Виктор Лихачев - Кто услышит коноплянку
- Можно по городу ехать потише? - уже в машине попросила Юля Софью.
- Ты думаешь, он еще должен появиться?
- Вряд ли, - потихоньку прекращая плакать, ответила Селиванова. - Наверное, у Федора срочная работа. А так бы он приехал... проститься.
- Может, заедем к нему?
- Не стоит. Ты и так со мной столько времени потеряла.
- Не говори глупостей.
- Нет, правда. Я очень тебе благодарна. Да и не знаю я, где он живет. Теща у него в Хлевном, а где это Хлевное, Бог один знает.
- Не грусти, Юля, - очень тихо сказала Софья. - Понимаю, тебе тяжело...
- Нет, Сонечка, совсем не тяжело. Мне здесь хорошо было. Больше нигде так не будет. А с Федором у нас все равно ничего бы не получилось... Ладно, давай о чем-нибудь веселом.
- Давай.
- Кстати, а у тебя еще есть время?
- Говорю же тебе, что есть. Куда нам надо заехать?
- Заедем на минутку в больницу, а потом поедем в Москву по донской дороге, если ты не возражаешь.
Софья сразу поняла Юлю. Девушка, с одной стороны, хотела на прощание увидеть те места, где так круто изменилась ее жизнь, а с другой - отблагодарить Воронову: Юля чувствовала, что любое упоминание о Кирееве будет приятно для Софьи. В больнице Селиванова действительно задержалась всего на несколько минут, и вот уже Софьин "БМВ" вез подруг по той самой дороге. Вез не спеша, чем вызвал недовольство своих менее "породистых" родичей, которые, сигналя что есть силы, обгоняли "иностранца". Впрочем, самим девушкам это, похоже, было абсолютно безразлично. Юля словно вела экскурсию:
- Видишь, обгорелая трава - там, слева? Туда братки кувыркнулись. И сгорели... А вот тот самый поворот.
- Хочешь, заедем туда?
- Не надо! Сплю я спокойно, но лучше не надо.
- Про шмеля ты красиво вчера рассказывала. И про птицу.
- Смешно.
- Ты о чем?
- Я тогда смерти ждала, а жалела только о том, что за несколько лет в настоящем лесу ни разу не была. Прав Киреев, в этом мире...
- Все парадоксально? - подхватила Софья. Подруги рассмеялись.
- А вот эта самая развилка. Михаил здесь из автобуса вышел, а мы чуть подальше стояли...
- Федор Киру здесь подобрал?
- Два раза... Представляешь, а если бы они разминулись? Я сейчас подумала об этом - и мне страшно стало.
- А там, я понимаю, - показала Софья направо, - знаменитая Галичья гора. Давай заедем туда?
- В деревню? - испугалась Юля. - Ни за что на свете.
- Нет, на гору. Ты мне сама рассказ Михаила передавала, как он на горе полдня просидел, обо всем позабыв. Поедем?
И вот Софья и Юля стоят на вершине огромной кручи. Обе молчат, каждая думает о своем. Легкий ветерок ласково играет с волосами девушек, перепрыгивая на кусты, деревья - и бросается вниз с обрыва. Но не падает в реку, а поиграв с ней и вызвав легкую рябь, вновь развевает волосы девушек.
- Такой песчинкой себя чувствуешь, - первой нарушила молчание Софья.
- Я тоже об этом подумала. И еще знаешь о чем?
- Знаю, - улыбнулась Воронова. - Потому что я тоже хочу.
- Что - хочешь? - удивленно посмотрела на подругу Юля.
- Быть птицей. Расправить крылья, то есть руки, - и полететь. Над морями, над лесами, над зелеными лугами.
- Нет, лучше просто парить. Как тот ястребок или сокол - я не разбираюсь. Представляешь, Соня, он высоко-высоко. И будто висит в воздухе. Не шелохнется.
- А потом ка-ак бросится вниз, на добычу. - Софья неожиданно схватила Юлю за плечи.
- Напугала, сумасшедшая! - охнула Селиванова. - Так и заикой можно сделать... А о Кирееве неужели сейчас не думала?
- Юленька, ты помнишь, что сказал Александр Сергеевич? Чем меньше мужиков мы любим, тем больше нравимся мы им. Вот! Отсюда надо делать соответствующие выводы.
- Ну ты даешь! Он наоборот все написал.
- А мы переделали. Ты хочешь что-то спросить? По глазам вижу, что хочешь.
- Опять читаешь мысли? Хочу. Как ты думаешь, у меня получится?
- Что?
- Начать жизнь набело?
- Поживем - увидим. Но ты же ведь не это хотела спросить. Правильно ли ты сделала, что уехала из Задонска? Так?
Юля кивнула и с какой-то верностью и надеждой посмотрела в глаза Софье. Воронова поняла, что шуткой здесь не отделаться.
- Маленького принца помнишь?
- Кто тебя выдумал, звездная страна, - пропела Юля.
- Снится мне издавна... Да. О том, что мы в ответе за тех, кого приручаем, - помнишь?
- Помню. Думаешь, я его приручила?
- Думаю - да. А он тебя?
- Честно? Не знаю.
- Вот ты и ответила сама на свой вопрос. Когда поймешь, тебе не понадобятся мои советы. Давай я тебе лучше стихи почитаю.
