ЛЕГО - Борис Акунин
Панночка опять высвободилась, на несколько шагов отступила. В ее светлых глазах читался то ли ужас, то ли какое-то иное чувство, назвать которое я не умею.
— Неужто ты не видишь, что нам судьба быть вместе? — спросил я. Мой голос был хрипл. — Не знаю как и почему, но ты и я — половины одного целого.
Эти слова отчего-то привели ее в гнев. Теперь глаза смотрели на меня со злобой, если не с ненавистью.
— Я тебе не половина! Я сама по себе! — крикнула она. И выражение ее лица опять сменилось. На нем появилась холодная улыбка.
— Так ты хочешь быть моим коханым?
— Больше жизни!
— Что же. Жди. Я приду ночью. Но ты, я чай, там не один?
— Со мной слуга, но я его отошлю.
Я верил и не верил.
— Гляди же. Будешь не один — меня не увидишь. А теперь езжай, пока я не передумала.
Она затянулась трубкой и окуталась дымом, а я вскочил в седло. Отъехав на несколько шагов, оглянулся, чтобы увидеть ее еще раз, но Панночки не было. Она исчезла. Остались лишь могильные камни, кусты и высокие травы.
Сейчас вечер. Я отправил Максимо в порт, дав ему денег и велев до утра не возвращаться. Не сомневаюсь, что он сыщет себе собутыльников. Моряки всех наций отлично понимают друг друга и без языка.
Я жду ее. Никогда еще я не был так наполнен жизнью.
8 октября
Попутный ветер несет шкуну по волнам, я приноровился к плавной качке и могу писать дневник. Это отвлечет меня от мыслей, которые омрачают душу. Лучше вспоминать о бывшем, чем тосковать о будущем — эта печальная истина известна всякому, кто брался за перо. Ожидающие счастья назад не оглядываются.
Через час я буду в Керчи, через два дня в Севастополе, и там без труда найду корабль до Константинополя, а то и дальше. Будь я склонен к драматизму, я бы написал, что покидаю Россию в душевном расколе и с разбитым сердцем — это в самом деле страна, которая раскалывает души и разбивает сердца, но нет, на душе пусто, а сердце леденит мою грудь, словно кусок льда, который ничем не растопишь и ничем не разобьешь.
Запишу всё, что случилось, подряд — как было. Потом, когда время присыплет всё своим пеплом, может быть, перечту. А может быть и нет.
Легкий стук раздался перед самой полуночью. Я порывисто вскочил, распахнул дверь. Снаружи дул сильный ветер. Ворвался сквозняк, потушил огонь в лампе, и сделалось темно. Ночь была безлунна и беззвездна, и во всем, что происходило после, зрение не участвовало. Лишь слух и осязанье…
Я притянул к себе ту, которую не видел, и мы крепко обнялись. Я жадно целовал лицо, шею, глаза. Потом потянул ее за собою в комнату.
«Сейчас зажгу свет», — сказал я. «Нет, нет, не надо», — прошептали мне в ухо.
И более до самого рассвета не было произнесено ни слова.
Что сказать о любовном слияньи? Огня, пронзившего мое существо давеча, на кладбище, я ни разу не ощутил. Удивила меня и робость той, что разговаривала и держала себя так смело при свете дня. Она не была девой, но движенья поразили меня своею скованностью. Был ли я разочарован? Нет, скорее растроган, исполнен нежности. Мне казалось бесконечно милым, что моя Панночка, дерзкая на язык, столь целомудренна в любовной ласке. Когда она положила мне голову на плечо и затихла, я сказал себе: нет, не того я ждал, но это все равно прекрасно.
Я не заметил, как уснул, а пробудился оттого, что пальцы гладили мое лицо. Услышал тихий голос, шептавший: «Мой, только мой. Oh comme je suis heureuse22…». Пораженный, я открыл глаза. Комнату наполнял розовый свет раннего утра. Надо мною склонялось лицо Веры.
— А где она?! — вскричал я.
— Кто? — спросила Вера, глядя на меня в недоуменьи.
— Как ты здесь? Откуда? — всё не мог опомниться я.
Приподнялся и даже оттолкнул ее, maldito tonto23. Увидел через окно привязанную к плетню лошадь и лишь теперь всё понял. Вчера я рассказал Вере, где меня найти. Ночь в одиночестве, на казенной квартире помогла любви победить добродетель…
— Прости, я еще не проснулся, — пробормотал я.
— Это ты прости, что я тебя разбудила, но я должна вернуться, пока меня не хватились. Закрой глаза, я оденусь.
Я зажмурился. У меня сжималось и ныло сердце. Скоро оно заледенеет.
Теплые губы коснулись моей щеки.
— Спи, mon amour. Мы скоро увидимся, — сказала Вера на пороге. — Мне без тебя отныне жизни нет.
Звук легких шагов. Удаляющийся стук копыт. Я сел на кровати и зарычал от ярости на судьбу, сыгравшую со мной столь жестокую шутку. Есть много легенд о том, как земная женщина под покровом ночи обращается в призрак, и лишь мне выпала жалкая участь ожидать призрак, а взамен получить всего лишь женщину!
Я чувствовал себя ограбленным, нищим. Меня поманило чудо — и оставило ни с чем. Я надеялся на любовь — но она теперь обесценена, отравлена. Как любить Веру, которая всего лишь обычная женщина? Но как я могу ее бросить после бывшего ночью? Мы, Сандовали, ветрены, но мы не подлецы.
Несчастнее меня
