Александр Зиновьев - Смута
— Почему же они пошли на перестройку?
— Сложный вопрос. Думаю, что им голову вскружила слава диссидентов и критиков режима. Западная пропаганда сработала. Западных благ захотелось. Рыба, как говорится, с головы портится. Не подумали о последствиях. Надеются порядок удержать и в лучах мировой славы погреться. Ну да сейчас речь не об этом. Сравните горбачевскую политику со сталинской. Во-первых, те же нападки на партийный аппарат под маркой критики консерваторов. Сталин ведь тоже воевал против консерваторов. То же стремление создать аппарат личной власти вне партийного аппарата и над ним. Во-вторых, то же стремление к насильственным преобразованиям. Все реформы Горбачева, начиная от борьбы против пьянства и кончая властью и хозяйством, суть насильственные реформы. Так кто же тут сталинист?!
— Но сталинская политика была успешной. Так может быть и теперь…
— Теперь время не то, страна не та, народ не тот, международные условия не те. Помяните мое слово, эта политика еще дорого обойдется нам. Она приведет страну к катастрофе. Не случайно Горбачев стал кумиром Запада. Запад не стал бы так хвалить его, если это не было бы выгодно ему. Горбачевская политика перейдет в политику предательства интересов страны и народа, помяните мое слово!
На другой же день Лескова уволили на пенсию. Не было никаких торжественных проводов, хотя он был старейшим работником комбината и единственной настоящей жертвой сталинизма.
На распутье
Всеобщее разложение захватило и группу Горева. Солдат вышел из комсомола, бросил заочный институт и перешел на работу в кооператив, где стал получать в три раза больше, чем на заводе.
— Нужно быть круглым идиотом, чтобы упускать такую возможность, сказал он. — Имею предложение от одного частника. Конечно, он жулик. Но год протянет как минимум. А за год я у него заработаю на кооперативную квартиру и автомашину.
— А как насчет идеалов? — спросил Горев.
— Все идеалы затоптаны в грязь, — ответил Солдат. — Разве за идеалами удирает Фюрер в Москву? Спросите его, почему инженер по образованию устраивается в аспирантуру Института международных отношений и как это ему удалось? Или вот наш новоиспеченный Дубровский. Пусть он расскажет, в какую группку он ввязался и с какой целью!
— Мы ставим своей задачей отбирать у жуликов вроде твоего частника награбленные ими богатства и передавать их народу, ответил Остряк.
— Какому народу?! — не унимался Солдат. — И когда? В будущем? А пока вы употребляете эти нажитые нечестным путем и честно экспроприируемые вами богатства для своих собственных нужд.
— Это клевета!
— Поживем — увидим, клевета или нет. Нет, друзья мои. Я хотя и необразованный болван, кое-что начал все же понимать. Наше общество своим примером на долгое время, может быть на сто лет, похоронило все идеалы, похоронило самую идею образцового социального строя, к которому стоило бы стремиться. Более того, мы вынуждаемся на борьбу против единственного социального строя, за который стоило бы бороться.
— Браво! — воскликнул Слепой. — Суть дела не выразишь лучше. Мы в самом начале истории коммунизма, а относимся к нему так, как будто он безнадежно устарел и подлежит уничтожению. Надо начинать все сначала, причем — на национальной основе. Я лично вижу такой путь развития. В высших и средних слоях общества постепенно растет число хорошо образованных, интеллигентных, высоко нравственных и патриотически настроенных личностей. Они образуют своего рода духовное братство, имеющее целью постепенное улучшение деловой и нравственной атмосферы в самой активной и деловой части русского населения.
— Почему только русского?
— Идеи интернационализма тоже потерпели крах. Дело идет к развалу империи. Все стремятся к национальной определенности и независимости. А чем мы, русские, хуже других. Я лично за выход России из Советского Союза и за превращение ее в федерацию русских государств. Ельцин прав!
— Наша область тоже будет самостоятельным государством?
— Не говори пошлостей! России для ее возрождения нужна национальная духовная элита и своя правящая аристократия.
— Так может быть царя обратно пригласить? На Западе нам уже заготовили.
— Президент или царь — какая разница?!
— До чего мы докатились?!
— А ты предложи что-либо получше!
