Токио. Станция Уэно - Ю. Мири
«Монумент забытых времен» изображает мать с двумя детьми – совсем еще маленького мальчика она держит правой рукой, левую положила на плечо девочки постарше. Девочка смотрит в небо, указывая пальцем куда-то вправо, мальчик повернулся влево, мать глядит прямо перед собой.
Сигэ продолжал рассказывать про бомбардировку, пока не открылось окошко по продаже билетов и очередь наконец сдвинулась с мертвой точки. Впрочем, это было совсем не похоже на его прежние истории о других местах парка Уэно – изваянии Будды, «часовом колоколе», храме Киёмидзу Каннон и статуе Сайго Такамори. В словах его чувствовались страх и одновременно грусть, от которых он как будто пытался отчаянно убежать, так что я задумался, не поселился ли Сигэ в палатке в парке Уэно именно потому, что тогда, спасшись от авианалета, наткнулся здесь на останки кого-то из своих родных. Впрочем, я хоть и догадался о том, что у Сигэ с бомбардировкой Токио свои особенные счеты, спрашивать о подробностях не стал – стоял самый разгар зимы, и на холоде у меня так пересохли губы, что я не мог вымолвить ни слова.
– Десятого марта был день памяти вооруженных сил, суббота, так что вместе с воскресеньем получалось два выходных подряд. Многие дети, которые были эвакуированы в сельскую местность и временно жили в храмах и рёканах[48], за день до этого, девятого числа, вернулись домой в Токио. В парке Уэно потом нашли множество почерневших, обугленных останков обнимавших друг друга детей и их родителей.
Каждый раз, когда я глядел на «Монумент забытых времен», казалось, будто перед глазами у меня проплывает ушедшее навсегда прошлое. Ёко была старше Коити на два года, так что когда-то, наверное, они были точь-в-точь похожи на детей «Монумента». Я постоянно уезжал на заработки и дома почти не бывал. Фотографий детей у меня не было. Да и снимать их было, в общем-то, тоже не на что.
Единственный сохранившийся снимок Коити – маленькая фотография с его студенческого билета, который он получил, поступив в колледж на инженера-рентгенолога. Его мы и использовали потом на похоронах – снимок увеличили, и он поблек настолько, что стало казаться, будто сын стоит по ту сторону матового стекла.
Словно это кто-то другой.
Вот только умер и в самом деле Коити.
После окончания токийской Олимпиады волна урбанизации пронеслась по Тохоку и Хоккайдо. На пик вышло муниципальное строительство – появлялись все новые автомагистрали, железные дороги, парки, благоустраивались берега рек, возводились школы, больницы, библиотеки и другие общественные здания. «Таникава спортс» открыла филиал в Сэндае, куда меня вскоре отправили в командировку. В Тохоку и на Хоккайдо мы должны были заниматься строительством спортивных объектов – полей для бейсбола, стадионов, теннисных кортов. Из своей комнатки в общежитии в Сэтагае я переехал в аналогичную в Сэндае.
В тот день дождь шел с самого утра. Мы, тем не менее, вскапывали мотыгами предполагаемый участок постройки теннисного корта по заказу администрации города Сукагава.
Вечером, когда я вернулся в общежитие, мне позвонили. «Господин Мори, звонила ваша жена и сообщила, что ваш сын скончался».
Я подумал, что это какая-то ошибка – Сэцуко всего несколько дней назад по телефону рассказывала мне, что Коити успешно сдал государственный экзамен по специальности, и я позвонил домой. Оказалось, Коити нашли в его съемной квартире – он как будто бы умер во сне, но у полиции возникли сомнения в естественном характере смерти, так что тело забрали на судебно-медицинскую экспертизу.
Шел дождь.
Муж Ёко – из Сэндая, поэтому сначала он заехал в Ясаву за Сэцуко, а затем отправился за мной в Сукагаву.
Дождь все лил.
Не помню, разговаривали ли мы о чем-то в машине.
В Токио мы прибыли утром.
Дождь не прекращался.
В морге мы увидели обнаженное тело Коити, накрытое белой тканью. Нам объяснили, что эксперты настаивают на проведении вскрытия.
Когда мы вышли из здания полиции, дождь продолжал идти.
Мы с Сэцуко отправились в квартиру, где Коити прожил последние три года. До утра мы просидели на футоне, на котором нашли мертвым нашего сына.
Не помню, разговаривали ли мы о чем-то.
Когда следующим утром мы покинули квартиру, шел дождь.
На этот раз в морге тело Коити одели в юката и положили в гроб. Все заботы по его похоронам взял на себя муж Ёко, остановившийся в рёкане недалеко от полицейского участка.
«Смерть наступила в результате болезни или вследствие естественных причин» – так значилось в самом конце заключения, переданного нам судмедэкспертом. Сверху же были написаны фамилия, имя и дата рождения нашего сына.
Мори Коити, родился двадцать третьего февраля тридцать пятого года Сёва… Вдруг в моей памяти воскрес голос радиоведущего, который двадцать один год назад радостно возвестил:
Ее Высочество принцесса, супруга наследного принца, сегодня в шестнадцать часов пятнадцать минут родила мальчика в больнице Императорского дворца. Принцесса и ее сын чувствуют себя хорошо.
Гроб с телом Коити мы поставили в той самой комнате, где он когда-то родился.
Двумя руками я снял белую ткань, прикрывавшую его лицо.
Впервые с тех пор, как сын был еще совсем маленьким, я как следует рассмотрел его.
Как и тогда, я присел у его изголовья, так же склонился вперед…
Несмотря на проведенное вскрытие, на лице сына не было ни царапинки.
Я всмотрелся в него.
Брови, выгнутые полукругом, точно пролет арочного моста, широкий приплюснутый нос, пухлые губы… Он был похож на меня.
С момента рождения Коити я все время был на заработках. Мы с ним слишком редко появлялись где-нибудь вместе, чтобы кто-то отметил наше сходство. Совместных фотографий с сыном у меня тоже не было, так что сравнить нас я не мог.
Интересно, а сам Коити это замечал?
Говорила ли когда-нибудь ему об этом Сэцуко?
Вот Ёко – точная копия своей матери. Обсуждали ли они с братом хоть раз, кто из них больше похож на мать, а кто – на отца?
Вообще-то я понятия не имел, о чем именно говорили в моей семье все эти двадцать с лишним лет – меня рядом с ними не было.
За это время мои младшие братья и сестры обзавелись собственными семьями, их дети закончили младшую школу, потом среднюю и старшую, Ёко вышла замуж, Коити переехал в Токио, так что дома оставались только Сэцуко да мои пожилые родители. И тем не менее все это время именно я продолжал обеспечивать каждого из них – заработанное мной шло на оплату колледжа Коити и его жизни в столице, а также на пропитание семье.
С двенадцати лет я жил подобным
