Семен Бронин - Каменная баба
-Не жалует она тебя?
Миша думал то же, но выразил иначе:
-Да мне, понимаешь, ребята сказали: она того, это самое, а я две недели хожу и все без толку,- и помрачнел еще больше.
-Хочется?
-А то нет?..- и глянул с неудовольствием: как бедняк на богача, снизошедшего до него вопросами о его материальном положении.- Я отцу говорю: не женишь меня, я тебе диван одним местом сворочу. Это мы шутим, конечно!-спохватился он и поклонился Ирине Сергеевне, пришедшей от его слов в замешательство.- Вы извините, если что не так.
Алексей отпустил ему грехи:
-Все так. Мы медики... Знаешь, почему не выходит у тебя? Ты хитришь, а женщины простых любят...- Это он над Ириной Сергеевной теперь потешался.-Они все всерьез любят и надолго. Надо и нам такими быть.
-Ты научишь,- негромко упрекнула его Ирина Сергеевна, но Миша был другого мнения:.
-А почему не научить, если знает? Надо делиться опытом...- Он подошел к тому рубежу в жизни, когда обращаются в новую веру.- Надо поведение менять. Я тоже заметил: как от них добиваешься чего, они все наоборот делают...- и не желая обсуждать с чужими людьми столь личные и интимные темы, пошел к себе: не через калитку, конечно, а сквозь забор, в котором давно были проделаны для этого многочисленные прорехи и отверстия.
-Способный парень,- похвалил москвич и поглядел с легкой насмешкой на коллегу:- Что призадумались, Ирина Сергевна? Миша вас не устраивает?
-Что, мол, я лечу их, когда из них такие дяди вырастают? - завершила она его мысль.- Нет, не это. Думаю, что все надо делать вовремя. А любовью заниматься - в особенности... Молодых бог опекает и за руку водит.
-Вовремя - это точно! Минуту упустишь - потом год не воротишь!..- и снова, и решительней, приступился к ней, но она вывернулась из его рук: будто он сделал нечто противоположное ожидаемому.
-Перестань! Что за манеры у тебя?.. Ты как учитель один. Тоже - теорему Пифагора мне рассказывал, будто я ее не знала, - очень ему "штаны" эти нравились, а потом целоваться полез.
-Спасибо за сравнение... Когда это было? Теорему Пифагора в пятом классе проходят.
-В восьмом. Повторяли перед экзаменом. Я тогда видная была, рослая, заметная... Меня все глазами провожали.
-А ты?
-А я скромная была - серьезная, как ты говоришь. Как этот Сеня.
-И чем кончилось?
Она помедлила:
-Тебе все знать надо?.. Сам говоришь, не надо в чужие дыры лезть...
-Своей нет - поэтому.
-Нахал ты после этого... Не нашего поля ягода, как Торцов говорит... Уеду вот, как два года отработаю, в деревню свою, рязанскую - там молодые люди тихие, мечтательные, про любовь говорят, за руки не хватаются...- и поглядела на него:- Что ж ты так за женщинами ухаживаешь? Наговорил с три короба - и все гадости... Разве можно о таких вещах говорить? Сказал бы что-нибудь легкое, приятное... Поцеловался бы для приличия...
-Попробовал только что. Не заметила?
-Было что-то непонятное. Ткнулся в грудь, как кутенок в мамку.
-Типун на языке вскочил - поэтому. Вообще-то я специалист в этом деле. Обожают.
-Не очень верится... Что ты вообще болтаешь?
-Не могу... Рот болит... И чувствую себя нехорошо. Поэтому и развел, наверно, эту антимонию...
-Не вовремя это у тебя,- успела только сказать она: по инерции.
-А когда болезнь вовремя?
Она пригляделась к нему, встревожилась:
-Что у тебя?.. Тут же не видно ничего. Пойдем на свет. Под фонарь на улице... Что за день сегодня?!.- и поглядев с суеверным чувством ему в рот, обнаружила, при свете фонаря, те же язвы, что и у тарасовских детей, а, пощупав лоб, нашла его потным и дышащим жаром. Со стороны эта врачебная пара производила, наверно, странное впечатление: дикарей, обменивающихся ритуальными приветствиями, или актеров, разыгрывающих немую сцену.
-Полный набор?- удостоверился Алексей.- А я сам только сейчас понял. Умный слишком стал - самому противно.
-Помолчи,- сказала она, медленно собираясь с мыслями.- Это все меняет.
-Что меняет?..- Она отмолчалась.- Что у меня?
-То же, что у других,- словчила она, уже справившись с собой: будто белый халат надела.
-А у других что? Это совсем другой интерес принимает: когда сам заболеваешь.
-То же, что у тебя. Пошли - не разговаривай. А то язвы болеть начнут...- и повела его к дому, затем - по ступенькам, которые вовсе не скрипели: Тоня придумала это ради красного словца или из девической вредности - постучала.- Открывайте!..- крикнула она, не желая входить в дом без спроса, забарабанила в дверь сильнее.
