ЛЕГО - Борис Акунин
Пришло время рассказать, что отчаянная фелюка не просто так плыла к кавказскому берегу в погоду, когда честные моряки сидят по кабакам и с покойной совестью пьют горилку. Янкель был главарь шайки «качáков», как называют на Черном море контрабандистов, и вез из турецкой Добруджи в российские пределы груз превосходного восточного табаку, который потом горные абреки развозили по мирным и немирным селеньям, а бывало, что и доставляли в города.
— Вон и Ак-Сол, — показал жидовин на утес с белою верхушкой, проступивший сквозь вечернюю мглу. — Поворачивай к бухте. Алтынчи ждет нас и верно уж зажег огонь.
Плывущие говорили между собой на смеси украинского, молдавского и турецкого языков, но из милосердия к читателю воспроизводить эту тарабарщину мы не станем. Кроме самих качаков никто этого жаргона, в котором попадаются и вовсе черт знает какие слова, не понимает. Слово «алтынчи» или «алтынщик», к примеру, обозначает почтеннейшую должность хранителя воровской иль разбойничьей казны.
Судно направило свой острый нос к горлу небольшой бухты, едва различимому в быстро темнеющемся воздухе. Огня на берегу не было.
— Спит он что ли, шайтан, — проворчал Керим, тщетно вглядываясь в серую тьму. — Не вышло бы беды. Тут возьмешь чуть правей иль чуть левей, напорешься на камни.
— Вставай посередке, — велел Янкель, хмурясь. — Не бывало такого, чтоб он нас не встретил. Что-то случилось.
На глубоком месте, саженях в тридцати от берега, они бросили якорь. Главарь спустился в маленький ялик, привязанный иль, как говорят моряки, пришвартованный к корме фелюки.
— Ждите тут, — велел капитан. — Узнаю, что с Чаклуном.
Таково было прозвище алтынщика, проживавшего среди местных жителей под видом мирного обывателя. Все сделки с горными разбойниками шли через Чаклуна: он передавал товар и принимал деньги.
Лазутчик ушел, когда еще вечерело, а вернулся поздней ночью, и был он мрачнее тучи.
— Так и есть. Беда. В слободе говорят, пропал Чаклун. И не просто пропал, а сгинул. И крестятся! Третьего дня принесла ему баба молока, а в хате никого. На столе недопитая горилка с недоеденной закуской, окно выбито, а сам Чаклун как сквозь землю провалился. Говорят, с дымом улетел к своему хозяину Сатане.
— Почему с дымом? — спросил Керим. Что у Чаклуна хозяин Сатана турка не удивило. Алтынщик был человек непростой, в шайке его почитали чародеем. «Чаклун» и означает «колдун».
— Сказали, на скале, над обрывом, нашли свежее кострище, а рядом с ним Чаклунову одежду. От углей пахло паленым мясом.
— Ай, шайтан! — пробормотал Керим, коснувшись рукой лба и сердца, чтоб отогнать Нечистого.
Мавка была умней.
— Его схватили психадзе и пытали огнем, чтоб выдал казну, — быстро молвила она. — Ты ведь тоже так думаешь, Янкель?
«Психадзе» были разбойные горцы, с которыми шайка вела свой беззаконный промысел. Это по-черкесски означает «водяные псы», поскольку сии изгои обыкновенно прячутся в плавнях, где их сыскать совершенно невозможно.
— Утащили на скалу, чтоб никто не слышал криков, а потом скинули в воду, — кивнул Янкель. В голосе его не было сострадания к ужасной участи товарища, одна только угрюмая озабоченность. — Я желал бы знать одно…
— Выдал он казну или нет, — быстро закончила Мавка, и старик зацокал языком, в который раз поражаясь сметке своей воспитанницы.
Хотя время, в продолжение которого жидовин издавал сии одобрительные звуки, несколько коротковато, вставим здесь необходимое разъяснение.
У алтынщика в хате был тайник, где хранилась пожива за последние доставки: три большие кожаные кисы с золотою монетой. Хитроумный Янкель копил деньги, чтобы обосноваться в Ставрополе и вести оттуда торг самому, обходясь без посредников-психадзе, к чьим хищным рукам прилипала львиная доля прибытка. То ли разбойники прознали про эту разорительную для них затею, то ли просто откуда-то сведали, что у Чаклуна скопилось золото. Народец этот, известно, о завтрашнем дне не печется. Они зарежут и курицу, несущую золотые яйца, коли им захочется бульону, который по-ихнему называется «лэпсы».
— Отчего ж ты не заглянул в хату, старый? — спросила Мавка. — Ведь ты знаешь, где тайник.
— В доме остановился приезжий барин, с ним слуга, — ответил Янкель. — Я походил вокруг, да внутрь не попасть. А когда они съедут, бог весть. Ой, пропали наши деньги, три раза по пятьсот червонцев! Ой, разорение! Ой, гевальт!
И начался спор. Мнения качаков по важному предмету — выдал алтынщик казну или нет — разделились. Керим горячо говорил, что Чаклун настоящий чакматаш, кремень, и сдохнет, но врагу не поддастся; мизантропический иудей сомневался, верно, представляя, как сам повел бы себя на раскаленных угольях; Мавка соглашалась то с одним, то с другим, то возражала разом обоим; Аспид, встревоженный криками, уныло подвывал, то есть скорее склонялся к пессимистичному предположению Янкеля.
Конец перебранке положила женщина, явившая больше разумности, чем мужчины. Такова уж была эта красавица, ум которой в своей ледяной холодности соперничал с сердцем.
— Схожу в хату нынче же, проверю, — сказала Мавка.
— Да как же? Там ведь чужие? — спросили ее.
— Это мое дело.
Да и спрыгнула в ялик. За ней туда же скакнул и волк. У Аспида был обычай: куда хозяйка, туда и он.
* * *Нетиха и непокойна кавказская ночь, даже когда в небе звезды и изливает сметанный свет полная луна. Воздух в сих местах
