Собрание сочинений. Том 2. 1988–1993 - Юрий Михайлович Поляков
– Для того и пропускала, – усмехнулся сержант.
– Ты врешь, гад! Лена, он врет? Ведь правда?
– Нет, он не врет… – отозвалась она, с трудом разомкнув запекшиеся губы.
– Зачем же ты меня обманывала?! – закричал Мишка.
– Ты меня тоже обманывал…
– Но я же тебя не так обманывал, совсем по-другому…
– Какая разница – как…
– Меня заставили! – сказал Курылев.
– И меня тоже…
В небе послышался стрекот, и вертолет на большой высоте прошел над виллой. Ренат проследил за ним глазами, потом сочувственно глянул на Мишку и спросил:
– Обидно быть свинопасом?
– Обидно… – кивнул тот.
– Не тоскуй! Это еще не самая большая фрустрация в твоей жизни…
– Чего? – не понял Мишка.
– Тварь ты неначитанная! Фрустрация – это когда хочешь, а хрен получишь. Запоминай, пока я жив!
– А ты… Ты, начитанная тварь! – взорвался Мишка. – Где это ты вычитал, что можно вот так прикрыться девчонкой и обзываться? Где? У Сен-Жон Перса?..
– Ух ты! – обрадовался Ренат. – Значит, в тебе все-таки что-то есть! Значит, не хреном единым… А еще?
Мишка молчал. Вертолет прошел над лужайкой еще раз, теперь уже так низко, что на миг стало сумеречно от его тени.
– Отчего люди не летают! – вздохнул сержант, провожая вертолет взглядом.
– Слушай, Хузин, – дерзко спросил Мишка, – у тебя цитаты в башке на ходу не стучат?
– Тоже ничего, – кивнул Хузин. – Но словесная магия уже не та. Как ты, Лен, думаешь? Может, он все-таки небезнадежен и ты воспитаешь из него джентльмена, с которым не стыдно будет показаться в уайльдовском обществе?
– Ренат, – взмолилась Лена, – ты же обещал!
Вертолет тем временем завис над лужайкой, и вниз, разворачиваясь на лету, упала лестница.
– Послушай, Аконтий, – раздумчиво проговорил сержант. – Может, тебе со своей дамой в Турцию проветриться? Как думаешь?
– В каком смысле?.. – опешил Курылев.
– В прямом! – оскалился Ренат. – Лезь в кабину, а то пристрелю!
И Мишка полез. Сверху он увидел распластавшегося за кустами подполковника Юрятина – тот с кем-то нервно разговаривал по рации. Чуть дальше стояло несколько машин, включая санитарную, а вокруг топтались праздные россомоновцы. В ветвях росшего на отшибе эвкалипта Курылев подметил одного снайпера, но оставшихся внизу Лену и Рената закрывала мавританская колонна, и он был не опасен.
Хузин дождался, пока Мишка забрался в кабину, потом, резко повернув Лену к себе лицом, крепко поцеловал в губы и довольно грубо толкнул ее по направлению к раскачивающейся лестнице. Поток воздуха подхватил подол платья и обнажил стройные, молочно-белые ноги принцессы… Ренат захохотал, показал большой палец и с вызывающей беспечностью начал медленно спускаться по ступенькам крыльца.
– Ренат, ты не прав! – заорал Мишка. Но тот ничего не услышал из-за шума вращающихся винтов. Лена уже почти докарабкалась до кабины, Мишка протянул ей руку. Снайпер в ветвях эвкалипта прилежно прицелился.
– Ренат, ты не прав! – снова закричал Курылев.
Но снайпер, совершенно не реагируя на эти сигнальные вопли, наверняка звучащие в его наушниках, продолжал держать Рената на мушке. И тогда Мишка, одной рукой втаскивая в кабину Лену, другой нашарил и отстегнул спрятанный на щиколотке под брючиной пистолет…
Услышав выстрел, Ренат посмотрел вверх. Заметив в Мишкиной руке ствол, сержант улыбнулся с каким-то болезненным удовлетворением и вскинул автомат…
– Ренат, не делай этого! – срываясь на хрип, закричала Лена и рванулась к Курылеву, закрывая его собой.
Снайпер в ветвях чуть отшатнулся – сержант Хузин упал навзничь…
Мишка приказал пилоту посадить машину, вынес Лену из кабины и положил на землю. Она лежала, крепко прижав руку к левой груди, а из-под пальцев, пульсируя, бил кровавый родничок.
– Ми-ишка… – шептала она.
– Я здесь… Здесь…
– Ми-ишка… Ми-ишка… Там везде травка и газоны… Ми-ишка… Эдинбург, УССА, 123007… Ми-ишка, не исчезай!
– Я здесь…
Подбежал бледный и потный подполковник Юрятин:
– Жива?
Курылев кивнул.
– Скорее! Если умрет – все пропало! Где врач?
Прибежали офицер медслужбы и два рослых фельдшера. Они уложили Лену на носилки и стали затаскивать в вертолет.
