Лев Толстой - Том 28 Царство Божие внутри вас 1890-1893
29 или 30 октября Толстой слушал в тульском суде «большое дело о шайке воров», а 14 ноября он «опять» был в Туле, чтобы видеть рекрутский набор, — это нужно было ему для работы над XII главой его трактата (т. 84, стр. 165 и 173).
6 декабря 1892 г. В. Г. Чертков обратился к Толстому с письмом, предлагая ему внести изменения в Х главе, в том месте, где высказывалась «мысль об отрезвляющем влиянии власти», а люди уподоблялись кипению воды. Самый конец Х главы он находил неясным. «Если насилие очищает и смягчает насилующих, — писал он, — то каким образом из этого вытекает (там сказано: «и потому»), что «уничтожение государственного насилия всегда желательно?» (ГМТ).
Толстой не согласился с Чертковым, считая, что «сказано ясно», но заключительный период Х главы он нашел «дурно выраженным». И поправил его так: «И потому утверждение защитников государственного насилия о том, что, если упразднить государственное насилие, то злые будут властвовать над добрыми, не только не доказывает того, чтобы это (властвование злых над добрыми) было опасно, так как это самое и происходит при государственном насилии, но, напротив, доказывает то, что государственное насилие, дающее возможность злым властвовать над добрыми, и есть то зло, которое желательно уничтожить и которое постоянно уничтожается самою жизнью» (т. 87, стр. 170—171).
Этот отрывок впоследствии подвергся снова авторским изменениям, хотя и очень незначительным. В завершенной редакции он, благодаря произведенной Толстым перестановке текста, в результате которой бывшая XI глава вошла в состав второй половины Х главы, из заключительного периода Х главы превратился в одну из фраз, находящихся приблизительно в середине текста этой главы (см. «Описание рукописей»).
8
В окончательной редакции заключительной, XII главы Толстой писал, что 9 сентября 1892 г. ему «случилось» ехать по железной дороге в местность, где оказывалась им помощь голодающим крестьянам. На одной из железнодорожных станций, по пути в Бегичевку, поезд, в котором он ехал, встретился с экстренным поездом, в котором под предводительством тульского губернатора Н. А. Зиновьева ехал карательный отряд истязать и убивать «этих самых голодающих крестьян».
В завершенном тексте XII главы Толстым были опущены некоторые детали. Но из черновых материалов этой главы видно, что встреча Толстого с карательным отрядом произошла на станции Узловая Сызрано-Вяземской железной дороги, что отряд этот ехал усмирять крестьян села Бобрики, не дававших рубить лес помещику графу Бобринскому, «мошеннически» отнятый последним «у целого общества голодных и холодных крестьян».
Толстой признавал, что «впечатление Узловой было ужасно» (т. 84, стр. 160). На него «мучительно тяжелое впечатление произвел поезд администрации и войск, ехавших для усмирения» крестьян (т. 52, стр. 71).
Об этой встрече писала Т. Л. Толстая своей матери 10 сентября. По ее словам, встреча с карательным отрядом произвела на всех, и особенно на Толстого, «ужасно неприятное впечатление»; тульский губернатор Н. А. Зиновьев, возглавлявший карательный отряд, «казался очень сконфуженным и жалким» (т. 84, стр. 160—161).
П. И. Бирюков встречу с карательным отрядом относил к числу таких событий личной жизни Л. Н. Толстого, как смерть его отца и бабушки, столкновение с гувернером-французом, смертная казнь в Париже, московская перепись и знакомство с городской нищетой. В своей книге «Биография Льва Николаевича Толстого» он писал о настроении, в каком приехал Толстой в Бегичевку 9 сентября: «Я жил в это время в Бегичевке, заведуя столовыми Льва Николаевича. Мы ждали его приезда для составления отчета за прошлый год, и в назначенный день, 9 сентября, он приехал. Я встретил его на крыльце дома, когда он выходил из экипажа. Радостная улыбка встречи остановилась на моих губах, когда я увидел взволнованное, расстроенное, мрачное лицо Л. Н-ча. Я понял, что что-нибудь случилось дорогой.
И только что Л. Н-ч взошел в дом, как, не садясь, с волнением и слезами в голосе начал рассказывать о том, что с ним произошло...
Этот случай заставил его снова переработать заключение своей книги и с новой силой утвердить то положение, что благополучие господствующего класса зиждется на насилии и страдании угнетенного рабочего большинства» (Б, III, стр. 202—203).
Под впечатлением своей встречи с карательною экспедицией Толстой тут же сделал набросок, ставший началом XII заключительной главы, которая затем была написана им заново, а прежде написанная XII глава, вследствие перестановки стала XI главой, бывшая XI вошла в состав Х главы (см. «Описание рукописей»).
