Повесть о днях моей жизни - Иван Егорович Вольнов
-- Надо, голубяточки, кой-что там подправить... Не ровен час, не так ступим: людишки раззлобились!.. Бывайте живы, соколики!.. Завтра на ярмонке увидимся...
-- "Тебе бы замки подламывать!.." -- передразнил его Дениска, когда Лопатин уехал. -- А сам нынешнею ночь застрелил своего барина... Белобрысый сказывал... Поставил к порогу, да из пусталета -- бац ему в рот!.. Замошник выискался!.. Шахтер, мы с тобой на одних санях поедем в Мытищи, -- ладно?
VII
Горел весь уезд. От одного конца до другого, вдоль и поперек, реяли зловещие птицы с огненными крыльями, жизнь выплеснулась из берегов и заклокотала кровью, огнем, слезами, мстительною злобою.
По всем направлениям -- к городу, к станциям железных дорог, к большим селам со становыми квартирами -- куда глаза глядят, обезумевшие от ужаса, бежали из своих гнезд Обломовы, Ноздревы, Маниловы, Лаврецкие, Левины, Чертопхановы, Плюшкины, Иудушки Головлевы, Фомы Фомичи Опискины, князья Нехлюдовы, Салтычихи, все -- красноречивые и бессловесные, умные и идиоты, честные и мерзавцы, либералы и поклонники кнута и дыбы -- всех сравнял страх.
Гроза пришла из Мытищ, началось с двух копеек. Повсюду разнесшиеся слухи о манифесте, о нарезке земли, о том, что всех господ приказано лупить и за это ничего не будет, привлекли со всех концов уезда на ярмарку множество народа.
Все были возбуждены, с помутневшими глазами метались из конца в конец по площади, задевали стражников, много пили. Неожиданно ударил колокол. Опрокидывая возы, прыгая через телят, через плетушки с поросятами и груды замороженных гусей, гудя, ругаясь, тяжело дыша, мужики бросились к церкви. Из дверей ее выносили покойника. На минуту остановились, примолкли.
-- Омман! -- крикнул кто-то. -- Господа подкупили!..
Остановили носилки: сдернув покров, глянули в лицо умершего -- молодого парня с перекошенным ртом. Попятились.
-- Взаправду мертвый... От какой причины помер? Где отец с матерью?
Парень оказался сиротой, умер от живота.
Хлынули от церкви опять в гущу ярмарки, на площадь. А там сын священника, семинарист, стоя без шапки на возу с конопляными вытрясками, что-то жалобно кричал, размахивая белым.
-- Манихвест!..
Все ринулись к возу.
-- Това-рищи!.. Праздник народного освобождения!..
-- Чей это?
-- Попа Ивана сын!..
-- Тиш-ша!
-- "...свобода слова, собраний и союзов..."
-- Земляк!.. Оглох ай нет?.. Читай манихвест скорей!..
-- "...действительная неприкосновенность личности и жилища!.."
-- Ребята, стражники лезут слухать!..
-- Гони их!..
А у винной лавки, соблюдая строгую очередь, стоял длинный хвост. Звучно выбирая пробки, люди жадно глотали из горлышка холодно-искристое зелье, крякали, закусывая баранками, круто посоленным черным хлебом, И, бессмысленно потолкавшись, опять становились в хвост. Под крыльцом барахтались пьяные, скулили песни.
В лавку, минуя черед, протискались шахтер и Колобок, зобастый рябой парень, слободской.
-- Это куда же? -- загалдели мужики.
-- В кабак. Что хайла пялите?
Шахтер оттянул за рукав полупьяного старика, вцепившееся Колобку в полушубок, подоспевшие слободские парей окружили его кольцом, сдерживая напор сзади.
-- Сотку, -- сказал Колобок, бросая на прилавок полтину.
Сиделец, не глядя, смахнул в ящик монету, подал сетку и сдачу.
-- А семерку? -- заорал Колобок.
Сиделец поднял брови.
-- Сними шапку. Какую тебе семерку?
-- Сляпую!.. Я тебе скольки дал? А ты мне скольки?.. Тридцать семь?..
Толпа сзади наперла, вытянула шеи, кладя бороды друг другу на плечи.
-- Что такое?
-- Рубь зажилил.
-- А по морде его рублем-то!
Колобок схватил через окошечко сидельца за рукав.
-- Дашь аль нет семерку? Кишки выпущу!
Вырвав руку, сиделец наотмашь ударил Колобка по яйцу.
-- Драться? -- взвизгнул Петя, как кошка перескакивая через решетку, отделяющую сидельца от толпы.
Мужики в одну грудь ухнули, сразу десятки рук вцепились в проволоку,
-- Кар-раул!.. Полиция!..
-- Ага, караулу запросил!..
Затрещало дерево, зазвенели в окнах стекла, ящики с посудой, захрапели, заработали кулаками, вырывая друг у друга бутылки, прыгая с ними через окна, жадно припадая к полу, в разлитые винные лужи.
-- Злодеи!
-- Кровь нашу сосете!..
-- Последний четвертной у мужика зажилил!..
-- За свои же деньги да ножом в брюхо хотел вдарить!..
С кольями толпа гонялась по улице за сидельцем, а другие громили бакалейную лавку, рядом с монополькой.
Кто-то запалил кучу конопляных вытрясок. Ударил набат. Ответили залпом из ружей слободские парни. Полиция исчезла.
С ревом толпа бросилась на площадь, стащила с воза все еще кричавшего семинариста.
-- Июд-да!..
-- Барский прихвостень!
-- Ура-а!
Откуда-то вынырнул Илья Никитич, схватил за плечи трясущегося, в крови, семинариста, к Лопатину подскочили Богач, Колоухий, Паша Штундист, работая кулаками, отбиваясь от налезавших мужиков, а семинарист плакал и рвался в гущу. Илья Микитич крепко держал его за пальтишко, уговаривая:
-- Ну, да куда ж ты, глупеночек, лезешь?.. Ну, не трави ты ихнего сердца!..
-- Я душу готов... Я всего себя... Я... А они меня же... Пусть!.. -- рыдал он.
-- А ты не надо... Это ты потом, родимый!.. Где шахтеришка? Петрушку сюда надо!.. Где шахтер? -- закричал Лопатин.
-- Дениска, шутоломный, беги за шахтером!..
Наставив передним ружья в животы, Петрушина дружина оттеснила напиравших на семинариста мужиков.
-- Бросьте, дураки, он же за нас! -- протискавшись к ним в середину, размахивал руками Лопатин. -- Али вам застило?.. Он сичас только манифест вычитывал!.. Это же свирепинского отца Ивана сын!..
-- Постой, а ты сам чей?
-- Старой бабы казначей!.. Ступай к нашему уряднику за пачпортом!.. Экие какие безалаберные, право!.. Свово брата норовят задушить...
-- А черт его поймет, какой он: наш аль чужой!.. Его хватают за патлы, а он рот раззявил!..
А позади шахтера, семинариста и слободских уже трещали красные и рыбные ряды: бабы волокли в сани штуки ситца, бочонки с сельдями, табак, хлопчатую бумагу, прялки, метлы, веретена, горшки, пеньку, били палками мещан-торгашей; мужики с кольями гонялись по выгону за цыганами, отнимая у них лошадей.
-- Кровь нашу выпили!.. Мужик пятнадцать годов наживал два ста, а вы его во что поставили, гады!..
Нестройным, диким стадом ярмарка повалила в обок расположенное имение. Владельцы, последыши старинной боярской