– The loveless lips with which men kiss in Hell… – в беспамятстве шептала она.
– Что она говорит? – насторожился подполковник Юрятин.
– Бредит, – успокоил медик.
Вертолет, взвихрив с земли мелкий сор, поднялся в воздух и улетел. Проводив его взглядом, Юрятин повернулся к Мишке, который в это время тупо рассматривал свои руки, перепачканные в подсыхающей Лениной крови.
– Сказала?
– Да…
– Запомнил?
– Как учили…
– Диктуй!
– Эдинбург, УССА, 123007…
Юрятин записал в блокнотик и побежал к рации – докладывать в Центр. А Курылев медленно подошел к Ренату: сержант лежал на спине, раскинув руки, во лбу у него чернело пятнышко, как у индусок, а затылка вообще не было, отчего лицо его напоминало гипсовую маску наподобие тех, что вешают на стену в рисовальной зале.
Вернулся лиловый от огорчения начальник отдела культуры и физкультуры.
– Ты, Мишель, ничего не перепутал? – с надеждой на невозможное спросил он.
– Обижаете, начальник… А в чем дело?
– Значит, пустышку тянули… – промолвил Юрятин, и его подбородок предательски задрожал. – Это ведь счет, с которого брал 62-й… Там ничего не осталось… И от него самого ползадницы осталось – не спросишь…
– М-да, фрустрация… – покачал головой Курылев.
Спустившийся с эвкалипта щуплый снайперишко приблизился к мертвому Ренату и, как живописец удачный мазок, с пытливым удовлетворением разглядывал пулевое отверстие.
14
Когда Избавителю Отечества доложили подробности операции «Принцесса и свинопас», он смеялся до слез.
– Значит, говорите, этот ваш педолюб весь тайный счет в «Осинке» профинтил? Ой, не могу!.. Ну, прощелыги, ну, демокрады…
Но особенно ему приглянулось, что простой русский офицер сумел влюбить в себя выпускницу Кембриджа, настоящую принцессу.
– Покажете мне как-нибудь этого «свинопаса»! – распорядился адмирал.
– Слушаюсь! – вытянулся докладывавший «помнацбес». – А как быть с арестованными «львами»?
– На запчасти! – махнул рукой Избавитель Отечества. – Почку за почку! И потом, стране нужна валюта. У этих-то, изолянтов, ведь ничего не осталось?
– Ничего, господарищ адмирал, одни убытки…
– Ну и пошли они к чертовой матери!
– Понял, Иван Петрович!
На самом деле «помнацбес» ничегошеньки не понял и за разъяснениями обратился к осведомленному Николаю Шорохову. Тот объяснил, что, оказывается, каждый вечер адмиралу звонит очаровательная Джессика и ведет с ним долгие разговоры о любви к ближнему и христианской морали, а также советуется, стоит ли ей в своем ресторанчике готовить котлеты по-киевски и не будет ли это восприниматься как намек на знаменитую субмарину «Золотая рыбка».
Приехав в Торонто, мисс Синеусофф сразу сделалась любимицей западной прессы, ее портреты обошли обложки всех престижных журналов, редкий день обходился без статьи типа «Ее выбрал русский монстр» или «Самая сексуальная русская царица со времен Екатерины Великой». Хорошенькую Рюриковну сразу пригласили на телевидение вести передачу «Мы ждем гостей», где она рассказывала, как лучше сервировать стол для званого ужина. А ее ресторанчик «Russian blin» просто ломился от посетителей, посмотреть на невесту «кровожадного морского волка» приезжали со всего мира, а одно предприимчивое туристическое агентство даже организовало спецтур «На крыльях любви – к Джессике».
Но несмотря на невиданный наплыв клиентов, мисс Синеусофф почти не успевала заниматься своим процветающим заведением, так как к ней нескончаемым потоком шли делегации от различных гуманитарных фондов и религиозных обществ с просьбами повлиять на крутой нрав адмирала и таким образом смягчить тяжкую долю узников совести, томящихся в застенках. Один из этих пилигримов человеколюбия, активный член общины «Юго-восточного храма», так тронул доброе сердце Джессики, что она оставила этого рослого молодого симпатягу у себя. Он подсказывал ей темы телефонных бесед с адмиралом, даже набрасывал конспекты, а потом они репетировали разговор с русским монстром, причем для достоверности симпатяга привязывал Джессику специальными ремешками к кровати.
Во время своих ежевечерних телефонных разговоров с Избавителем Отечества лукавая Рюриковна умудрялась избегать темы приезда и не называла никаких конкретных сроков, зато постоянно повторяла, что хотела бы вернуться в страну, где нет политических заключенных, и соединить свою судьбу с мужчиной, который стал гарантом прав человека в России. В свою очередь Иван Петрович с решительной неопределенностью обещал «всех разогнать» и, смущаясь, как школьник, говорил о своем тоскливом мужском одиночестве. Если б он только знал, что активный член общины «Юго-восточного храма» не только слушает его излияния по параллельному телефону, но еще мерзко
