Девяностые. Север. Повести - Владимир Маркович Гринспон
Старший лейтенант допил свой «чай», глянул на часы. Пора.
— Отделение подъем! — гаркнул он хорошо поставленным командирским баритоном. Помещение наполнилось шумом, шлепаньем босых ног, хрустом и шорохом сворачиваемых постелей — тюфяков набитых сеном, убираемых на день под лавки вдоль стен.
— Пятнадцать минут на туалет и сборы, — продолжал Федор, — и смену караула. В 7–30 завтрак. В 7–45 установка на день и ближайшие дни.
Объяснять, что и как делать не было необходимости. Расписание караулов за эти недели притерлось. Завтрак тоже проблем не составлял — каждому полагалось 2 сухаря и кружка кипятка с травами. По куску сахара на двоих.
Когда перешли к установке, Федор вынул из командирского планшета карту местности и листок с записями.
— Итак.
Первое. Подвожу итог недели. Боевой приказ по охране переправы выполняется. Изменений порядка охраны объекта не планирую.
Второе. Перспективы. По всей вероятности темпы нашего наступления настолько возросли, что возвращение нашего отделения и технических средств не предполагается в ближайший период.
Третье. Связь. Как таковая отсутствует, как с нашим батальоном, так и дивизией, которой мы преданы. Вообще связи нет.
Четвертое. Материальное обеспечение. Оружие и боеприпасы в наличии. Для охраны объекта и даже кратковременных боестолкновений достаточно.
Продовольствие. Это главный вопрос на сегодня. Обсудим в конце.
Транспортные средства. Отсутствуют. Здесь есть предложение — своими силами и с помощью местного населения вытащить на берег машину, что танкисты сбросили, и поставить на ход. Я видел на соседнем хуторе пару волов. Должно хватить тягла. Рядовой Билык, вам поручается договориться о доставке быков. Давай Тарас, у тебя с поляками понимание. Мова схожа.
Теперь по продовольствию. У кого какие соображения.
Первым встал кашевар Олесь.
Дакладваю. Тушанки засталося чатыры банки. Гэта, кали с жалудямы и марожанай бульбай, то на два дни. Сухареу на заутра и усё. Цукар скончыуся.
Поднялся Ирек Зайнутдиннов.
— Товариш командир. Я за дальним хутором, где большой овин, поле видел. Овес. Не скосили. Там немцы мины поставили. Если мины убрать, можно снопов десять в тепло, к нам. Он хоть и осыпался, да не весь. Я по метелкам вижу.
— Командир, дай слово, — это сибиряк Афоня Дрёмов поднялся.
— Я тут видел стадо косуль, да в леске, на опушке кабаны рылись. Дай команду и кого в пару. Я добуду.
— Хорошо бойцы. Принято. Для порядка еще моё предложение. Надо наведаться к подбитому танку. Немцы наверняка паек не забрали. Ретировались уж очень быстро. Да и боеприпас не взорвался. Видимо бензобак взрывом отбросило, так он толком не горел. Ну а снаряд в воде взорвать, на уху наверняка добудем. Я на реке вырос. Чую, что и в этой речке рыба есть.
И последнее. Сержант Гайдамака. Пройти по соседним обитаемым хуторам с двумя вопросами. Не помогут ли продовольствием. И не едет ли кто в город? Познань, Сьрем, Конин. Это ближайшие по карте. Свезти туда нашу докладную в местную комендатуру, для восстановления связи.
— Товарищ Старший лейтенант, — Яков вскочил на ноги, — по первому вопросу я уже пытался хоть что — то добыть. Разговор всегда один.
— Матка, яйца есть?
— Ниц, ниц, вшистко германец забрау.
— Ну, хлеба дай.
— Ниц, ниц, вшистко германец забрау.
— Ну, хоть воды налей.
— Ниц, ниц, вшистко германец забрау? —
Закончил он под дружный хохот бойцов.
По второму — если поедут, надо кого — то с ними посылать. Иначе ничего не будет. Сильно запуганы. В комендатуру не пойдут.
Задача была поставлена. Все разошлись на исполнение. Гайдамака и Шняга даже не стали ложиться после ночного караула. Мол, потом догоним.
К обеду пришел Билык с докладом. Сбиваясь на родной украинский рассказал:
— Я про быкив домовывся. Хозяин завтра з ранку привэдэ. Алэ за тэ просыть чотыри колоды, бревна, з тих, що у нас вид моста лышилося. Там еще десяток лежить.
— Будут ему бревна. Пусть ведет. Да чтоб в ярмо впряг, было куда канат цеплять. А нам сегодня надо к машине этот канат зацепить. Иди, Билык, на том месте проруби майну.
— Слушаюсь, товарищ старший лейтенант. Так кто ж в ту майну полизэ. Дуже холодна вода.
— Это уже не твоё дело. Выполнять!
Пришел Зайнутдиннов с помощниками.
— Мы, командир, в минном поле проход сделали. Вешки поставили. Дошли до овина. Там малость овса в снопах нашли. Подгнил маненько, но вот три оберемки принесли. Пусть Олесь посмотрит. А если подойдет на готовку, еще принесем.
— Хорошо, бойцы. Идите Билыку на помощь. Майну во льду долбить. Чтобы не меньше три на четыре метра. Да приготовьте канаты, машину цеплять.
Федор вырос на реке. Вернее на двух. Там где Бия впадает в Обь. Сколько себя помнил, умел плавать. Вода для него была родной стихией. Да и холодную он на своём теле пробовал не раз. Они с друзьями, не смотря на запрет родителей, открывали купальный сезон сразу после ледохода. С визгом и криками бросались в ледяную воду. Укрепляли здоровье и силу воли. А то в армию не возьмут. Любимым местом их купаний была старица на Бие. Не далеко от его дома, в районе Мочище, то есть плавни, болота. Раньше это было село, потом влилось в городок Бийск. Каждую весну вода в Мочище заливала большую низину. Дома ставили поодаль, на пригорке. Летом в старице ловили рыбу, раков. Плавали на самодельных плотах.
Так что завязывать пеньковый канат на «утопленнице» он решил сам.
Пройдясь по краю проруби с длинным шестом, Федор нащупал машину. Глубина была не большая, до дна метра три, до ближайшей рессоры, за которую он решил вязать канат, полтора метра. Не более.
Вот только лед надо было продолбить до берега. На это у отделения ушло всё оставшееся светлое время, да и пара часов при свете костра.
Ужин был калорийнее предыдущих.
Кашевар выжал всё, что мог из принесенных овсяных снопиков. Заварил зерно в похлебке с тушенкой, доведя густоту почти до каши. И из оставшихся зерен напек то — ли хлебцев, то — ли оладий. Но было вкусно, а главное, много.
Давно бойцы не ложились спать не голодными.
3
Федор не ложился. Рана всё больше давала о себе знать. Видимо, воспалялась.
— Надо идти к бабке. Другого выхода не видно, — подумал он с досадой.
Эту знахарку нашли ему бойцы в первые дни охраны моста. Во всех редких в округе хуторах и ближайшей деревеньке называли знахарку, как единственное лицо, относящееся к медицине. Основным ее занятием было принимать роды. Но и с легкими травмами и болезнями вся округа обращалась