Стихи она читала нараспев, голос девушки звучал нежно. Соня слегка раскачивалась в такт стихам: В полях под снегом и дождем,
Мой милый друг, мой бедный друг, Тебя укрыл бы я плащом
От зимних вьюг, от зимних вьюг, И если мука суждена
Тебе судьбой, тебе судьбой, Готов я скорбь твою до дна
Делить с тобой, делить с тобой. Пускай сойду я в мрачный дол,
Где ночь кругом, где тьма кругом, Во тьме я солнце бы нашел
С тобой вдвоем, с тобой вдвоем. И если б дали мне в удел
Весь шар земной, весь шар земной, С каким бы счастьем я владел
Тобой одной, тобой одной.
- Вы с ним как две половинки одного целого, - после некоторого молчания сказала Селиванова.
- Ты ошибаешься, Юленька.
- Он мне тоже стихи читал.
- Какие?
- О девушке, которая пела в церковном хоре.
- Помню.
- А ты чьи стихи сейчас читала? Градский такую песню пел.
- Бернса. Роберта Бернса. Когда он умирал, очень тяжело умирал, за ним ухаживала простая девушка. Вот Бернс и решил отблагодарить ее... Софья заплакала, глядя вдаль.
- Соня...
- Что?
- Ты его приручила.
- Думаешь?
- Я это поняла. Не у тебя одной интуиция.
- Ладно, поедем, пора уже.
- Мне сон сегодня под утро приснился. Говорят, надо над тянущей водой его рассказать, чтобы он не сбылся.
- Не сбылся? Плохой был сон?
- А может, и не сон вовсе, а видение. Кстати, однажды при мне Михаил с Голубевым, хирургом, о снах спорили. Киреев говорил, что есть сны пустые - они забываются сразу, как встал, а есть вещие.
- Так что тебе снилось?
- Что Кузьмич в Москву приехал. И превратился в огромную серую крысу. И ищет эта серая мерзость меня. Я сижу на кровати, сжалась вся, хочется невидимой стать, а крыса по комнате ходит, ходит, принюхивается, принюхивается, а потом как поднимет морду - и видит меня. Я даже закричала. Проснулась в поту вся.
- А если он и правда в Москве? Будет он тебя искать?
- Наверное, будет. Три его гарных хлопца куда-то делись - как не искать?
- Слушай, - встревожилась Софья, - а если это серьезно? Юля пожала плечами.
Неожиданно маленький камешек скатился вниз. Стукнул раз, другой - и полетел вниз.
- Это знак! - сказали обе и засмеялись.
- У меня идея! Ты не поедешь в Москву!
- А куда же я поеду? - растерялась Юля.
- В Старгород. К моей тетке. Мировая женщина. Верой Ивановной Григорьевой зовут. Будешь жить у нее.
- В Старгород? - Юля растерялась еще больше. - А как же московская моя квартира, паспорт? На что я буду в Старгороде жить?
- Ты же говорила, что тебе Киреев много денег дал.
- Но мне же ему их отдавать...
- Забудь. Он все равно не возьмет. С квартирой и паспортом все уладим.
- Как у тебя все легко и просто.
- Не все. Кузьмич - это не просто. Я не говорила тебе, что Гришаня повесился?
- Не может быть! - Юля машинально схватилась за сердце.
- Может. Ты веришь, что он мог на себя наложить руки?
- Нет, не мог. Не такой это был человек. Любил парниша жизнь.
- И я думаю, что не мог. Поедем. Старгород от ростовской трассы в десяти минутах езды. От Москвы Старгород в двух часах. Я буду тебя проведывать. А ситуация успокоится - вернешься. Если захочешь.
- Как-то неожиданно все, - неуверенно сказала Юля.
- Не переживай. Ты раньше о Задонске вряд ли слышала, а как с ним прощалась...
- Софья, ты думаешь, смерть Гришани с твоим дядей связана?
- Вообще-то, Гришаня говорил, что...
- Он врал. Я все расскажу. Он у меня был тогда. И...
- По дороге расскажешь, - перебила ее Воронова. Юля будто не услышала Софью.
- Но тогда и тебе нельзя в Москве быть.
- Мне можно.
- Почему?
- Я богатая и красивая, - засмеялась Софья. - Шучу. Мне нельзя сейчас, Юлечка, из Москвы уезжать. Поедем. Слышишь, какая-то машина приехала? Здесь заповедник, сейчас разгонят нас...
- Слава Богу, застал! Так и думал, что вы сюда заедете, - раздался откуда-то сверху мужской голос.
- Федор! - удивлению и радости Юли не было предела.
- Собственной персоной. Только у нас проездом в Бердичев великий и ужасный Федор Федорович Новиков!
Соня заметила, как Юля словно засветилась изнутри. Было видно, что забыла она вмиг о Гришане, Кузьмиче, обо всем.
А Федор, стараясь скрыть смущение, говорил и говорил.
- Не смог утром проводить. Свояк просил доски из лесничества привезти. Потом за молоком к теще заехал. Боюсь, прокиснет молоко. Приезжаю в монастырь, а вас и след простыл. Сначала я расстроился, а потом подумал, что на гору вы эту попасть захотите. Угадал!
