Странствие по таборам и монастырям - Павел Викторович Пепперштейн
Не прошло и сорока минут, как они уже вносили мебельный объект советской эпохи на широкий, залитый солнцем и суетливо-людный двор Курчатника.
Глава шестая,
в которой не хотят убить, но убивают
Как и всегда бывает на съемках большого кинофильма, во внешнем дворе Курчатника присутствовала атмосфера, напоминающая, должно быть, двор армейского штаба в разгар войны. Постоянно въезжали и выезжали самые разнообразные машины, начиная от сверхсовременных фургонов и заканчивая древними «Эмками», «Победами» и «Паккардами», входили и выходили лица группами и поодиночке, у всех проверяли пропуска и специальные удостоверения на нескольких пропускных пунктах, ходили охранники с рациями (хотя лица у них были не вполне рациональные), разгружались и загружались какие-то ящики, порою даже металлические и сверхтяжелые, – их быстро вносили в Курчатник и выносили из него. Там имелся еще и внутренний двор, но туда попасть имели возможность только те, кто снимался в фильме или же непосредственно был вовлечен в съемки. Снаружи Курчатник выглядел как крепость, громоздящаяся посреди гигантского двора, – таким он и был по сути дела, крепость – исследовательский институт. Если нечто там и исследовалось, то разве что мир духовных и физических уродств, якобы присущих советским ученым. Кинорежиссер Кирилл Прыгунин придумал не только лишь необычный фильм – этим он не ограничился. Сам процесс съемок также должен был стать по его идее чем-то необычным и новаторским. Огромное количество людей, приглашенных сниматься в этом фильме, должны были месяцами жить внутри Курчатника, не покидая его даже на короткое время; они жили в этом огромном якобы институте, как в монастыре, общаясь лишь друг с другом, и в этом изолированном мирке для их существования были созданы условия, о которых Прыгунин полагал, что они воспроизводят советскую жизнь в научном ящике.
– Куда стол заносить? – громким и злобным голосом спросил Август у женщины в очках, которая бесцельно металась по двору.
– Сюда, сюда, сюда! – заверещала она, пребывая как бы в припадке.
Ребята внесли стол в гигантское помещение, где находились, ходили и бегали множество людей.
Тут же перед ними как из-под земли совершенно бесшумно возник кинорежиссер Прыгунин, единственный и единоличный деспот этого искусственного царства. Это было так странно, так невероятно – все равно как сразу же встретить короля где-нибудь в хозяйственной подсобке или кладовых королевского дворца, куда заносят метлы, лопаты или репу. Никогда раньше они его вблизи не видели и не разговаривали с ним. Це-Це попытался отойти в сторону с хмурым и величественным лицом. Он сам страдал манией величия, сам был царем, поэтому других царей и властителей недолюбливал. Однако Прыгунин резко схватил его за рукав и не дал стушеваться.
– Как вас… вы кто? – спросил он, блестя своими немного ежиными глазками из-под очков.
– Вот стол доставили антуражный, – встрял Август и расплывчато добавил: – Вещь родная, из министерства.
– Из министерства… – повторил Прыгунин, как под гипнозом, быстро обегая взглядом лица тех, кто принес стол. – Очень хорошо. Очень, очень хорошо. Вам заплатят. Стол подходящий. Отличный стол. – Прыгунин при этом на стол даже не взглянул, зато постоянно поглаживал его суконную поверхность своей маленькой белой квадратной ладошкой. – А вы… Вас как зовут?
Его крошечные блестящие глазки уперлись в лицо Це-Це.
– Меня зовут Цыганский Царь, – с достоинством ответил Це-Це.
– О! Цыганский Царь. Мда… Это очень и очень… Мне сегодня звонили из Москвы, предупредили, что вы должны появиться. Однако и даже очень неплохо, если взглянуть изнутри! Очень и очень отлично. У меня тут уже есть кое-какие цари и князья, и даже ценные экземпляры попадаются. Имеется Царь СССР – слыхали о таком? Очень и очень интересный человек. Есть Император Антарктиды. Есть Король США. Есть несколько Председателей Земного Шара. Только что прибыл Советский Князь. Есть Король Африки. Обещал приехать даже Император Космоса. Есть Властитель Времени и Принцесса Пространства. Есть Царствующий Президент 1966 года, а это особо ценно, так как у нас здесь сейчас, во внутренней зоне, протекает именно этот год – 1966-й. И вам в него предстоит окунуться, Ваше Величество.
– Я бы предпочел 1666-й, – ответил Це-Це с холодком.
– Да? Ну, не в этом фильме. Закат эпохи барокко – ну да, я вас понимаю, это очень и очень апокалиптично, но мы снимаем фильм о советском гении, о советской науке закрытого типа. Это один из советских невозможных оборотов речи. Разве бывает наука закрытого типа?
– Только такая и бывает, – сказал Це-Це.
– Да? Вот как? Ну да, конечно. Очень и очень неплохо, что вы явились. Меня предупредили, что придет Цыганский Царь и принесет письменный стол. Помните, как у Цветаевой? «Вас положат – на обеденный, а меня – на письменный…» У нас тут, впрочем, уже немало таких столов, так что полсотни Цветаевых можно разложить, если потребуется.
– А когда расчет по столу? – поинтересовался Август. – Вещь-то родная, из министерства.
– Расчет завтра, а хотя бы даже и сегодня, но позже. Деньги, впрочем, вы прямо сейчас получите, сразу же после того, как вас переоденут и загримируют. Только это будут другие деньги. Не самостийные гривны, а советские рубли. Помните их? Рублики желтые, трешки зеленые, пятерочки синие, червонцы красные, с Лениным. Во внутренней зоне института ходят только такие деньги, и все расчеты советскими купюрами. Там есть и буфет, и столовая, водочка, сосисочки, икорка кабачок – и все по советским ценам, то есть очень и очень недорого. Покушаете, выпьете при желании – и не разик, и не два! Все вкусненькое, как в аду.
При упоминании о водочке Фрол и Август оживились. Они вовсе не рассчитывали проникнуть во внутреннюю зону, где жизнь текла по воображаемым советским законам 1966 года. Контакт с ретробухлом им улыбался. А вот Це-Це остался странно бесстрастным.
Вчера, когда пришли Фрол и Август с портвейном, случилась с ним мистическая вещь – он к портвейну не притронулся. И сегодня спиртного вовсе не хотелось. Вдруг он понял, что бухать не станет ни за бесплатно, ни за советские рубли, ни за украинские гривны. Выходит, угрожающие джентльмены в черных костюмах, так называемые Фрол Второй и Август Второй, действительно были цыганами и вполне владели своими племенными навыками – гипнозом, заговором, магией. Це-Це понял, что его заколдовали и теперь он действительно больше бухать не сможет никогда – ни капли до конца жизни. В нем не было на самом деле
