Донбасский декамерон - Олег Витальевич Измайлов
Вслед за Украиной на путь автономизации вступили области донских и кубанских казаков.
Можно сказать, что их твердая областническая позиция, а также восстания в тылу белых войск чеченцев, ингушей, а особенно дагестанцев, постоянные набеги на русские земли грузинских войск привели к тому, что Особое совещание и его эксперты пришли к осени 1919 года к необходимости соглашаться на множество автономий.
Это влекло за собой автоматическое признание федеральной модели существования России в случае победы над большевиками.
Особо остро стоял вопрос на Кубани. Здесь были сильны «самостийные» настроения. Казаки пытались объединиться на коренной основе, создать совместный с добровольцами орган власти и принять самое непосредственное участие в управлении своими территориями.
Еще за год до наступления на Москву, 26 октября 1918-го, на согласительном совещании глава кубанского правительства Лука Быч настаивал на образовании Союзного совета как верховной власти на Юге России, который, облеченный полномочиями правительства, назначит командование и определит организацию самой армии на началах воинской повинности.
До конца войны пытались отложить и вопросы устройства национальной жизни народов Северного Кавказа. И только наступление чеченцев на села Терской казачьей области и выступление на стороне красных 70‑тысячной армии дагестанских горцев заставили руководство ВСЮР пересмотреть и смягчить свою позицию в вопросе о возможном самоуправлении северокавказских народов.
Решить вопрос областей, их статуса, их места и роли в будущей России должны были первые органы законодательной власти, избранные на свободных началах. Но атмосфера Гражданской войны, всеобщего взаимного террора, голода, бандитизма, эпидемии свели мечтания сторонников конституционализма к нулю. Компания по выборам в городские думы провалилась.
Выборы, проходившие в октябре-ноябре 1919 года, продемонстрировали крайне низкую активность избирателей. В Новороссийске к урнам для голосования явилось только 8 % избирателей, а в Кизляре (Терско-Дагестанской области) – даже 2 %. Максимальный показатель – 25 % – наблюдался в Одессе. Наименьшую активность проявили жители пригородов и рабочих кварталов. В Харькове, где общий показатель явки составил 15,6 % (в 1917 году – 91 %), в рабочем районе в выборах участвовали 10,8 % избирателей.
Создать крепкую основу самоуправления, которое, в свою очередь, должно было дать толчок к обсуждению и строительству федеративного государства (другого, судя по всему, не вышло бы все равно), не удалось.
А вскоре стало вообще не до того.
После разгрома передовых корпусов добровольческих сил под Орлом, Воронежем и Касторной началось отступление белых, очень скоро принявшее вид повального бегства. В октябре и ноябре на подступах к Донбассу и в нем самом были уничтожены лучшие кадровые офицерские части (от Марковской дивизии за один день боя осталось в строю бойцов самое большее на полк).
Началась агония Белого движения, лишь на время задержанная новым главой ВСЮР генералом Петром Врангелем в Крыму.
К слову сказать, он был одним из немногих, кто сделал выводы не только из провала военной кампании 1919 года, но и из неудач государственного строительства. В Крыму он решительно провел ряд основополагающих экономических и управленческих реформ, но было и поздно и бесполезно вводить их в жизнь.
Красная Россия победила белую. Но что интересно – тоже построила федеративное государство. Только на иных социальных и геополитических принципах.
* * *
– Любопытно, – подал голос Палыч, – что все это могло столкнуться не с красной Россией. А с «зеленой», верней, красно-зеленой, махновской Малороссией. Кто сейчас батьку этого, бешеного, вспоминает? То-то!
– Только те, кто его сокровища ищет, – сказала Донна.
– Чужие, заметьте, сокровища, чужие, – усмехнулся Панас. – Есть у нас и на эту тему. Есть, только немного странное, донецкое. Вот, смотрите.
История о том, как правильно хранить махновские клады
Тема махновских кладов, как и кладов вообще, – неисчерпаема. О них написаны книги и бесчисленные газетные статьи, сняты фильмы. Даже сегодня, 100 лет спустя после разгрома махновской армии, очень многих людей имя легендарного батьки интересует в первую очередь не в связи с тем, как он воевал, но именно из-за кладов.
Такие деньги и он ни при чем?
Нестор Махно, по всей видимости, был человеком искренним. Этот степной кондотьер, нанимавшийся периодически к красным в качестве вспомогательного Наполеона Юга России, еще на царской каторге заслужил от товарищей по несчастью прозвище Скромный, и оно было ему к лицу. Остались бесчисленные свидетельства того, как равнодушно относился «батька» к материальным благам, которые для него (и большинства его соратников) были всего лишь топливом для борьбы. Но ведь не все на свете бессребреники, не все жили и боролись за идею. Потому нашлось немало людей, которым трудно было поверить, что налет махновцев на Мариуполь, ставший, по сути, громадным «эксом», после которого из государственного банка было вынесено несколько миллионов рублей, никак не обогатил лично Нестора Ивановича.
Среди кладоискателей прошлого и нынешнего века считается аксиомой, что лихой атаман накопил немалые средства, которые по замечательной русской привычке имел обыкновение держать не в ассигнациях, а в звонкой монете, достоинством не ниже николаевского империала. Как же – ведь все русские атаманы именно так и поступали.
Еще при рассуждениях о махновской сокровищнице припоминают брутальные бруски металла, похожего на золото или серебро. А также – и это главное – считается, что наш харизматик имел привычку, которой гордится буквально каждый селянин – припрятывать кое-что на черный день. Будто бы Нестор Иванович закапывал свои кубышки, где только имел возможность, как пес бродячий зарывает косточки на будущее, темное и неприглядное. Неприглядное по определению.
Единственный большой клад батьки Махно был найден где-то под Запорожьем еще в далеком 1923 году, когда сам обладатель ордена Красного Знамени № 4 шил тапочки на продажу в темном парижском подвале и, по меткому замечанию Остапа Бендера, находил утешение в пошлой пословице «бедность – не порок».
Были ли другие клады? Было ли вообще «золото Махно», подобное пресловутому «золоту партии»? Современные кладоискатели безапелляционно заявляют: было! Его, дескать, не могло не быть, грабил же как человек! С размахом «гулял» – от Тавриды до Старобельска, от Лозовой до Мариуполя. Не может быть, чтобы он все промотал! Надо искать. Некто, называющий себя последним потомком Махно, со своей стороны уверен, что золото, нажитое его предком грабежами, давно преспокойно лежит в японских банках.
Почему японских, правда, не поясняет. Надо полагать, страна Ниппон в его географических представлениях – настоящий край света, где удобней всего прятать сокровища от нескромных взоров.
Есть еще одна точка зрения. Якобы легендарный юзовский анархист
