутьян наделал!

Арсений Ильич (возбужденно). Все поедем, все поедем. Все бросим. И тебя, старая, возьмем.

Евдокимовна. Куда это, батюшка, мои кости старые везти хотите?

Арсений Ильич. В Париж, в Париж…

Занавес.

Действие четвертое

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Арсений Ильич.

Наталья Петровна.

Соня.

Бланк.

Анна Арсеньевна.

Вася, ее сын, цыбатый подросток.

Борис.

Максим Самойлович Коген, интеллигент-журналист еврейского происхождения, приземистый, упитанный, веселый, жмурится, как кот.

Иван Иванович Гущин, очень юный поэт, высокий, лицо мертвенное, голос подкошенный, шеей не ворочает от подпирающих его воротничков.

Горничная, француженка.

Действие происходит в Париже, в квартире Мотовиловых.

Гостиная. Осень. В глубине очень широкая стеклянная дверь в столовую. В столовой у стола сидят Наталья Петровна, Анна Арсеньевна и Вася. Разговаривают. В гостиной налево, у камина, Арсений Ильич. Ноги под пледом. Бланк ходит по комнате, попивая кофе из маленькой чашечки.

Арсений Ильич, Бланк.

Арсений Ильич. Ну, что ж, оно, пожалуй, и лучше, что вы наконец собрались. Скучно нам, старикам, будет, да ничего не поделаешь.