-Кто колотит так?! - удивилась Марья Егоровна, выйдя.- Кому неймется?
-Принимайте больного,- сказала Ирина Сергеевна.- Положите его в отдельное помещение.
-Так он вроде один у нас ночует?
-Особую посуду ему дадите и полотенце,- распоряжалась Ирина Сергеевна.-Белье потом надо перекипятить будет. Я приду завтра - в больницу его отправлю.
-Меня на дому надо вести!- заныл тот.- И сидеть со мной. Как с больным ребенком!
-И вправду заболел?- поняла наконец хозяйка.- Что-то скоро слишком... Я думала, вы не за тем стучитесь.
-Подцепил заразу местную.- Ирина Сергеевна не обратила внимания на ее игривые намеки.- Нет у них, в Москве, иммунитета.
-Откуда ж ему там взяться,- рассудила Марья Егоровна,- когда его и здесь днем с огнем не сыщешь? Пойдем, Алексей Григорьич, положу я тебя в комнату отдельную, дам тебе миску особую, железное ведро тебе рядом с кроватью поставлю - будем тебя дезинфицировать...
38
Шла вторая неделя болезни Алексея Григорьевича. За это время лихорадка спала, чувствовал он себя сносно - только язвы во рту болели и саднили: трудно было есть и даже разговаривать. В больницу его не взяли: оставили дома до выяснения диагноза, для чего решили непременно уже вызвать профессора, как если бы Алексей, с его московской значительностью и предполагаемыми столичными связями, оказался последней каплей, переполнившей чашу общественного терпения. В ту минуту, когда мы подбираем отложенную на время нить повествования, он находился в своей комнате и возле его кровати, будто она посещала больного в больнице, сидела Марья Егоровна. На ней было недавно вынутое из сундука, еще державшее на себе запах нафталина, старомодное суконное коричневое платье с кружевными оборками, делавшее ее похожей на школьницу: оно не молодило ее, но как бы скачком, минуя юность, возвращало в детство; она говорила что на ум придет и сравнивала, от нечего делать, нынешние времена с минувшими, отдавая теперешним предпочтение.
-Сейчас, можно сказать, все есть,- доказывала она - без большого энтузиазма, но с искренним убеждением: она была природная оптимистка.- А что? Мяса нет? Колбасу раз в квартал завозят? А вот у нас в тридцать первом году: я тогда на Волге рыбачила - голод был: так трупы по дороге ездили... Не верите? А я как сейчас помню: мой сосед Васька на телеге сидит, лошадь его везет, а он ничего уже не видит - умер, пока ехал. Хорошо - учитель, добрая душа, лошадь остановил и повез на кладбище. Помер, а она не чувствует!..- Она остановилась на этом факте как на особо примечательном.-Это разговор один, что они покойника чуют. Может, и чуют, когда от него дух уже идет, а пока теплый, не ощущают... Чего не ели только? Кору с деревьев толкли, с травой вместе вываривали, а что проку? Ноги сильней пухнут, а есть так же хочется. Поранишь щиколку, а из нее вода течет! Правда!.. Опять не верите?
-Почему? Голодные отеки называется.
-Видите! Всему есть название. А сейчас - живи не хочу, все есть, даже неинтересно.
-А что приоделись? При параде?
Ей польстила такая наблюдательность.
-Я ж говорю, у вас глаз зоркий... Это годовщина у нас сегодня. Пятнадцать лет как живем вместе.
-Отмечать будете?
-С кем? Этого не знает никто - в газетах об этом не сообщали. Посидим просто, пирога попробуем: как удался он.
-Значит, праздновать будете.
-Какой же это праздник? Вторую свадьбу не празднуют. Мы и тогда с ним не отмечали. Помогать друг другу сошлись - как в колхоз вступили. Да я вам это говорила уже, наверно... Говорила или нет?
-Не помню. У меня от этой инфекции всю память отшибло. Нравились хоть друг другу?
Она сдержанно усмехнулась.
-Его надо будет спросить... Вроде не противны были, раз прожили столько вместе.
-И платье с той поры?
-Еще раньше куплено. Но когда сходилась с ним, я, верно, его носила.
-Поэтому и надели сегодня?
-Да нет, оно у меня как бы выходное, что ли.
-С того времени?
-Да я редко на люди выхожу. С тех пор ничего, кажется, не купила.
-А что так?
-Да что деньги на пустяки тратить? В моем-то возрасте?.. В молодости, правда, любила принарядиться... Зайдете к нам? От моих борщей отказались может, пирог понравится?
-Рот болит. Глотать больно. Не болезнь, а наказание.
-Да что ж это за болезнь у вас такая?!- не в первый раз уже удивилась она.- Как хоть называется?
-Сами толком не знаем. Бруцеллез, говорят. Сегодня профессор придет, скажет окончательно.
-Не похоже. Бруцеллез-то мы видели...- Она испытующе поглядела на него, по-своему оценивая его состояние.- Стопочку вам поднести можно, я думаю.