— В нашей стране, — сказал Горев, — максимум возможного был достигнут в брежневские годы. Как показывает опыт перестройки, любые преобразования ведут лишь к ухудшениям и к гибели страны. Можете меня называть как угодно, но моя позиция такова. Наша страна не нуждалась ни в какой перестройке, ни в какой революции сверху, ни в какой западнизации. Нужны были не маниакальные планы, а преобразования и усовершенствования обычными методами, не вызывающими сенсаций на Западе. Я считаю политику перестройки не просто ошибкой, а преступлением перед страной и народом.
— Что ты предлагаешь? Возвращаться назад?
— В прошлое не возвращаются. Надо восстанавливать нормальный порядок в стране.
— Что ты считаешь нормальным порядком?
— То, что построили за семьдесят лет нашей истории.
— Никогда бы не подумал, что в тебе таились такие махровые консервативные идеи, — сказал Слепой.
— Я этого тоже не знал, — сказал Горев. — Я, как и все вы, мыслил на уровне личной неустроенности. Только теперь, когда над страной нависла угроза гибели, я начал кое-что соображать на более высоком уровне — на уровне исторической ответственности за судьбу страны и народа.
— А стоит ли наша страна и наш народ того? — сказал Фюрер. — Я думаю, что есть один выход: последовать примеру Запада.
— И когда ты сделал это открытие? — спросил Остряк. — Когда тебе посветила карьера дипломата, выполняющего установку на западнизацию?! Значит, ты будешь готовиться на роль предателя на высоком уровне?
— Прекратите пустую ругатню, — вмешалась Катя. — Дело не в этом.
— А в чем?
— А в том, что нас обманывают все, кому не лень. В том, что мы лишь марионетки в чьей-то грязной игре.
Народный трибунал
По словам Остряка, их группа называется Народный трибунал. Возникла она с целью борьбы против организованной преступности. Власти фактически неспособны остановить ее, а в значительной мере вступают в сговор с преступниками. Группа Народный трибунал берет на себя те функции, которые должны были бы выполнять органы власти. Но она выполняет эти функции своими методами, разумеется — нелегальными, порицаемыми морально и запрещаемыми юридически. А что делать, если в стране царит бесправие и полное моральное разложение. Народ вправе как-то защищаться. В группу входят молодые рабочие. Все уже отслужили в армии. Ребята смелые. Умеют обращаться с оружием. Такие группы возникают по всей стране. Наверняка произойдет их объединение, и через несколько месяцев они станут силой, с которой придется считаться.
Оставшись наедине с Горевым, Чернов спросил его мнение о группе Остряка.
— На первый взгляд, — сказал Горев, — цели у них благородные. Но ты сам знаешь, благими намерениями вымощена дорога в ад. То, что они наказывают грабителей, это хорошо. Но ведь они их сами грабят. Так что вряд ли их деятельность можно считать совсем бескорыстной. Они наверняка не остановятся на том, что делают сейчас. Я нисколько не удивлюсь, если они выдвинут лозунг Бей перестройщиков!.
— А что в этом плохого?
— Я не говорю, что это само по себе плохо. А ты подумай вот о чем. Бывшие солдаты создают группу, о которой говорит весь город. Имеют оружие. Почти открыто делают налеты на миллионеров и бандитские шайки. Не кажется ли тебе, что за их спиной стоят более серьезные силы? Кто-то хочет их руками каштаны из огня таскать. Кто? Я ничуть не сомневаюсь в том, что к этому делу так или иначе причастно КГБ. Я тебе не советую связываться с этим Народным трибуналом.
Лесков
Узнав адрес Лескова в отделе кадров, Чернов решил навестить его. Лесков жил одиноко. Жена его умерла несколько лет назад. Дети завели свои семьи. Он разделил с ними квартиру, получив в качестве своей доли маленькую комнатушку в старом доме на окраине города. Когда пришел Чернов, Лесков лежал в постели больной. Соседка по квартире приготовила ему что-то поесть. Чернова он узнал: он сохранил хорошую память, помнил всех сотрудников комбината. Разговорились. Чернов сказал, что его интересует проблема покушений на Сталина. Лесков провел много лет в лагерях, наверняка встречал таких заключенных, которые обвинялись в подготовке покушений на Сталина.
— Я сам был осужден по обвинению в подготовке покушения на Сталина, сказал Лесков.
— Само собой разумеется, — сказал Чернов, — обвинение было ложным.
