Ангел для сестры - Джоди Линн Пиколт
Пес Кэмпбелла встает и начинает скулить. Я отвлекаюсь на этот звук. Хозяин отпихивает от себя морду пса и не сводит с меня глаз.
— Я не вижу в семье Фицджеральд никого, кто мог бы принимать непредвзятые решения относительно здоровья Анны. На это не способны ни ее родители, ни она сама.
Судья Десальво глядит на меня исподлобья и спрашивает:
— Так что вы порекомендуете суду, мисс Романо?
Кэмпбелл
Она не наложит вето на ходатайство.
Вот моя первая невероятная мысль: дело не горит синим пламенем даже после выступления опекуна от суда. Вторая мысль такая: Джулия разрывается на части по поводу этого процесса и судьбы Анны, так же как я, только она не скрывает своего смятения, а показала его всем.
Джадж выбрал этот момент, чтобы заскулить, и вонзился колоссальной занозой в задницу. Пес впивается зубами в мой рукав и тянет, но будь я проклят, если уйду, не дослушав Джулию.
— Мисс Романо, что вы порекомендуете суду? — спрашивает Десальво.
— Я не знаю, — тихо отвечает она. — Простите. Впервые я выполняю обязанности опекуна от суда и не могу дать никаких рекомендаций, хотя и понимаю, что это неприемлемо. Но с одной стороны, у меня Брайан и Сара Фицджеральд, которые не совершили ничего недостойного. Они лишь делали выбор за своих дочерей по ходу их жизни, и делали его из любви. Если смотреть с такой точки зрения, решения родителей нельзя считать неправильными, даже если в какой-то момент эти решения перестали отвечать интересам одной из девочек. — Джулия поворачивается к Анне, и я чувствую, как та подбирается, сидя рядом со мной, будто наполняется гордостью. — С другой стороны, у меня есть Анна, которая решила вступиться за себя после тринадцати лет молчания, несмотря на то что это может повлечь за собой потерю любимой сестры. — Джулия качает головой. — Это Соломоново решение, Ваша честь. Но вы просите меня не разрезать ребенка надвое. Вы просите разделить семью.
Чувствуя, что теперь меня тянут за другой рукав, я снова начинаю отбиваться от собаки, но вдруг понимаю: на этот раз меня теребит Анна.
— Хорошо, — шепчет она.
Судья Десальво разрешает Джулии покинуть место свидетеля.
— Что хорошо? — шепчу я в ответ.
— Хорошо, я выступлю, — говорит Анна.
Я смотрю на нее в недоумении. Джадж скулит, тычется носом в мое бедро, но я не могу рисковать. Анна способна за долю секунды изменить решение.
— Ты уверена?
Вместо ответа она встает, привлекая к себе внимание всех собравшихся в зале суда.
— Судья Десальво, — Анна набирает в грудь воздуха, — я хочу кое-что сказать.
Анна
Давайте я расскажу вам, как мне в первый раз пришлось выступать с докладом: этот момент настал в третьем классе, я должна была рассказать про кенгуру. Знаете, это довольно интересные животные. Они живут только в Австралии — какая-то мутантная эволюционная ветвь, — у них оленьи глаза и бесполезные лапы, как у тирексов. Но самое удивительное в них — это, конечно, сумка. Малыш-кенгуренок рождается совсем крошечным, как зародыш, он забирается под кожистую складку и устраивается там, пока ничего не подозревающая мать скачет по Аутбэку[38]. Но сумка у нее не такая, как показывают в мультиках субботним утром, — она морщинистая и розовая, вроде губы изнутри, и в ней полно всего, что необходимо для кенгуренка. Могу поспорить, вы не знали, что очень часто кенгуру носят в сумке не одного детеныша, там есть еще миниатюрный братик или сестричка — крошечный, покрытый желе, зажатый на дне старшим, который молотит огромными лапами, чтобы устроиться поудобнее.
Как видите, я хорошо изучила материал. Но когда Стивен Скарпинио уже демонстрировал сделанную из папье-маше фигурку лемура и подходила моя очередь выступать, я поняла: сейчас меня стошнит. Я подошла к миссис Катберт и сказала, что, если останусь в классе и выполню задание, всем будет плохо.
— Анна, если ты скажешь себе, что с тобой все в порядке, так и будет, — ответила она.
И вот, когда Стивен закончил, я встала, набрала в грудь воздуха и произнесла:
— Кенгуру — это сумчатые, которые живут только в Австралии.
После чего рвотный заряд накрыл четырех детей, которым не повезло оказаться сидящими в первом ряду.
До конца учебного года меня называли Кенгурвотой. Если на каникулах кто-нибудь из детей летал куда-то на самолете, я открывала свой шкафчик и находила рвотный пакетик, приколотый булавкой к моей флисовой куртке наподобие кенгурячьей сумки. Я была главным посмешищем всей школы, пока Даррен Хонг, борясь за овладение флагом на физкультуре, не стащил случайно юбку с Орианы Бертхейм.
Я рассказываю вам это, чтобы объяснить свое отвращение к публичным выступлениям.
Но сейчас, на свидетельском месте, поводов для тревоги у меня гораздо больше. Не то чтобы я нервничаю, как думает Кэмпбелл. И страха, что не смогу рта раскрыть от волнения, у меня тоже нет. Я боюсь, что скажу слишком много.
Я обвожу взглядом зал суда и вижу свою мать — она сидит за столом адвоката — и отца, который робко улыбается мне. И вдруг думаю: как я могла решить, что справлюсь с этим? Придвигаюсь к краешку стула, готовая извиниться, что потратила время всех присутствующих, и убежать, но тут замечаю, как ужасно выглядит Кэмпбелл. Он весь вспотел, и зрачки у него огромные, как вставленные в глазницы четвертаки.
— Анна, хочешь воды? — спрашивает он.
Я смотрю на него и думаю: «А вы?»
Чего я хочу, так это пойти домой. Или сбежать в такое место, где никто меня не знает, и притвориться приемной дочерью каких-нибудь миллионеров, наследницей производящего зубную пасту королевства, японской поп-звездой.
Кэмпбелл поворачивается к судье:
— Могу я посовещаться с клиенткой?
— Будьте любезны, — отвечает Десальво.
Кэмпбелл подходит к месту свидетеля и наклоняется ко мне так близко, что слышать его могу только я.
— В детстве у меня был дружок по имени Джозеф Вальс, — шепчет он. — Представь, что доктор Но вышла бы за него.
Он отходит, а я, продолжая улыбаться, думаю, что, может быть, ну вдруг, смогу продержаться здесь еще минуты две-три.
Пес Кэмпбелла начинает сходить с ума — это ему нужна вода или еще что, судя по тому, как он ведет себя. И вижу это не только я.
— Мистер Александер, — говорит судья Десальво, — прошу вас, следите за своим животным.
— Фу, Джадж.
— Простите?!
Кэмпбелл становится красный, как помидор.
— Я говорил с псом, Ваша честь, как вы и просили. — Потом он поворачивается ко мне. — Анна, почему ты решила подать иск?
У лжи,
