Бегство в Египет. Петербургские повести - Александр Васильевич Етоев
– Так, – сказал он сурово. – О справедливости поговорим в другой раз. Разойдись! Все разойдись! Делом лучше займитесь, нечего языком чесать. А вы, – кот лапой указал на Андрея Т., – пройдёмте со мной.
Андрей Т. с виноватой улыбкой двинулся за ним следом.
– Тиран! – слышалось за спиной.
Кот даже не обернулся.
Глава 4– Мур, ты-то здесь как? – Андрей Т. шёл теперь с котом вровень, радостно ему улыбаясь и норовя погладить по шёрстке.
– Простите, мы не знакомы. – Кот обдал его равнодушным взглядом и увернулся от проявлений нежности.
– То есть как это? – Андрей Т. ничего не понял. – Мурзила, это же я, твой хозяин. – Он пристально вгляделся в кота.
– Вы меня с кем-то путаете. – Кот упорно не желал быть на «ты» и держался сухо и чопорно, как на строгом официальном приёме.
– Здрасте вам! – вздохнул Андрей Т. и только тут наконец заметил некоторые отклонения и странности во внешности своего четвероногого спутника, которых не замечал раньше.
Во-первых, уши. У Мурзилы-IV-а уши были окраса ровного, пепельного, с золотой проседью. У этого же на самых кончиках шерсть была чёрно-бурой. Потом – хвост. В детстве, в дошкольном возрасте, когда Мурзила-IV-а играл во дворе в песочнице, на него однажды напал чей-то неизвестный бульдог. Перепуганный Мурзила-IV-а кинулся от пса на газон, а тут, как назло, – газонокосилка. Мурзила, конечно, спасся, но маленький кусочек хвоста так и остался там, среди скошенной пахучей травы, во дворе их старого дома. Хвост кота, шедшего рядом, был вполне нормальной длины и не имел никаких изъянов.
Так, в сомнениях – с одной стороны и в равнодушии и покое – с другой, они приблизились к незаметной двери, на которой было написано: «Канцелярия».
– Минуточку, подождите здесь. – Кот лапой остановил Андрея, сам же исчез за дверью.
– Милый, ты там того… – За спиной его топталась старуха. Лицо её было как пряник – сахарное и гладкое. – Замолви им за меня словечко. Я ж добрая, ты не думай. А что иногда вспылю – это же не со зла. Трудное детство, поганое отрочество, гнилая юность. И эта… как её… – Бабка постучала концом клюки по голому островку черепа, затерявшемуся в седом океане её спутанных, давно не мытых волос. – Короче, черепно-мозговая травма. У меня и справка имеется. – Старуха полезла копаться в складках своего экзотического халата, видимо чтобы найти справку, но дверь в это время скрипнула, и кот попросил Андрея Т. пройти внутрь.
Кабинет был как кабинет, ничего особенного. На канцелярию, правда, он походил мало – ни тебе стеллажей с папками, ни столов со всяким бумажным хламом, ни устойчивого запаха пыли, обычного для подобных мест; всё здесь было чистенько и пристойно, за исключением непонятных веников, связками висевших по стенам, ржавой доисторической алебарды, скучающей у дальней стены, да самого хозяина кабинета, сидящего за столом у окна.
Он, то есть хозяин, был какой-то суетливый и нервный; постоянно дёргаясь и кривляясь, он пытался делать одновременно чёртову тучу дел, как то: средним пальцем левой руки набивать что-то на клавиатуре компьютера; правой – поливать из миниатюрной лейки чахлое кривое растение, ютящееся в цветочном горшке на широком крашеном подоконнике и напоминающее декоративный крест; ногой, правой, чесать под коленом левой; левой же гонять таракана, кружащегося возле ножки стола и норовящего забиться от страха в любую щель. Спина хозяина канцелярии тёрлась о спинку стула, язык пытался найти дорогу в непроходимой чаще усов, разросшихся на половину лица, один глаз косил, второй, подражая первому, косил тоже, но, кося, переигрывал и фальшивил, на голове его лежала подушка, должно быть подменявшая грелку.
Андрея Т. он поначалу не замечал, и тот стоял тихонечко у порога, наблюдая за хозяином кабинета.
Хозяин кончил набивать текст, и заработал принтер. Из щели с медленным и протяжным скрипом полезли белые полоски берёсты; они скручивались, падали на пол и раскатывались по всему кабинету. Один такой докатился до ног Андрея, тот нагнулся, чтобы его поднять, и в это время хозяин заговорил.
– Ну и что же, спрашивается, мне с вами делать? – Голова его была повёрнута влево, чтобы косящий и подражающий косящему глаз в упор смотрели на посетителя. Гоняющая таракана нога на секунду задержалась на месте, и измученное домашнее насекомое получило секундную передышку. – Не вовремя вы, ой как вы к нам не вовремя, и число сегодня нечётное, и магнитная буря, и голова раскалывается с утра, и отчётный этот концерт сегодняшний… – Он сорвал с головы подушку и вытер ею озабоченный лоб; потом снова воздвиг подушку на место. – Ладно, раз уж вы здесь, так и не быть вам ни в каком другом месте, кроме как в Заповеднике.
Андрей Т. решил наконец высказаться, чтобы прояснить ситуацию и определить своё положение в этой нереальной реальности.
– Я, вообще-то, у вас по делу, мне, вообще-то… – «Нужно увидеть Генку», хотел сказать он этому беспокойному человеку, но сказать не успел.
Человек замахал руками, разбрызгивая из лейки воду и гоняя по полу таракана.
– Все, вообще-то, у нас по делу, а отдыхать – пожалуйста, на Елагин остров, в бывший Парк культуры и отдыха имени товарища Кирова. Можно подумать, я здесь с девушками гуляю, конфеты кушаю. Я несу здесь тяжкую трудовую повинность, я здесь спину гну ради таких, как вы, я здесь… – Он откинулся на стуле, вновь сорвал с головы подушку и с размаху приложил её к сердцу. Потом скомкал и отбросил к стене. Подушка, перелетев помещение, мирно нацепилась на гвоздь и устроилась рядом с вениками. – Так на чём мы, я извиняюсь, остановились? Ах да, на проблеме трудоустройства. – Палец хозяина кабинета станцевал на клавиатуре польку. Морщин на его лбу стало больше. – Как же мне вас оформить? Каким веком, годом, месяцем и числом? И кем, вот в чём вопрос.
– А зачем? – робко выдавил из себя ничего не понимающий Андрей Т.
– То есть как зачем? – удивлённо посмотрел на него хозяин кабинета. – Вот вы, когда устраивались в Эрмитаж электриком, разве не проходили через отдел кадров?
«Откуда он знает про Эрмитаж?» – удивился Андрей Т., но виду не показал.
– Такой порядок, – продолжал между тем работник канцелярского фронта. – Каждого новоприбывшего «эмпе», материализованного персонажа то есть, в