Миллион поцелуев в твоей жизни - Моника Мерфи
Член сразу же встает, желая снова оказаться в ней.
Рен поворачивается ко мне лицом, сжимая губы вместе и держа в руке помаду.
– Что думаешь?
– Ужасно сексуально, – говорю я, глядя на ее грудь.
Она знает, куда я смотрю, потому что тут же опускает свободную руку на бедро и издает недовольный вздох.
– Я о моих губах.
Я смотрю на ее созданные для греха губы, которые накрашены насыщенной красной помадой.
– Иди сюда и обхвати ими мой член. Тогда и узнаешь, что я думаю.
Рен со смехом закрывает помаду, ставит ее на комод и неторопливо идет к кровати. Как только подходит ближе, я хватаю ее и притягиваю к себе. Уже готов поцеловать ее красивые губы, но она уклоняется.
– У меня есть план, – едва ли не мурлычет она.
– Какой?
– Я хочу попробовать повторить то же, что делала в прошлый раз. – Когда я хмурюсь, она поясняет: – Я хочу поцеловать тебя. Оставить следы помады на твоей коже. Ты говорил, что этот оттенок будет лучше видно, помнишь?
Я помню. Это она не видела, что еще я для нее приготовил.
– Вперед. – Я развожу руки в стороны и опускаю на матрас, словно беспомощен. Рен снова устраивается на мне верхом. С задумчивым выражением лица касается кольца – ее кольца, – что висит у меня на цепочке.
– Хочешь его вернуть? – спрашиваю я, зная, каким будет мой ответ, если она скажет «да».
Твердое «нет».
Рен медленно мотает головой.
– Вот только не знаю, что скажу, когда меня спросят, где оно.
– Что потеряла его? – И это правда.
Она потеряла его – как и свою девственность со мной.
– Папа разозлится.
– Он разозлится, что бы ты ему ни сказала. Что он сделает, если расскажешь правду? – Я приподнимаю бровь.
– Сорвет его прямо с твоей шеи. – Рен обводит золотую цепочку.
– Я бы не дал ему такой возможности. – Я самодовольно улыбаюсь. Мне по силам справиться с Харви Бомоном. Я его не боюсь. Всю жизнь имел дело со своим отцом и дядями. А эти ребята прикончили бы Бомона одним только взглядом.
– О, какой ты суровый, – дразнит Рен.
– Тебе это нравится.
– Нравится, – отвечает она шепотом, а затем наклоняется и целует меня в грудь. Потом еще раз.
А потом еще несколько.
Я опускаю голову и смотрю, как она оставляет на мне следы, наслаждаюсь видом красной помады, которая ярко проступает на коже. Рен отстраняется и рассматривает свою работу с легкой улыбкой.
– Мне нравится.
Я смотрю ей в глаза.
– А ты со странностями, Пташка.
– Сомневаюсь, что тебя это смущает, – говорит она, и ее щеки слегка краснеют.
– Мне нравится все, что приносит тебе радость. – Я тянусь к ней, но Рен вскакивает с моих колен и берет телефон. – Ты уверена, что твой отец не найдет эти фотки?
– Уверена. – Она кивает. – Я сменила пароль.
– На какой?
– О, ни за что тебе не скажу. – Она наводит на меня камеру и подходит чуть ближе, чтобы сфокусировать ее на следах поцелуев. – Будет хорошо смотреться.
– А говорила, что не хочешь ее воссоздавать, – тихо замечаю я.
Рен хмурится.
– Что воссоздавать?
– Твою любимую картину. «Миллион поцелуев в твоей жизни». Именно это ты сейчас и делаешь. А я твой холст.
Она удивленно смотрит на меня.
– Пожалуй.
– Я не против.
– Теперь я хочу заняться твоей спиной, – говорит она, просматривая фотографии в телефоне. – О, замечательно выглядит. Как я и хотела.
– Знаешь, чего я хочу?
– Чего? – спрашивает она, не отрываясь от снимков.
– Увидеть эти ярко-красные губы вокруг моего члена.
Рен смотрит на меня во все глаза.
– Но без фотографий, да?
Я бы хотел сделать фотографии, но не показал бы их ни единой живой душе. Только ей.
– Если не хочешь, чтобы я тебя фотографировал, то не буду, – говорю я.
Я не Ларсен фон Веллер, это уж точно.
– Не хочу. – Рен медленно качает головой, и я сразу понимаю, что она все еще не вполне мне доверяет.
А еще осознаю, едва она наклоняет голову и крепко обхватывает красными губами головку моего члена, что больше всего на свете хочу, чтобы она мне доверяла.
Как она сумела так быстро пробраться в железную крепость и найти путь к моему сердцу? В прошлом я сам упорно отказывался верить в отношения, любовь и прочую связанную с этим чушь. Вырастая в такой семье, как моя, постоянно становишься свидетелем фальшивой любви. Во всех предыдущих поколениях браки служили деловым соглашением. Влиятельные семьи объединялись и преумножали свое могущество. Черт, такое случается до сих пор. Взгляните на мою сестру, которая вышла замуж ради нашей фамилии и фамилии ее мужа.
Я не хочу никакую чертову сделку. Я хочу ту, с кем могу посмеяться. Ту, кто, как принято считать, немного не такая, как все, и любит целовать мою кожу накрашенными помадой губами. Милую, невинную девушку с извращенным умом.
Как Рен.
Я смахиваю ее волосы с лица, чтобы было видно. Она понятия не имеет, что делает, но это неважно. Ее энтузиазм сполна компенсирует недостаток опыта.
Рен крепко сжимает член и лижет его, как леденец. Кружит языком по головке, а потом полностью вбирает ее в рот и сосет. Издает чмокающие звуки, от которых я напрягаюсь, понимая, что уже близок к финишу.
Черт бы ее побрал. При всей ее неопытности, она доводит меня до оргазма быстрее, чем все, кто был до нее. Это потому, что она мне дорога? Поэтому?
Как мне сказать ей об этом? Как открыться ей, когда я вырос в доме, в котором чувства высмеивались, особенно чувства парня. Мы должны быть холодными и бессердечными.
А с этой девушкой я испытываю противоположные чувства.
Рен вбирает член глубоко в рот. Еще глубже. Пока не начинает слегка давиться, и тот резко выскальзывает у нее изо рта.
– Извини, – тихо бормочет она, усиленно моргая.
Я касаюсь ее щеки и заставляю посмотреть на меня, приподняв лицо.
– Необязательно брать так глубоко, Пташка.
Она краснеет.
– Возможно, я вчера смотрела порно.
Ох, черт меня дери.
– Надеюсь, в анонимном режиме.
Она смеется.
– Да, конечно.
– Я не собираюсь кончать тебе в рот, – говорю я, снова смахивая ее волосы. – Просто… поиграй с ним. Пока я не смогу больше сдерживаться и должен буду тебя трахнуть.
И черт возьми, она с ним играет. Вмиг доводит меня до предела, и я, едва ли не оторвав от своего члена, укладываю ее на спину и нависаю над ней. Я с легкостью вхожу