Работа среди голодающих крестьян, событие 9 сентября дали Толстому остро обличительный материал для его трактата.
Об этой работе он так писал Г. А. Русанову 31 мая 1892 г.: «Много я за нынешний год, копаясь во внутренностях народа и пытаясь делать невозможное — помогать деньгами беде людской, многое я узнал, передумал и более всего проверил и подтвердил известное, а именно, что внешней беды нет, а все беды внутренние. Какая будет развязка, не знаю, но что дело подходит к ней и что так продолжаться, в таких формах, жизнь не может, — я уверен» (т. 66, стр. 224).
В черновых рукописях XII главы содержатся высказывания Толстого, не вошедшие в окончательный текст этой главы.
Так, в рукописи АЧ 31/334 губернаторов орловского Неклюдова и нижегородского Баранова, прославившихся истязаниями крестьян. Толстой называет «палачами», которые, если в правительстве произойдут изменения, «перестанут быть в моде» (л. 31), а в другом месте той же рукописи (л. 42) — «мерзавцами», заменив это слово потом словом «несчастные». В рукописи АЧ 29/271 имеется отрывок, помеченный Толстым словом «Пропустить»: «для тех одичалых людей, как те несчастные конокрады и Барановы и Неклюдовы, которые не чувствуют внутреннего отвращения к истязанию и убийству и стараются отличиться своим палачеством, уже существует внешняя узда общественного мнения, которое начинает уже с омерзением отворачиваться от таких людей».
В черновых материалах XII главы имеются высказывания Толстого и о тульском губернаторе Н. А. Зиновьеве, возглавлявшем карательную экспедицию против крестьян села Бобрики: он «знает, какой стон негодования вызвали в лучших людях подлость и зверство Баранова и Неклюдова, истязавших беспомощных людей» (рук. АЧ 30/296, л. 28).
«Он много ночей уж не спал, думая о том, как бы избавиться от этого ужасного поручения. И теперь он готов пожертвовать многим, чтобы избавиться от этого положения, но какая-то невидимая сила влечет его, и он не может остановиться. Через день, может быть, ему придется быть палачом и убийцей. Ему нельзя будет отступить. Он знает это и мучается» (рук. АЧ 33/395, л. 2).
«Несчастный этот человек, подавив в себе все человеческие чувства и не понимая значения того,[88] что он делал, велел выйти первому обвиняемому, отцу семейства (это был старик) и велел ему раздеваться и ложиться. Старика раздели, обнажили его измученное работой на этих самых...» (текст обрывается, рук. АЧ 33/376, л. 15).
«Представитель священной государственной власти, той самой, которая 20 лет тому назад торжественным указом отменила телесное наказание, представитель священной власти государства и справедливости все это время сидел или стоял, куря папироски, и, вероятно, считал количество ударов. А чиновники и войска присутствовали и охраняли порядок и торжественность совершающегося государственного акта, т. е. надругательства над всем, что только есть или когда-либо было святым для человека» (рук. АЧ 33/388, л. 40).
В рукописи АЧ 33/374, л. 62 Толстой делает замечание об угнетении господствующими классами трудящихся масс: «людей убивают, вешают, истязуют замученных, беззащитных людей только для того, чтобы у богатых были шелковые платья, рысаки, охоты, вкусные кушанья» (см. вар. №№ 9—14).
В XII главе Толстой снова пишет о поэте В. А. Жуковском, имея в виду его статью «О смертной казни» (1849), напечатанную в «Собрании сочинений В. Жуковского», изд. 6-е, т. 6, Спб. 1869, стр. 611—617. Именно на это издание ссылается Толстой в завершенной редакции XII главы своего трактата.
В. А. Жуковский в статье «О смертной казни», пишет Толстой, предлагал устроить такую казнь, при которой «люди испытывали бы даже религиозное умиление». Эта казнь, по мнению Толстого, «была бы более развращающим действием, чем всё, что только могли придумать все дьяволы, чтобы развратить род человеческий» (рук. АЧ . 33/370, л. 10).
Это высказывание о В. А. Жуковском в окончательный текст XII главы (подглава четвертая) вошло в иной редакции.
Судя по рукописям трактата, XII заключительная глава, в сравнении с VIII главой, потребовала от Толстого еще более напряженного труда. Начав писать ее еще в сентябре 1892 г., работу над ней он продолжал и в последующие месяцы. Об этой работе Толстой писал 24 декабря 1892 г. к Н. Н. Ге-сыну: «Мы в Москве, я весь в своей книге, в писаньи ее — последняя глава — заключенье, и ничего не вижу, во» о чем не думаю, кроме как о ней» (т. 66, стр. 287).
