Двоюродная жизнь - Денис Викторович Драгунский
А потом приехал Коля Бахарев. Высокий, пошловато красивый, в просторном узорчатом свитере – и Мура, потом сто раз вспоминая эту ужасную новогоднюю ночь, никак не мог найти этот момент, когда Мира вот только что была с ним, и хохотала, и прижималась плечом – и вдруг она стоит у окна с Колей Бахаревым, смотрит на него снизу вверх, теми же сияющими, луной подсвеченными глазами, смотрит робко и радостно, преданно и покорно, и пальцем водит по его свитеру. Водит своим драгоценным, теплым, с ласковым ноготком пальчиком, который Мура еще два часа назад сжимал и гладил, когда они ехали в маршрутке, и тайком целовал, и облизывал, поднеся ее руку к губам, и косился на ее взгляд, сияющий в темноте, и это сияние было ему – а теперь, значит, все? Почему? За что?
Нет, он не хотел отступаться. Были танцы, был чай с тортом, и он пытался ее вернуть, обнять, хотя бы поговорить, но она выскальзывала из объятий, уклонялась от вопросов, а счастливый соперник все время то курил на крыльце, то заваливался на диван подремать – впрочем, Мура и не собирался бить ему морду, потому что он тут ни при чем, это Мира сама так решила и поступила…
Ужасное, унизительное чувство – вдруг стать неприятным, нежеланным, назойливым. И ненужная стопка наволочек и простынок на диване. Он уехал, не попрощавшись, еще затемно. А потом Мира спокойно здоровалась с ним на факультете, как будто ничего не было. Нет, не этой подлой ночи не было – а вообще ничего не было, трех месяцев встреч и провожаний, кино и театров, поцелуев в подъезде, медленного привыкания друг к другу, осторожных прикосновений, расстегиваний сначала одной пуговицы, потом двух, трех… как будто не было никогда.
– Что «разумеется»? – спросил Мура.
– Разумеется, я не имею морального права просить тебя…
Она подняла глаза и посмотрела на него так же, как тогда смотрела на рослого красавца Колю Бахарева – робко и преданно, радостно и покорно.
И с восторгом, с негодованием, с презрением, уверенный, что его никто – в том числе и он сам себя – за это не осудит, он сказал, отчетливо выговаривая каждое слово, да что там слово – каждую букву:
– Разумеется, не имеешь никакого права!
Встал, подошел к стойке, расплатился и вышел, не оглянувшись на нее.
* * *
Потом этот рыночек у метро снесли. Теперь на его месте пустое асфальтовое поле и туча голубей, которых целыми днями кормят старушки и дети. Голуби густо покрывают асфальт белыми кляксами помета – и эта маленькая площадь иногда пахнет курятником.
из подслушанного
О серьезном и развлечениях
– Вообще-то он мне нравится. Такой приятный, цветы, ресторан, но чувствую – не серьезно. Во-первых, женат. Да, женат! Так прямо сразу и заявил. Правда, про жену плетет, что все уже давно прошло, одна инерция… Врет, наверное.
– А во-вторых?
– Во-вторых, мы уже пятый раз встречаемся, и никакого разговора о серьезной перспективе. То есть я для него – просто развлечение! Я так не хочу!
– А если он сделает предложение? «Люблю тебя, развожусь, будь моей женой!» И дарит колечко. Ты этого хочешь?
– Что я, с ума сошла? Если он разведется, то квартиру точно оставит жене. По глазам вижу. Будет снимать квартирку на Коммунарке. А я чтобы бежала с ним в новую жизнь? Чтоб мне тоже разводиться? Чтоб я оставляла своего ребенка без родного отца? Нет уж, спасибо.
– Выходит, он для тебя тоже развлечение. Вот и развлекайтесь на здоровье! Тем более что он такой приятный.
– Нет. Все-таки хочется чего-то серьезного.
Всякому овощу – свой фрукт
Услышал иронично-презрительный рассказ женщины о том, как низко может уронить себя мужчина. Сюжет такой – она впервые пришла к мужчине домой, пока его жены нет дома (то ли на даче, то ли в командировке). После секса она наблюдала, как ее любовник тщательно ликвидировал все следы греха: натягивал простынку, взбивал подушку, прилежно осматривал всю постель, не остался ли чужой волосок, ниточка, капелька, а после того, как она приняла душ, чуть ли не пальцами лез в сток ванны, чтобы там случайно не застрял ее волос. Очевидно, жена приезжала сегодня вечером…
Вот рассказчица и говорит, что этот мужчина уронил себя в ее глазах ну просто ниже плинтуса и вряд ли она с ним еще хоть раз встретится.
Не вдаваясь в споры о том, насколько весь рассказ вообще правдив (он выглядит чуть фельетонно, но жизнь преподносит еще и не такое), хочу сказать: да, этот мужчина вызывает брезгливый смех, что верно, то верно. Он действительно себя уронил.
Ну а женщина, которая пошла к нему домой, пока жена на даче, и легла в постель его жены, – она сильно себя подняла?
Думаю, они стоят друг друга.
И маленький постскриптум.
Одна умная женщина, которой я на днях пересказал эту историю, сказала: «Увы, дело опять же в пресловутой маскулинности нашей культуры. В такой культуре принято, что в сексе, а тем более в адюльтере, за честь и порядочность отвечает мужчина, а женщина – это влюбленная милая баловница, и все».
НЕТ НИЧЕГО СТРАШНЕЕ ИДЕАЛА
Услышал страшную и поучительную историю.
Одна женщина очень любила мужчину, и он ее тоже. Потом они расстались. Но лет через пять снова встретились. И любовь вдруг снова вспыхнула в их сердцах. Они пошли к ней домой (она была разведена, и квартира у нее была отдельная). Там она пошла в ванную, чтобы раздеться, сполоснуться и выйти к нему в халате.
Но, раздеваясь, она вдруг увидела страшное: носочки – резинки носочков, точнее – оставили красные следы, круги на ее лодыжках.
И она не стала выходить из ванной.
Он подождал минут пять или десять, а потом постучал тихонько. Она не откликнулась. Замерла. Позвал. Она не отвечала. Только тихонько журчала вода. Так повторилось еще раза два.
Наверное, он решил, что она там умерла. И со страху, быстро, но на цыпочках ушел из квартиры: он испугался, что придется вызвать скорую, потом приедет и милиция, и его начнут подозревать…
Когда она услышала, что дверь хлопнула, она подождала еще минуты три, тихо накинула халат и вышла из ванной.
Опять одинокая, но избавленная от такого позора.
Вдруг она посмотрела на свои ноги и увидела, что красные круги совсем побледнели. На левой ноге еще
