Сны за полночь - Ольга Васильевна Ярмакова
Она уже собиралась воскликнуть «Нет! Я вас люблю также и безумно скучаю без вас, любимые мои!», как вслед за любимым голосом летел шелест другого, ворчливого и недружелюбного говора:
– Вот ведь эгоистка такая! Сколько мы с матерью тебя воспитывали, сколько талдычили тебе с малолетства, а результат то один – только о себе думаешь! Такая же стерва, как твоя мамаша, та ещё сучка была. Хоть одно дело хорошее сделала за всю жизнь – вовремя ушла в мир иной. Но и тут эта сучка меня донимает! А ты? Почему ещё стоишь, как истукан? Думаешь, что мы тут вечно тебя опекать должны и ждать твоего конца? Дура!
Женщина нервно поёжилась, этот мужской голос вызвал иную боль в памяти, нежели предыдущие голоса.
– Жанна, дочка, не слушай старого пердуна, мало ли что этот говнюк, говорит, – встал на защиту женщины заботливый и отважный женский голос. – Ты выросла настоящей умницей и стала заботливой женой и матерью. И ты никогда не была трусихой, дорогая. Я верю в тебя, у тебя получится. Смелее! Это не страшно.
– Уважаемая, поторопитесь, время мёртвых на исходе, как и ваше, – вторил женскому голосу бесцветный мужской.
Растирая соль слёз по раскрасневшемуся лицу, в смеси противоречивых чувств, она скинула шапку и, позволив злому ветру растрепать волосы, перебралась за ограждение. Короткий бросок взгляда назад – фонарь заговорщицки моргнул жёлтым оком и погас, дав теням приблизиться к поручню. Голоса молчали, но она чувствовала их настойчивый призыв.
Она прыгнула. И вода поглотила её, недовольно рыгнув и тут же сомкнувшись над головой женщины, начисто стирая её жизнь и занося в список тех, кто провожал на мосту. Ветер, довольный результатом, тут же ослабил хватку, засыпая и сберегая жестокость до будущей ночи.
***
Кажется, это уже было. Чувство дежавю настойчивым молоточком стучало в ней. Угрюмый Мост в середине ночи, фонари с шапками огня и тени за ободком света, в котором она стояла. Настойчивость шёпота поражала женщину – слова, льющиеся из мрака в разнообразной яркости эмоций, слишком хорошо были знакомы.
Ветер, с остервенением бивший в лицо и морозивший пальцы рук; река, что торопливой дугой неслась под мостом – всё слишком было памятным. И эта память, как назойливая чесотка, зудела и взывала к ней – вспомни! это важно, вспомни!
Гомон бестелесных голосов наперебой уговаривал, увещевал, требовал, приказывал, а она не слушала их. Вернее, слушала, но как бы сквозь, пытаясь понять бой молоточка внутри себя.
– Прыгай! Давай, ступай! Сделай шаг! Мы ждём. Мы все тебя ждём!
Но что-то внутри неё переключилось за пределы этого дикого гула, её тонкий слух вырвался за пределы моста и тут молоточек тревоги забил в такой мощный набат, что женщина накрыла уши ладонями, силясь заглушить какофонию звуков.
– Давай! Давай! Давай! Прыгай! Прыгай! Прыгай!
Голоса вплелись в грозный набат, и она закричала, оглушённая болью в ушах.
– Не-е-ет! Не-е-ет!
Она опустилась на колени, свет фонаря начал предательски вздрагивать. Голоса усилились, перейдя в наивысший пик зловещего завывания. Больше в них не было любви и нежности, высокомерия и грубости. С них сорвалась маска, обнажив истинную сущность природы теней.
– Прыгай! Прыгай! Прыгай!
– Нет! Прошу! Я не хочу! Прекратите! – Слёзы застилали глаза, голова готова была взорваться от нестерпимого ора. Даже река и ветер объединив усилия и словно сговорившись, взревели, усиливая и без того шумный поток голосов за спиной.
– Прекратите! Прошу! Я не хочу! Я не хочу!
Женщина выкрикивала слова в пустоту вновь и вновь. Она осмелилась обернуться и посмотреть в тень фонаря, который явно готовился к преждевременному сну. Если он погаснет, думала она, если только свет его померкнет, то тьма раздавит её. Потому что сегодня тьма имела Голос.
Но что-то нарушило планы ночи. Голоса вмиг смолкли и настороженно ожидали вблизи женщины. Ветер сник, растеряв злобную ярость, а река гнусаво загундела, ворча, но не осмеливаясь более поднимать голос быстрых вод. А затем женщина разглядела не спеша приближавшийся к ней силуэт, идущий с левого конца моста.
Человек из плоти и крови брёл по мостовой, ныряя по очереди в световые поля фонарей. Она была не одна. Эта мысль придала ей силы, и она встала на ноги, опершись поясницей в поручень.
Фигура приблизилась и остановила свой ход у кромки её света, будто ожидая приглашения.
– Доброй ночи, – произнёс мужской голос с теплотой, как ей показалось.
Она промолчала, не веря глазам и всё ещё пребывая в отупелом состоянии от оглушившей после шума тишины.
– Доброй ночи, Жанна, – мягко повторил голос, показавшийся знакомым из далёкого прошлого. – Не бойся, твоя ночь окончилась.
– Кто вы? – спросила женщина, убирая руки от наполненных болью ушей.
Человек сделал короткий шажок и вошёл в свет круга. Молодой мужчина в кожаной куртке с непокрытой головой, которую венчал тёмный ёж коротких волос; в вельветовых брюках цвета воды под мостом и ботинках на толстой подошве прямо стоял перед женщиной и неотрывно смотрел на неё.
– Кто вы? – Она всматривалась в его непроницаемо чёрные глаза, силясь понять, реален ли он или это розыгрыш теней, их коварный ход.
– Так ли это важно? – проговорил он, чуть щурясь от прямого света.
– Для меня важно, – ответила женщина, разглядывая правильные, классические черты лица незнакомца, делавшие его обольстительно красивым даже с небрежным наростом тёмной щетины.
– Важно было, когда ты минуту назад думала о смерти и стремилась к ней, – невозмутимо, спокойно ответил незнакомец, нисколько не смущаясь от откровенного разглядывания. – А теперь всё позади.
– С чего вы взяли, будто бы я…?
– А разве было не так?
Женщина смутилась и не знала, что сказать в ответ. В черноте глаз незнакомца светилась вся её жизнь. Будто он всегда знал о ней всё.
– Кто вы?
– Ах, Жанна, Жанна, – приятная полуулыбка смягчила его лицо, придав ещё больше привлекательности. Женщина уже откровенно любовалась незнакомым собеседником вровень стоявшим напротив неё. – Ты всегда была любопытной девчонкой.
– Мы разве знакомы? – растерялась женщина под взглядом глаз, в которых промелькнуло озорство.
– А ты как думаешь?
– Но я вас вижу впервые, – сказала она, ещё внимательнее изучая черты лица незнакомца.
– Разве? Ах, да, ты же забыла, – отозвался его медовый голос, такой знакомый, что её ошпарило от ужаса. Голос принадлежал прошлому, далёкому и забытому специально.
– Не может быть! – воскликнула она, зажимая рот ладонью.
– Всё не так безнадёжно, не так ли? Память всегда возвращается, – улыбнулся мужчина с теплотой, знакомой ей когда-то
